Страница 9 из 80
Глаза ее затуманились гневными слезами.
Как я и ожидал, на ее белом горле тонкий, плотно прилегающий ошейник горянской рабыни.
Подобно другим таким же ошейникам, он запирается маленьким замком на шее.
- Видишь, - сказала девушка, - я тебе не солгала.
- Твое поведение, - ответил я, - не похоже на поведение рабыни.
Она встала и попятилась, прижав руки к платью на плечах.
- И все-таки я рабыня. - Она отвернулась. - Хочешь посмотреть мое клеймо? - презрительно спросила она.
- Нет.
Итак, она рабыня.
Но на ошейнике не написано имя владельца и название города, как я ожидал. Там только номер - горянский, соответствующий по нашему счету 708.
- Можешь сделать со мной, что хочешь, - сказала девушка, повернувшись ко мне лицом. - Пока ты в этой комнате, я принадлежу тебе.
- Не понимаю, - сказал я.
- Я рабыня комнаты.
- Не понимаю, - повторил я.
- Это значит, - раздраженно сказала она, - что я заключена в этой комнате и принадлежу всякому, кто в нее входит.
- Но ведь ты можешь выйти, - возразил я.
И указал на широкий вход, в котором не было ни двери, ни решетки, и на коридор за ним.
- Нет, - с горечью сказала она, - я не могу выйти.
Я встал, миновал вход и оказался в длинном каменном коридоре, который уходил в обоих направлениях, насколько хватал глаз. Он был освещен энергетическими шарами-лампами. В коридоре, на равном, но большом - не менее пятидесяти ярдов друг от друга - расстоянии видны были многочисленных входы, точно такие же, как мой. Из одной комнаты никак нельзя было заглянуть в другую. Но ни в одном входе-портале я не видел дверей, не было даже петель.
Стоя снаружи в коридоре, я протянул девушке руку.
- Пошли, - сказал я, - опасности нет.
Она отбежала к дальней стене и прижалась к ней.
- Нет! - воскликнула она.
Я рассмеялся и зашел в комнату.
Она отодвигалась от меня в ужасе, пока не оказалась в углу.
Закричала и вцепилась в камни.
Я взял ее на руки, но она сопротивлялась, как кошка, и кричала. Я хотел убедить ее, что опасности нет, что ее страхи беспочвенны. Она исцарапала мне лицо.
Я рассердился, ударил ее, она повисла у меня на руках.
Я понес ее к входу.
- Не надо, - прошептала она полным ужаса голосом, - пожалуйста, хозяин, не надо!
Голос ее звучал так жалко, что я отказался от своего плана и отпустил ее, хотя ее страх меня раздражал.
Она упала на пол, дрожа и плача, прижалась к моим ногам.
- Не надо, хозяин, - умоляла она.
- Ну, хорошо.
- Смотри, - сказала она, указывая на вход.
Я посмотрел, но ничего не увидел, только каменные бока портала и на каждом три круглых красных купола, каждый примерно в четыре дюйма шириной.
- Они безвредны, - сказал я, потому что сам несколько раз проходил мимо. Чтобы продемонстрировать это, я снова вышел из комнаты.
Стоя снаружи, я заметил кое-что, чего не увидел раньше. Над входом был вырезан горянский номер 708. Теперь я понял значение числа на ошейнике девушки. Я вернулся в комнату.
- Видишь, они безвредны.
- Для тебя, - ответила она, - но не для меня.
- Как это?
Она отвернулась.
- Рассказывай, - строго сказал я.
Она посмотрела на меня.
- Ты приказываешь?
Я не хотел ей приказывать.
- Нет.
- Тогда я тебе не расскажу.
- Ну, хорошо, - сказал я, - приказываю.
Она негодующе, со страхом и слезами посмотрела на меня.
- Говори, рабыня, - приказал я.
Она в гневе прикусила губу.
- Повинуйся.
- Может быть, - ответила она.
Я в гневе подошел к ней и схватил за руки. Она посмотрела мне в глаза и задрожала. Увидела, что должна будет говорить. Покорно опустила голову.
- Повинуюсь, - сказала она, - хозяин.
Я отпустил ее.
Она снова отвернулась и отошла к дальней стене.
- Давным-давно, - сказала она, - когда я впервые пришла в Сардар и нашла зал царей-жрецов, я была молодой и глупой. Я считала, что цари-жрецы очень богаты, и я, с моей красотой... - она повернулась, посмотрела на меня и откинула голову... - я ведь красива, правда?
Я посмотрел на нее. Хоть лицо ее было в слезах, волосы растрепались, одежда измялась, она была прекрасна, еще прекрасней в своем расстройстве, потому что оно уничтожило холодную отчужденность, с которой она держалась вначале. Я знал, что теперь она меня боится, но не понимал, почему. Это имеет какое-то отношение к двери, она боится, что я заставлю ее выйти.
- Да, ты прекрасна.
Она горько рассмеялась.
- И вот я, - продолжала она, - вооруженная своей красотой, решила прийти в Сардар и отобрать у царей-жрецов их богатство и силу, потому что мужчины всегда хотели служить мне, давали мне все, что я хотела, а разве цари-жрецы не мужчины?
Люди приходят в Сардар по самым неожиданным причинам, но то, что рассказала Вика, казалось мне невероятным. Только избалованная, высокомерная, честолюбивая девушка могла до такого додуматься, к тому же, как она сама сказала, молодая и глупая.
- Я стала бы убарой всего Гора, - смеялась она, - у меня за спиной были бы цари-жрецы и все их богатства и несказанная сила.
Я молчал.
- Но когда я пришла в Сардар... - она вздрогнула. Губы ее шевелились, но она, казалось, не в состоянии говорить.
Я подошел к ней, положил руки ей на плечи. Она не сопротивлялась.
- Вот это, - сказала она, указывая на маленькие круглые купола по обе стороны от входа.
- Не понимаю, - ответил я.
Она высвободилась и подошла к входу. Когда до входа оставался примерно ярд, красные выпуклости засветились.
- В Сардаре, - сказала она, поворачиваясь ко мне и дрожа, - меня отвели в туннель и надели на голову отвратительный металлический шар с проводами и огоньками, а когда меня освободили, мне показали металлическую пластинку и сказали, что на ней записан мой мозг, все мои воспоминания, самые старые, самые первые - все там.
Я слушал внимательно, зная, что девушка, даже принадлежащая к высшей касте, мало что может понять из происшедшего с ней. Цари-жрецы разрешают представителям высших каст на Горе доступ только к знаниям второго уровня. Низшие касты получают только отрывочные сведения знаний первого уровня. Я полагал, что есть и третий уровень, предназначенный только для самих царей-жрецов, и рассказ девушки подтверждал мое предположение. Я сам не разобрался бы в действии машины, о которой она говорила, но ее назначение и теоретические принципы в целом мне были ясны. Она говорила о сканере мозга, который делает трехмерные микросрезы, особенно наиболее глубоких и наименее подверженных изменениям участков мозга. Получившаяся в результате пластина-запись более индивидуальна, чем отпечатки пальцев; она так же уникальна и неповторима, как ее жизнь; в сущности это и есть физическая модель ее жизни, изоморфный аналог ее прошлого, всего, что она испытала.