Страница 15 из 18
А тот, кого он братом назвал, вдруг рванул шаль злосчастную на себя, мощным рывком. Вскрикнула Иша, но пальцев не разжала. Оторвалась вслед за тканью от земли, а ловкий воин подхватил её, за пояс юбки, да поднял к седлу.
– Говоришь, что я проиграю какой-то жалкой женщине? – проворчал он. – Никогда я ещё не проигрывал женщинам!
Затряслась несчастная, которую он держал. Я отчаянно вцепилась в запястье Садхира. Словно он помочь мог. Он, музыкант, один против шестерых кшатриев! Или с братьями: тогда трое против шестерых. Но всё равно жутко. Ох, а стоит ли?.. Но тогда они увезут мою Ишу! Или тут же, женихов моих искалечив или даже убив, сестру мою несчастную на глазах у меня обесчестят!
Виновато посмотрел на меня Садхир. Мрачно глазами сверкнул на него Поллав, когда осторожно средний брат его поднял руку вместе с моей, державшейся за него, к своему странному украшению с камнем, выточенным в форме клыка.
– Я попробую, – тихо шепнул мне Садхир.
Робко руку свою убрала. И задрожала, поняв, что так я лишь ускорила смерть отзывчивого молодого мужчины. Но он…
В драку не кинулся Садхир. Лишь сжал украшенье своё свободной рукой. И как-то странно молвил он, тихо, но твёрдо:
– Тот, кто волосы свои первые умыл в крови врага своего. Тот, кто разорвал дикого тигра надвое голыми руками. Тот, кто имя своё не прячет, потому что не доживают враги его до того, чтобы услышать его…
– Что-то мантра у него чудная какая-то! – фыркнул один из всадников.
– Тот, кто родился – и принёс вслед за собою дождь…
Я вздрогнула от последних слов музыканта: мне почему-то вспомнился первый мой жених и имя его. Да, впрочем, был ли он моим женихом? Он так быстро ушёл! Он меня не защитил от ударов камней в тот день! Ванада…
– О Ванада! Твой друг взывает к тебе!
Потерянно повернулась к Садхиру. А тот продолжил бормотать:
– О Ванада! Твой друг просит тебя о помощи!
Солнце совсем уж заслонили облака. И как-то внезапно день ясный померк. Грянул гром – и молния небо расколола надвое, а потом – ещё пополам. И ещё на несколько кусков. Ветер усилился, едва не сорвав и мою дупатту – я смогла удержать её лишь потому, что торопливо вцепилась в неё, чтобы не открывать злым кшатриям своё лицо.
Несколько мгновений ничего не было.
А потом вдруг ливень хлынул внезапный, вымочив всю нашу одежду. Да в грязи ноги наши да копыта лошадей чужих утопив. Сильный ветер дул яростно, словно сбить нас хотел с ног. От нового громового раската мы едва не оглохли. И молния новая едва не ослепила нас.
А когда глаза мои чуть оправились от ужаса и от резкого ослепительного света, между громовых раскатов, между дождевых струй, ставших тонкими-тонкими, послышалось ржание коня.
И воины, и женихи мои, и мы с сестрой оглянулись невольно.
На дороге возле нас появился чёрный конь. Да всадник на нём, одетый в чёрные дхоти с золотою каймою, кутался в чёрный плащ. Да тюрбан на его голове был чёрный. Только вместо драгоценных камней или золотого украшения на нём были нашиты спереди по центру несколько клыков разных форм и размеров, беловатые, желтоватые и… и чёрные?.. Или то просто камень, обточенный в форме зубов диковинного зверя и отшлифованный гладко-гладко? И три нити жемчуга – две слева, а одна справа от него – нашиты. Густые, длинные волосы, которыми заиграл ветер, заслонили от нас его лицо. Но…
Но это странное ожерелье у него на груди, из золотых монет и трёх разных клыков на шнурах-подвесках, я сразу признала. И замерла, оробев. Глаза торопливо отметили и серьгу серебряную, с подвесками-цепочками из двух клыков. И широкий золотой браслет на руке, державшей поводья, со впаянным в него огромным клыком, чуть выступавшим над запястьем, будто коготь. И… и сердце совсем замерло, увидев, что дхоти чёрные всадника поддерживал пояс из клыков, переплетённых кожаными шнурами. Да по бокам с пояса свисало много-много шнуров разной длины с разными-разными клыками, привязанными к концам их.
Заржал конь чёрный-чёрный, поднявшись, задрав высоко копыта. Взметнулись подвески с пояса всадника, будто хвосты. Но Ванада усидел. И, сжав бока коня босыми ногами, заставил его успокоиться и снова к земле прильнуть уже четырьмя копытами.
– Давно не виделись! – жуткий кшатрий, повернувшись к Садхиру, поднял руку ладонью вперёд.
– Ну уж и давно! – ухмыльнулся тот.
– Да ты, никак, в длину уже вытянулся, – ухмыльнулся Ванада. – Уже не тот щуплый мальчишка.
– А твои штуки всё те же, – фыркнул молодой мужчина. И выпустил подвеску странную из рук.
Задумчиво покосился воин, одетый в чёрное, на странное украшение Садхира с камнем-клыком. Потом задумчиво осмотрел шесть всадников, окруживших его знакомого. На Ишу, потерявшую новую дупатту, но всё ещё упорно цепляющуюся одной рукой за старую. Улыбнулся как-то странно. Меня вспомнил?..
Сердце моё забилось бешено-бешено.
Ванада… вот и свиделись мы снова с тобой! Но… ты тогда за меня не вступился! Гроздья камней, в меня брошенных, ранивших, словно гроздья моих обид, налепившихся к моей душе. Хотя ты и явился сейчас. Случайно ли дороги наши пересеклись сегодня или ты явился на слова странные Садхира? И слова те были заклинанием?.. Но кто тогда ты, отозвавшийся на эту странную, жутко звучащую мантру? Человек или… бог?.. Только бог из тебя, закутавшегося в чёрные одежды, да украшенные разноцветными чьими-то клыками, хотя и белыми в основном… бог из тебя какой-то жуткий. Или… или, всё-таки, демон?
Ванада шумно принюхался.
Новый раскат грома оглушил меня. И новая вспышка молнии была ужасающе яркой. Только я скорее почувствовала, чем сумела увидеть, что жуткий всадник сейчас обернётся. И голову опустила низко-низко, пряча лицо под каймой драгоценной дупатты.
Должна ли я снять мою шаль, открыть своё лицо, чтобы он узнал меня? Он же первый сказал, что я стану его женой. Его старшей женой. Да какое дело, чего он обещал мне тогда?! Меня едва не забили камнями, но не он спас меня тогда. Совсем не он. Мне больно было в тот день. Больно было телу, забитому камнями. Больно было душе в ночной темноте, от мыслей, что он назвал меня своею невестой, но спокойно забыл и ушёл. Да и… а запомнил ли он тогда меня, обычную, глупую совсем девчонку, да ещё из вайшью?
И оттого я голову опустила совсем низко – и он не увидел моё лицо. Или не захотел? Или… или мой запах заглушили в тот день струи дождя, омывшие всех нас?
– Он оскорбил мою сестру! – Садхир гневно указал на кшатрия, всё ещё державшего цепко-цепко несчастную Ишу. А за тою вилась ослепительно яркая старая дупатта, которую девушка упрямо не хотела выпускать.
– В тот раз сестра у тебя была иная, – ухмыльнулся Ванада.
– Моя сестра умерла, – грустно потупился мужчина, голову уныло опустил. Нервно сжались пальцы его на рукояти кинжала, цепко-цепко.
– А сегодня оскорбили сестру его невесты! – торопливо сказал Поллав, сообразивший, что от жутко одетого незнакомца может прийти помощь.
В конце концов, незаметно явившийся вслед за дождём тоже был кшатрием. И ножны меча держал уверенно. И язвил уверенно. А лучше уж воину против воинов сражаться, чем музыкантам с оружием лезть к тем, кому позволено носить оружие, кто с детства тренировался драться, защищаться или нападать. Хотя и одного отпускать против шестерых… но Поллав то ли не думал, что не дело призывать внезапно явившегося знакомого Садхира к неравному бою, то ли полагался на него. То ли ему было наплевать, что одинокого защитника могут убить?
– Отпусти её! – сказал, нахмурившись, Ванада незнакомцу.
Ветер уже иначе дул, открывая сердитое лицо внезапного заступника, словно воле его повинуясь.
– Что мне в руки попало, то уже не отпущу! – упёрся кшатрий.
И Ишу рванул, затаскивая её на седло.
И выскользнула из задрожавших пальцев руки, перебитой и задевшей пояс, старая простая дупатта. И вся уже упала под конские копыта. Поверх дупатты новой и роскошной, покрытой разводами грязи, словно надежды Ишы на новую счастливую жизнь, возможную когда-то. И старая дупатта, подарок наших умерших родителей, вся уже запачкалась в грязи.