Страница 16 из 18
Гром грянул такой жуткий, словно на небе сердились боги. Словно ругались за любимую шаль Ишы, вывалянную в грязи. Или за честь сестры моей поруганную, за то, что отобрал невольно и нарядную дупатту у Иши дерзкий незнакомец. Или… или тот гром был предвестником большой беды?!
Ванада достал меч из ножен, усыпанных мелкими и крупными рубинами, словно кровавыми каплями, с кровавым пятном на рукояти. А, нет, с рубином, по которому запоздало сползала чья-то кровь, недавно вымочившая его. Или старая, подсохшая, но дождём отмытая. Или… старая кровь бы не смогла?
Заржал злобно чёрный-чёрный конь.
И в отблеске молнии, в бликах от света её, скользнувших по обнажённому, загнутому мечу, мне показалось, будто не зубы были у чёрного коня, а острые клыки и два, по бокам, чуть длиннее, словно у хищника.
А дерзкий воин одной рукой выпустил поводья, да цепко прижал к себе вымокшую насквозь, дрожащую от ужаса Ишу. И рукою же перехватил заодно и ножны. А левой рукою выхватил из них свой меч. Конь его было взвился на дыбы – и отчаянно заорала моя сестра, боясь свалиться – но хозяин твёрдо и, может, жестоко даже, сжал бока коня своими ступнями. И тот, звук тише, жалобно уже издав, смирился.
Напрягся конь Ванады и вдруг… скакнул. Да перескочил через двух всадников. Да через телегу и трёх моих женихов заодно. И прямо перед наглецом, задумавшим Ишу похитить, опустился.
В слепящем блеске молнии сошлись два клинка.
Я смотрела туда, век не смыкая, стараясь держаться, несмотря на яркий свет. И запоздало отличила силуэты двух всадников, яростно сражавшихся. И робко прижавшуюся к дерзкому воину Ишу, пытавшуюся отойти подальше от хищно клацавших и звеневших изогнутых мечей.
Ванада сражался спокойно, будто ослепительные вспышки молнии ему не мешали. Будто жуткие отблески света на клинках совсем не мешали ему. Будто… будто он привык жить среди ослепительного пламени или шныряющих по небу молний. А противник его зажмурился от яркого света. И с закрытыми глазами уверенно двигал мечом. Тряслась от ужаса Иша, боясь, что этот кшатрий зацепит её, не глядя.
Ванада… он был ужасающе прекрасен в этот миг! Словно какой-то дэв, отвечающий за битвы или ненастье! Или асур, который с самого рождения видел битвы и рос ради битв, и ни о чём другом не думал, кроме как о победе! Или… нет, воином-то он был определённо. Хотя и казалось, будто громовые раскаты и молнии нарочно подыгрывают ему и помогают. Почему?..
Вот он, ухмыльнувшись, приподнялся, вскочил вовсе на круп своего коня. Мы запоздало заметили, что седла на коне его не было. А он, легко удерживаясь на мокрой спине коня, под дождём, наклонился. Замер напряжённо его соперник, не услышав нового звона меча врага или не почувствовав его прикосновения. И новый раскат грома так кстати для Ванады прозвучал. А Ванада, нагнувшись и как-то удерживаясь поверх своего яростного зверя, подхватил тюрбан своего соперника концом меча за украшение, поднял.
Соперник, почувствовав, как уползает честь его мужская, глаза растерянно распахнул. И яростным светом молнии в них полыхнуло. Он взвыл от боли. А Ванада, нагнувшись, подхватил Ишу за юбку, да перехватил её под мышкой, пальцами придерживая ножны. И приземлился, оседлав опять своего коня. Конь его злобно заржал, словно над соперником насмехаясь. Хотя… может, так и было?
Распахнул обкраденный воин глаза опять, привыкая к полутьме дня, неожиданно омрачённого грозой и ненастьем. А чёрный конь как раз напрягся, оттолкнулся копытами от земли, взвился в воздух и приземлился далеко от чужих воинов. И захохотал его всадник как безумный, потрясая на кончике своего меча чужим тюрбаном.
– О, единоутробный брат червя и сын плешивой гиены, как ты посмел украсть мою женщину и мой тюрбан?! – разъярённо проревел проигравший. – Я срублю твоё естество и оставлю гнить в навозе! Я вырву твой поганый язык из твоего рта и утоплю его в канаве!
– О, благочестивый сын визгливого попугая, я возьму сам твою женщину! – ухмыльнулся Ванада.
Да как он?.. Он…
Садхир выронил ножны от своего кинжала, чтобы ухватить меня освободившейся рукой.
– Но моя сестра! Он мою сестру… – я отчаянно рвалась из его крепкой, жёсткой руки, рвалась спасти мою драгоценную и несчастную Ишу.
– О, мерзкий выродок навоза гиены, я сейчас вырежу все твои внутренности вместе с твоим гнилым сердцем! – проорал злобно проигравший, потрясая мечом. И погнал свою лошадь к Ванаде.
И спутники его, выхватывая мечи, погнались за ним.
Ванада ударил своего коня в бок пяткой – и тот, жутко заржав или… ээ… зарычав?! В общем, зверь быстро-быстро поскакал прочь. Ванада быстро спрятал меч в ножны.
– Испугался, о, муж суетливой обезьяны?! – возликовал его преследователь. – Убегаешь?!
А Ванада подхватил одною рукой Ишу и… и вдруг швырнул её, на скаку, ничуть не напрягаясь, прямо с дороги, да над обрывом, да над песчаной полосою, прямо в реку. Отчаянно верещавшая Иша пролетела длинной-длинной дугой в сторону и бултыхнулась в реку.
– Нееет!!! – отчаянно заорала я.
– Ты убил мою женщину, похотливый шакал!!! – заорал его преследователь.
Но в воду не полез, пытаясь её спасти. А вместе со своими спутниками кинулся в погоню, грозно потрясая обнажёнными мечами и яростно вопя.
Дрожа и задыхаясь от слёз, я упала на колени.
Сестра моя! О, бедная сестра моя! Драгоценный лотос моей радости, выросший в грязи моей протухшей добродетели и мрачной жизни!
Дождь внезапно закончился. И между раскатов грома отчаянно прозвенело лезвие кинжала, упавшее по колесу повозки. Садхир, выбросивший оружие, отчаянно метнулся к реке. Мохан кинулся за ним.
Поллав замер, сердито кусая губу. Потом сердито пнул колесо повозки – из-под нее взвизгнул испуганно мужской голос – и, сердито всадив свой кинжал обратно в ножны, а те заткнув за пояс, бросился вслед за братьями.
Я сидела, рыдая, коленями в луже грязи. И концы моих волос свисали, утопая в грязи.
Моя Иша! О, драгоценная луна, освежающая мои глаза и моё сердце нежным прикосновением своей улыбки. Как я буду теперь без тебя? Как?!
Из-под повозки выполз мой дядя. Как он, такой высокий и широкоплечий, так незаметно сумел притаиться там? Видно, лежал, дико скрючившись и не дыша.
– Они ушли? – Яш огляделся.
Внимательно вгляделся на дорогу, ведущую к деревне. В конец дороги, ведущей в сторону, противоположную от неё.
Сильный ветер обнажил вдруг светлое небо. И со светом солнца, и со светом яркого сочного неба, вокруг стало светло. Намного светлее. День опять заступил в свои владения. И солнце грело, застыв ровно посреди неба. Солнце сушило грязь на старых, простых дупаттах и одной роскошной, лежащих на дороге.
– Они ушли… – дядя облегчённо выдохнул, радостно поправил своё дхоти. – Как хорошо, что всё хорошо закончилось!
Подняла потрясённый взгляд на него. Он взглянул на меня, уже заметив, как на коровий навоз, в который внезапно наступил. Нет… коровий навоз дарит тепло. А Яш посмотрел на меня как на собачье дерьмо, лежавшее у его ног и внезапно испачкавшее его.
Я взвилась с земли, будто кобра, и яростно вцепилась в его шею свои пальцами.
– Ишу убили! – прошипела я сквозь зубы. – Мою сестру убили!!! А ты смеешь говорить, что всё хорошо?! Ты творишь адхарму!
Но он был мужчиной. Брат отца, который должен был стать моим заступником. А я, теперь уже единственная из его племянниц, единственная выжившая из семьи его старшего брата, была всего лишь слабой женщиной. Поэтому ему не стоило большого труда отодрать меня от себя, резко наступив мне на пальцы ног и извернувшись, вцепившись зубами в мою руку. Он страшно ударил меня по лицу, сшибая с ног. На живот мне наступил, мешая встать. И пнул по голове. Я отчаянно орала, извивалась. А он бил меня ногами.
Вскоре ноги его и белое дхоти испачкались в грязи и крови, выползшей откуда-то с меня. Вскоре все мои волосы и вся моя одежда были вымазаны в грязи.
– Убить меня хотела, мерзкая девчонка?! – прошипел с ненавистью Яш.