Страница 1 из 4
Вадим Храппа
Фонтан сирены
Фонтан сирены
Городок наш, хоть и знаменит в мире давно прошедшими событиями, но до сих пор остается маленьким и тесным, где все друг другу хорошо знакомы. Достаточно сказать, что дети городка ходят в единственную школу, где некогда учились и их родители, и многие поколения людей, живших прежде времён, о которых пойдёт речь. Эта школа, чьи гранитные колонны в гулких коридорах, согласно местному преданию, помнили солдат императора Наполеона, а чердак под крышей из разноцветной глазурованной черепицы с медной сиреной на флюгере полон таинственных шорохов и шёпотов, конечно достойна того, чтоб о ней тоже сложили рассказ, но не здесь. Хотя началось всё в этой самой школе, увенчанной одним из трех флюгеров с изображением сирены – символа города.
Итак.
В нашем городке, через который протекает неширокая извилистая река, впадающая ниже по течению в морской залив, жила, да и сейчас живёт и здравствует с мамой и папой в доме, прислонившемся к башне древних городских ворот, некая девочка, которую мы станем звать Катей. В один прекрасный осенний день, когда листья лип вдоль дорог светятся на солнце золотыми монетами, в доме Кати раздался телефонный звонок и её маму вежливо пригласили в школу побеседовать. Мама насторожилась, но не стала паниковать. До сих пор Катя слыла разумной девочкой и вполне усердной ученицей. Так что повода для переживаний у мамы, как ей казалось, не было.
Однако на другой день её настроение очень изменилось. В ходе беседы с учителями Кати выяснилось, что у той появился перечень совершенно неприемлемых для ученика средней школы качеств. Например, мечтательность. Оказалось, Катя стала слишком часто затуманенным взглядом разглядывать крыши города за окном класса, вместо того, чтобы внимательно ловить и запоминать каждое слово преподавателя. На вопросы отвечает невпопад… А, кроме того, она начала спорить! Разумеется, против того, что биссектриса делит углы пополам, Кате трудно возразить. С тем, что белые медведи живут на севере, а слоны – на юге, она тоже соглашается. Но теория эволюции Дарвина вызывает у неё сомнения. А учитель краеведения Светлана Павловна вообще не знает, что делать с этим ребёнком?
– Представляете, – сказала Светлана Павловна. – Ваша Катя утверждает, что в нашей школе никогда не бывали солдаты императора Наполеона! Профессор краеведения Пальцев в своем учебнике для средних и старших классов приводит убедительные доказательства в пользу солдат Наполеона, а наша Катя с ним не согласна!
– Право же, – добавила Светлана Павловна. – Это не совсем нормально.
И уж совсем ненормально было то, что Катя как-то умудрилась прогулять несколько уроков! Тех самых, краеведческих.
– С этим уже надо что-то делать. Предпринимать шаги, – сказала напоследок Светлана Павловна маме.
– Господи! – выговаривала мама Кате по пути домой. – И дались тебе эти наполеоновские солдаты!
Но аллея к дому была заросшей старыми красными буками, и в их позеленевшей к осени листве, сновали, собирая орешки, белки. Кате они были много любопытнее отношений Светланы Павловны с Наполеоном.
– Ох, Катя… – заметив её интерес к белкам, вздохнула мама. – Всё-таки с тобой что-то надо делать…
Вечером вмешался папа.
– Эта Светлана Павловна некогда преподавала у нас Обществоведение, – заявил он, рассевшись на диване после ужина. – И я хорошо помню, что некоторые из её постулатов уже тогда казались мне противоречащими здравому смыслу.
Поужинав, папа Кати обычно говорил витиевато.
– Вполне возможно, что солдаты Наполеона и не переступали порога нашей школы, – продолжил он, косясь одним глазом в телевизор. – Но это не повод прогуливать уроки. И, кстати, Катя, с каких это пор у тебя появились друзья детсадовского возраста? Я давеча на Мельничной улице видел нашу дочь во главе компании карапузов. Вообразите моё удивление!
Катя потупилась и промолчала, что заставило папу оторваться от телевизора и повернуть к ней голову.
Катя покраснела. Потом тихо произнесла:
– Это были не дети.
– А кто же? – изумился папа.
– Я не могу сказать… – почти прошептала Катя.
– Та-а-ак… – протянул папа, поворачиваясь к ней на диване всем телом. – У нашей дочери появились какие-то тайны.
В дверях кухни показалась мама.
– Это что ещё за новости? – спросила она.
– Ничего не понимаю, – сказал папа. – Я своими глазами видел, как моя дочь Катерина с карапузами шла в направлении моста через реку, и, похоже, в то самое время, когда должна была бы сидеть на уроке краеведения, а она это отрицает. Что бы это значило?
– Я не отрицаю, – сказала Катя. – Я просто сказала, что это были не дети.
– А кто же? Карлики? Цирковых афиш я в нашем городе не видел.
И тут Катя заплакала, а папа сразу потерял интерес к выяснению обстоятельств дела.
– Ну, ладно… Ладно, – сказал он. – Карлики, карапузы, лилипуты… Бог с ними! Шла бы ты спать, дочка. Завтра разберёмся. Или не завтра, позже как-нибудь. Потом…
Катя ушла к себе в комнату на мансарду.
Складывая на табуретку одежду, она слышала, как мама выговаривала папе:
– Вот так всегда – стоит ей пустить слезу, и ты тут же расслабляешься.
Папа, гудя низким голосом, что-то отвечал ей. А потом голоса стали и вовсе плохо различимы – родители перебрались на кухню.
Катя, засыпая, подумала о том, что попала в неловкую ситуацию, и надо бы решить, как из неё выбираться? Но сон сморил её раньше, чем она смогла что-то придумать.
И ей приснился фонтан на центральной городской площади. Не тот, где посредине в нелепых позах устроились бетонные дети – мальчик и девочка – с отбитыми носами и платками, повязанными на шеях. Однажды весной Катя видела, как две старухи красили этих детей белой краской, а их платки – красной. Позже пустили воду, краска потекла, и дети стали выглядеть совсем уж жалкими. Но Кате приснился фонтан таким, как он был раньше, очень давно, каким его не видели даже папа с мамой. Во времена, когда площадь еще называлась Ярмарочной. Тогда на бортике фонтана сидели семь изумрудно-зеленых лягушек, которые направляли по семь струй воды из своих широких ртов на беломраморную речную сирену – символ города, возвышавшийся посреди фонтана. Увенчанная короной, сирена улыбалась из-под радуги молодому усатому продавцу марципанов. А неподалёку большой чёрный медведь, которого придерживал на цепи цыган в цветастой рубахе, показывал детям фокусы, жонглируя деревянными обручами.
Мама Кати работала бухгалтером на фабрике по изготовлению лампочек и всякого светящегося и электрического. И проводила там все рабочие дни с утра и до вечера. Но папа был человеком относительно свободной профессии – музыкантом и сочинял песни. Правда, известно – в наше время песнями не заработаешь на жизнь. Особенно в таком маленьком городке, как их. Поэтому папа Кати в одном из подвалов старых домов завёл себе студию, где записывал на компакт-диски чужое пение. Иногда, раза три или четыре в месяц он ездил в большой столичный город, что раскорячился своими стеклянными зданиями-коробками у самого моря, и там вкупе с другими безработными музыкантами выступал в клубах. И всё же, несмотря на такую его обширную занятость, он не был прикован к рабочему месту, как мама, и мог свободно расхаживать по городу в любое время.
Через пару дней после памятного разговора, идёт как-то папа прогулочным шагом по набережной реки в раздумьях над новой песней, и вдруг видит Катю. Да не одну, а с каким-то маленьким мальчиком. И хоть видел он их со спины, но свою дочь каждый папа способен разглядеть. А вот мальчика папе распознать не удалось. Вдобавок ко всему, время было как раз такое, когда Кате полагалось сидеть за партой и выслушивать учителей. Даже тех, которые привыкли говорить глупости. Так что папа совершенно отвлёкся от творческих замыслов и попробовал нагнать детей, что б выяснить, чем они занимаются на улицах города в разгар учебного дня? Но не тут-то было! Катя с приятелем так торопились, что папе догоняя их, впору было перейти на бег, что показалось ему не совсем приличным.