Разведчики

— Во время похода чинить будем? — недовольно пробасил он. — Бросим врагов бить и починкой займемся? Там, сами знаете, чиниться некогда.

Закончив осмотр, Синюхин присел на нары. Некоторое время наблюдал, как товарищи готовились в поход, потом достал из нагрудного кармана гимнастерки письмо старшего сына, бережно разгладил его. В некоторых местах буквы еле заметны, но Синюхин хорошо знал содержание письма. Он только смотрел, не отрываясь, на этот листок, доставлявший столько радости и какой-то глубокой, особенной грусти. Сын писал о работе в колхозе, о школе, о силках, о рябчиках, которые не хотят ловиться, о матери: «Как и дома, работает в колхозе, бригадиром…»

«Помощник растет, — думал Синюхин, — уже матери помогает, за хозяина… Взять бы Зину, детишек на руки, всех вместе… повидать бы их скорее».

Невидящими глазами он продолжал смотреть на смятый листок.

— Теперь скоро домой, Иван Титыч, — подошел к нему Чаркин. — Крепко мы стали их бить.

Синюхин спрятал письмо и, ничего не ответив, вышел из землянки.

— Не к добру, товарищ старшина, затосковал наш ручпулеметчик, — обратился Зубиков к Чаркину. — Говорят, если раненый во сне или в бреду дома себя видит…

— Черт! Типун тебе на язык! — рассердился старшина. — И когда ты, Зубиков, поумнеешь? Бабьи поверья повторяешь, только воду мутишь!

Зубиков обиделся:

— Дак ведь не ему же я говорю.

— Чтоб над тобой не смеялись, — все так же сердито сказал Чаркин, — никому ерунды не говори…

Глава 12

ПОХОД СИНЮХИНА

Медленно, крупными хлопьями падал снег. Лес притих. Деревья, словно одетые, в белые меха, казалось, настороженно прислушивались к грохоту и гулу многодневных боев. Вот уже больше недели немецко-финские войска пытаются прорваться к станции Лоухи, но ближе, чем на сорок километров, им так и не удалось подойти к железной дороге. Дальнейший путь был прегражден частями Красной Армии, и яростные попытки немецко-фашистских войск прорвать в этом месте фронт терпели крах. С прибытием свежей фашистской дивизии войск «СС» — «Норд», особенно известной грабежами, насилиями и убийствами, наступление возобновилось. Командование оккупантов возлагало на эту дивизию большие надежды.

В густом лесу, на пригорке, опоясанный окопами, блиндажами и дзотами, находился командный пункт советского полка. Впереди до самой проселочной дороги расстилалась двухсотметровая поляна. По обе ее стороны тянулись укрепления.

В дзоте, где расположился КП полка, обстановка, как и во всех фронтовых землянках: нары, грубо сколоченный стол и скамьи, телефоны, оружие. Маленькие, врытые в землю окна-бойницы — как глубоко запавшие глаза. Снаружи они прикрыты, словно лохматыми бровями, густым кустарником.

Командир пехотного полка Павлов, державший здесь оборону, нервничал — обстрел все усиливался.

— Вчера слабее били, — заметил стоявший рядом адъютант, — должно быть, прибыло подкрепление.

— Ничего, оборона у нас хорошая.

— Товарищ полковник, вызывает седьмой, — доложил телефонист.

Павлов взял трубку:

— Пятьсот-шестьсот? Густыми цепями? Да… Пулеметный огонь с короткой дистанции. Резерва не трогать… Да, да… Сейчас буду там, — он положил трубку на аппарат. — Сегодня что-то рано начали… — Павлов обернулся к телефонисту: — Связь держите с КП-два, я буду там.

Унылая снежная равнина, кое-где торчат хилые сосенки. Летом заболоченное, трудно проходимое место, сейчас мороз сделал местность твердой, гладкой. Идти легко, ветер попутный. К ночи пограничники прошли большое озеро, повернули на запад. Вот уже и занятая врагом территория…

Политрук Иванов со своей основной группой впереди. За ним старшина Чаркин. Последним старший сержант Синюхин.

Кончались первые сутки похода. Наступал вечер. В молчании разведчики остановились в густом сосновом бору. Перекусили, стараясь ни одним звуком не нарушить тишины.

Километрах в пяти от переднего края противника разведчики разошлись тремя группами.

Синюхин со своими бойцами должен был пересечь дорогу и сделать засаду, чтобы, не доходя до вражеских укреплений, достать «языка». Шли перелесками, густыми кустарниками, почти рядом с дорогой. Не раз слышали гул автомашин, негромкий говор солдат. Путь пролегал по таким густым зарослям, что заметить пограничников с дороги было очень трудно.

С пулеметом на плече Синюхин шел метрах в тридцати от головного дозора. Рядом с ним Зубиков, братья Инари — Армас и Эйно, за ними остальные бойцы.

Зубиков полуобернулся, обвел всех глазами и внезапно остановился:

— Тринадцать! — еле слышно прошептал он.

— Что?! — тревожно спросил Синюхин.

— Чертова дюжина! Тринадцать нас — несчастливое число.

— Чертова ты кукла! — рассердился Синюхин. — Нашел время для шуток. Сейчас надо в бойцов бодрость, уверенность вселять, а он — «несчастливое число».

Вышли на поляну. Темнота скрадывала ее размеры, но всем хотелось побыстрее миновать открытое место. Несмотря на усталость, ускорили шаг. Вот и опушка. Ночь облачная, на небе ни звездочки, но от снега было светло, и это беспокоило Синюхина. Почти у самого леса головной дозор вдруг сообщил: «Впереди неприятель!» И почти сейчас же мимо пограничников прошли в маскхалатах финские солдаты. Обходя деревья, под которыми остановилась группа Синюхина, прошло еще одно подразделение, примкнуло к первому и, соблюдая небольшой интервал, последовало за ним.

Сначала Синюхин растерялся. Все это походило на кошмарный сон: мимо пограничников то с одной, то с другой стороны в полном молчании проходил враг, не обращая на них никакого внимания, как будто они были невидимы.

— Вот так уха! — еле слышно прошептал Зубиков и получил от соседа предостерегающий толчок.

«Они нас принимают за свое подразделение… Армас и Эйно Инари — финны», — мелькали у Синюхина мысли. — Армас, ко мне, — подал он шепотом команду. Приказание пошло от бойца к бойцу.

Перед Иваном Титовичем остановился рослый широкоплечий пограничник, но в сравнении с Синюхиным он выглядел подростком.

— Командир — ты, поведешь нас за финнами, — дыша в ухо Армаса, приказал Синюхин. — Подашь одну-две финские команды, брат пусть передаст их шепотом по-русски.

— В нашей группе почти все знают финский язык, — напомнил Армас.

Еще идут, — Синюхин напряженно всматривался в темноту. — Пристроимся к этой колонне…

Соблюдая некоторый интервал, пограничники пошли следом за вражеской пехотой. Шагали, видя перед собой в ночном сумраке спины финских солдат. Каждый невольно спрашивал себя: что дальше?

Об этом напряженно думал и Синюхин. Если отстать и свернуть в лес — вызовешь подозрения, начнут искать. Если следовать дальше — обнаружат по прибытии на место… Нужно что-то другое… Будь здесь политрук Иванов, он посоветовал бы, как выйти из этого положения. Одно дело — решать задачу на занятиях, совершенно иное — в боевой обстановке, когда от твоей сообразительности зависит жизнь стольких людей. «Эх, зря товарищ политрук возится со мной, подготавливает в школу лейтенантов — нет у меня должной сообразительности…» — мучился Синюхин, шагая с разведчиками за колонной финских солдат.

Прошел час. Финские подразделения с марша стали занимать исходные позиции, почти, все вышли за линию передовой обороны. Из разговоров Армас понял — готовится атака.

— Товарищ старший сержант, — прошептал он Синюхину, — там впереди наши позиции. Собираются атаковать…

— Какой части? — негромко, но властно спросил подошедший полковник Вестерлунд. Его раздражала «неповоротливость» этого небольшого подразделения.

— Разведчики, — спокойно ответил Армас, приложив два пальца к закрытой капюшоном маскхалата ушанке. — Имею особое задание штаба главного командования. — Щелкнув каблуками сапог и снова приложив два пальца к головному убору, он отрекомендовался: — Лейтенант Армас Инари.

— Выполняйте, — резко ответил Вестерлунд и подумал: «Наверное, этих прислал Эса Калвилайнен… Всегда мудрит…» Увидев, что разведчики все еще топчутся на месте, он пришел в ярость: