OUTSIDE

О красоте мало что скажешь – во все времена знатоки от пера описывали скорее рождённые ей эмоции, к слову, подчас куда более эффектные, нежели оригинал совершенства. Которое без изъяна нежизнеспособно, а у Яффе как раз имелся на этот случай крупный нос, не нарушавший пропорции лица, но вполне достаточный, чтобы внести ту обязательную долю нелепости, отождествляющую неземной образ с унылой реальностью. Без него она создание бескомпромиссно небесное, в её плотскую структуру естества никто не поверит, и она так и осталась бы миражом. Но где-то наверху – а может быть, внизу, умеют кропотливо продумывать детали замысла, и результат оказывается соответствующий. Профессия у неё была необычная – коли говорить об эффектной внешности, и типичная, если вспомнить о происхождении имени. В двадцать два года Яффе руководила отделением небольшой кредитной организации, посредством шести розничных точек выдававшей краткосрочные кредиты на небольшие суммы наличными. Она начала подрабатывать здесь менеджером по работе с клиентами ещё будучи студенткой первого курса и быстро полюбилась руководству за умение нивелировать конфликты.

Дело в том, что неотъемлемой частью ежедневной работы учреждения являлась работа с жалобами косвенно пострадавших близких не слишком ответственных заёмщиков. Матери наркоманов, когда-то получивших на основании прописки долю в приватизированной квартире, бывшие супруги алкоголиков, кому на дом, в соответствии с анкетными данными, регулярно заглядывали коллекторы – за ради эффекта порой даже ночью, и куча иных родственников, кому не посчастливилось заиметь кровные узы с какой-нибудь ходячей зависимостью, имеющей, однако, подтверждённое законодательством и совершеннолетием право на заём. Именно здесь и пригодилась более всего новая сотрудница, действовавшая на кляузников прямо-таки гипнотически. Усталые, на грани срыва заплаканные женщины полагали бессмысленным жаловаться неприлично соблазнительной девочке, судя по одной лишь одежде, слабо представляющей происхождение слова «горе». Мужчины, естественно, робели, быстро меняли гнев на милость, начиная просить вместо того, чтобы требовать. В общем-то, требовать было также бесполезно, но – чем больше недовольных граждан марали бумагу в прокуратуре и писали депутатские запросы, тем ощутимее становились хлопоты для владельца прибыльного бизнеса – извинения за беспокойство вышеозначенные представители власти и народа предпочитали исключительно в виде банкнот, причём – зелёного цвета. Выходило так, что холодный безжизненный гранит чьей-то вопиющей привлекательности, лишая несчастных последней надежды на понимание, собственнику приносил ощутимую экономию, что хорошо прослеживалось в сравнении с другими пунктами выдачи, расположенными по всему городу. Опять же, у хорошо пахнущей ухоженной дамы, когда та восседает за стойкой менеджера по работе с клиентами, неудобно брать пятьсот рублей на опохмелку, и распустившие хвост павлины через одного просили по максимуму – на новый бизнес, инвестиции, оборотные средства, недостающую часть для покупки машины престижной марки и так далее, превращая невинную утреннюю банку в расточительный многодневный запой.

Яффе, как и полагается красоте, лишена была снисхождения, справедливо полагая себя лишь орудием эффективной эксплуатации человеческих слабостей. Ведь находились идиоты, что брали деньги под сумасшедшие проценты на покупку модной дорогостоящей бессмыслицы с приставкой «i», хотя кроме восьмисотрублёвой стипендии техникума и остатков бабушкиной пенсии источниками дохода не располагали. Другие одалживали на заграничную поездку, раз «всё равно уволили», третьи – на празднование дня рождения, четвёртые – ещё на какую-нибудь ерунду, так что невольно появлялось уважение к поклонникам героина, как единственным, кто занимал на нечто действительно жизненно важное. В агонии необязательных трат люди залезали в такие долги, что не хватало даже на самое необходимое, превращаясь в кабальных крестьян, променявших свободу передвижения, – неплательщикам первым делом «закрывали загранку», да и вообще свободу, на непозволительную роскошь тщеславия. Вглядываясь в лица приходящих, а работа быстро сделала её хорошим физиономистом, Яффе вскоре утвердилась во мнении, что внушительной части российского общества куда лучше было бы вернуться к положению крепостных, ведь и самый бестолковый распутник-барин станет если не заботиться, то хотя бы беспокоиться о личной собственности куда более, чем они сами о себе. Выходило так, что кому-то сподручнее оказаться лопатой на службе у хозяина, нежели гражданином и личностью, отчасти потому, что лопата хоть чего-нибудь да стоит. В России издревле человеческая жизнь не потянет и ломаного гроша, а принадлежность к рабовладельцу автоматически делает раба ценным предметом хозяйства, за которого уплачены или, наоборот, могут быть выручены деньги. Такого не отдашь в чужую кабалу, ведь некому тогда станет работать на своей.

Всякий, кто только заходил внутрь их безжалостной ростовщической конторы, был по умолчанию недостоин того, что имел, коли по дурости готов был променять х потребностей сейчас на 10х обусловленных грабительскими процентами обязанностей в дальнейшем. Ведь перехватить до зарплаты можно при случае и у друзей, а коли таковых не нашлось, значит, пришла пора озадачиться поиском новых. Помимо прочего, она на собственной, хотя бы и невероятно привлекательной шкуре, прочувствовала, каково это – нуждаться, попутно усвоив и то, что действительно неотложных трат не существует вовсе. Ещё в школе ей как-то пришлось неделю питаться одним только хлебом, и нельзя сказать, чтобы это событие оставило в памяти сколько-нибудь трагичный след. «Бывает», – рассуждала она, устроившись в результате раздавать флаеры и быстро убедившись, как мало нужно для сытого, минимально комфортного существования. Ни разу не воспользовалась она ни одним из бесчисленных предложений роскошного свидания, необременительной связи на Мальдивах или ещё какого подвида социальной проституции, спокойно жуя свои триста пятьдесят «блокадных», как иногда шутила, грамм чёрного хлеба – есть больше не позволяла забота о фигуре. Буханка делилась на три части и вкупе с пачкой дешёвого чёрного чая обеспечивала потребности организма в еде на три дня. И никакой цинги, авитоминоза и прочих хворей, обещанных диетологами за презрение к незаменимым аминокислотам. Зато наличествовали хорошее самочувствие, бодрящее чувство голода и приподнятое гормональной активностью настроение. По её мнению, человек разучился довольствоваться – не малым, но довольствоваться вообще. Императив перманентного повышения уровня – не жизни уже, а места на лестнице социальной иерархии, подменял собой всё – от непосредственно смысла физического существования до более абстрактных целей индивидуума. Таким незамысловатым образом и получается, что успешным в нынешние времена искренне полагает себя тот, кто ни пожрать нормально не может – фигуру надо поддерживать, ни открыто спать с кем хочет – общество не простит адюльтера, ни любить – брак дело рассудительное, а не чувственное, ни подумать о чём-то далёком от насущного, когда все силы брошены на дом, карьеру, диету, гольф и поддержание семьи.

«Гольф», – поморщился Митя то ли от неожиданного в границах отечественной провинции времяпрепровождения, то ли от поднявшейся волны запаха: труба издала несколько булькающих звуков, и, наконец, раздался желанный вой решительного всасывания. Чувство успешно выполненной задачи наряду с первым удачным опытом воображения обеспечили невиданный подъём, и, ополоснув под краном руку, он тут же на радостях принял импровизированный холодный душ. Швыряя ледяную воду охапками подмышки, вдруг снова почувствовал своё тело, с которым в тюрьме быстро перестаёшь себя отождествлять. Терапия всезнающего Асата работала, давая ощутимые плоды непосредственно за нажатием кнопки «вкл», и ему вдруг показалось, что не зря тот вызвал его сопровождающим в путешествие на дачу, которой, может, никогда и не существовало вовсе. Впервые почувствовал он явную осмысленность происходящего, так что даже то спонтанное жестокое убийство показалось частью уже не только его одного, но и некоего далеко идущего плана.