Твой маленький далек

— Оно меня испачкало, — всем телом чувствую грязные следы, оставленные на скафандре. — Оно грязное!

— Не оно, а он, — поправляет Ривер Сонг. — Это мальчик. Брось истерить, ТМД, — и поворачивается к Доктору. — Мы не можем бросить малыша здесь.

— Ты что, об этом и речи нет! — возмущается Доктор, перемежая каждое слово умильным гульканьем и ути-пуськами. И чего всем низшим расам рвёт крышу при виде детёнышей? — Оставить сына Вики на этих пустошах — да ни за что. Придётся взять его с собой.

Мальчишка тем временем понимает, что просто брыкаясь, не вывернется и не дотянется до меня (чего ему, очевидно, хочется), и вцепляется острыми зубами в руку моего врага. Тот с воплем едва не роняет маленького паршивца — пустячок, а приятно.

Ривер критически смотрит на эту борьбу терроркона с урвакрилом.

— Ты же не собираешься тащить его на Свалку?!

— Я псих, но не настолько. Наймём ему… уй-ё… няню.

— У тебя есть няня на примете?

— Да, Мэри Поппинс, — отвечает Доктор. У Ривер становится очень странное выражение лица — ироничная полуулыбка и недоверчиво приподнятая бровь. Наверное, это была какая-то шутка, высокоинтеллектуальный юмор которой я не уловила. — Айда на ТАРДИС. Нам надо заглянуть в XXI век.

Мальчишка наконец выворачивается, шибанув Доктора пяткой в подбородок. Само собой, тут же шлёпается на землю, но без слёз вскакивает на ноги и прёт на меня уверенно, как танк. Я ненавижу ювенильных особей! Они опасны! Они не знают страха и ломают всё, до чего дотянулись! А этот ещё и лазить умеет, даром что ростом чуть выше пробирки! Хорошо, когда удаётся их сразу напугать, тогда они держатся в сторонке. Но это порождение древнего воина простым «бу» не остановишь. Инстинкт выстрела силён настолько, что у меня бластер дёргается. А паршивец даже не понимает, чем ему это грозит. О-о-о! Не в силах терпеть провокацию, поднимаюсь в воздух, чтобы создать между ним и собой максимально недосягаемое пространство. И тут же снизу доносится обиженный рёв.

— Что, — весело спрашивает Сонг, наклоняясь к мальчишке, — не дали игрушку? Улетела игрушка?

Что-о?!

— Я — не игрушка.

— Вот, видишь, игрушка говорит, что она не игрушка. Пойдём, пойдём. Я тебе получше штуку покажу, тебе понравится.

Подхватив выкабенивающегося детёныша на руки, она тащит его к ТАРДИС. Во, точно, пусть займёт его консолью! Там есть что покрутить и отвертеть. Пофигу, лишь бы ко мне не лез и не провоцировал на выстрел! Я столько вытерпела на ТАРДИС, но это уже перебор.

Потирающий челюсть, но почему-то очень довольный Доктор двигает следом. Надо жать за ними, пока они без меня не улетели. Спускаюсь до уровня земли и вдвигаюсь в двери аккурат под фразу:

— Ой, чего это с ним?

— М-да, минус прошлого, отсутствие нормальных подгузников, — профессор держит малыша под мышки, у того с пятки что-то капает, а на полу — лужа. Фу-у! — Хорошо, что он в одной рубашонке, стирать меньше придётся.

Доктор выглядит несколько растерянным.

— Да, да, точно, — он хлопает себя по лбу. — Вот что, Ривер, тащи его мыть, а я тут уберу.

Гордо объезжаю лужу. Ну вот зачем забрали эту ювенильную особь из естественной среды обитания, только лишняя мозговая боль с ней. Доктор крутится вокруг «аварии»:

— Уже забыл, как это делается, — он хватает себя за лоб то одной, то другой рукой. — Это же было так давно!.. Так, тряпка, тряпка…

Меня раздражают эти мельтешение и суета. Разворачиваюсь, переключаю пушку на ультразвук, дистанционно собираю жидкость в шар и вышвыриваю через приоткрытые двери. Цежу в микрофон:

— Так устроит?

Доктор резко останавливается в расщеперенной позе. Потом выпрямляется, поправляет бабочку, одёргивает пиджак и с достоинством кивает:

— Да, вполне.

Отворачиваюсь и еду дальше, к плите и яичнице. Пора кушать цезий. Сзади доносится:

— Эм-м… Спасибо.

Двуногие. Сами плодят себе проблемы, а мне за ними разгребай. Терпеть не могу, так бы и уничтожила, а начала бы с маленькой мерзости, которая сейчас визжит из ванной на всю ТАРДИС. Из коридора, находящегося в зоне недоступности, высовывается мокрая с ног до головы, оглушённая и ошарашенная Сонг:

— Муж… Эй, я не очень умею с маленькими. Он не даётся!

— Ну конечно, он же впервые видит душ, — сияющий, как твэл в луже, Доктор несётся на подмогу. Отвратительно. Как хорошо, что у нас нет никаких родительских инстинктов, превращающих мозги в тупой студень.

— ТМД, — стонет профессор, — поищи в гардеробной, вдруг найдёшь что-нибудь детское?

— У меня нет доступа.

— Есть, я тебе сделала.

С ума сошли от родительских чувств, даже поесть не дают. Кажется, гардеробная напротив кухни? Ага, вот этот ящик. Открыть. Разобрать, что там валяется. Угу, класс. Бездонный ящик, внутри тоже больше, чем снаружи. Причём не так, как ТАРДИС, а по принципу неубывайки — вытаскиваешь, вытаскиваешь, а там не кончается и не кончается. Наконец, подбираю нечто маленького размера и волоку в сторону ванной под вылетающие мыльные пузыри и восторги Доктора:

— Да ты такой же светленький, как твоя мама!

— Мямя? — тут же эхом отзывается детский голос.

— Да. У тебя замечательная мама. Мы с ней когда-то здорово приключались. Кстати, она тоже совсем не боялась далеков. Помню, даже как-то автостопом на их машине времени подъезжала. Ты явно в неё.

Ну и ну, это меня заставляет споткнуться. Генетическая устойчивость к страху перед моим народом? Это надо изучить! О, лабораторию мне, лабораторию, и туда мальчишку с его мамашкой!

— Ты о чём это задумалась, ТМД? — вдруг понимаю, что передо мной уже стоит Сонг и пытается вытянуть из манипулятора детскую одежду. Отдаю ей комбинезон с ботинками и говорю:

— Доктор только что сказал о наследственной устойчивости к страху перед далеками? Люди изобрели генную модификацию, купирующую естественный страх?

Ривер секунду смотрит на меня вытаращенными глазами, и вдруг складывается пополам в приступе гомерического хохота. С чего это?

— Я не понимаю, — я действительно не понимаю, чем вызвала столь бурную реакцию. — Объясни? Объясни-и?!

— Тэээ-эммм-дээээ, — стонет она сквозь смех. — Это просто так говорится. Мальчик не знает, что тебя надо бояться, вот и всё. Ты ему вообще нравишься. А Доктор шутит. Нельзя же всё так буквально воспринимать.

— Поправка принята, — разворачиваюсь и еду к своей плите и яичнице. Вокруг творится лайт-версия Изолятора: профессор продолжает угорать, Доктор требовательно орёт, что ему надо полотенце и одежду для ребёнка, а ювенильная особь ещё более требовательно зовёт маму, рыдая на всю ТАРДИС. Похоже, кому-то так и не удалось её заболтать. Мальчишка горланит даже тогда, когда его, одетого и причёсанного, наконец вытаскивают из ванной в консольную. Валится на пол и истерически сучит ногами: подавай ему родителей, и всё тут.

— Надо лететь, — такой же мокрый, как Сонг, Доктор отирает лоб и бросается к консоли. — Клара — профессиональная няня, пусть с ним посидит, пока мы вытащим Вики.

Ривер пытается взять мальчишку, на что он заходится ещё пуще и принимается рваться из её рук, не слушая никаких уговоров. У меня уже слуховые рецепторы закладывает! Бросаю к чёрной дыре всю свою готовку и поднимаюсь наверх.

— Ювенильный планктон, немедленно заткнись, а не то УНИЧТОЖУ, — рычу в микрофон во всю силу лёгких. Малец действительно затыкается, но явно не от страха. — Профессор, оставьте его, пусть делает, что хочет, только не перегружает мне слух.

Ребёнок выкручивается из рук Сонг и на четвереньках двигает ко мне, благо, я совсем рядом. Встаёт и, едва дотягиваясь, принимается лапать пушку.

— Доктор, я постою здесь с ним, только перенеси нас наконец к этой своей Кларе! — ненавижу ювенильных особей! А дрянь гулит:

— А-бу?

— Что ему нужно? — цежу, глядя на попытки оторвать моё оружие.

— Похоже, ему интересно, что ты такое, — Ривер, сидя на полу, принимается поправлять влажные кудри. Определённо, стиль неукротимой кометы в кожаных штанах идёт ей больше, чем костюм викторианской дамы. — Малыш, это — далек. Самое опасное чудовище во всей Вселенной.