Страница 7 из 142
За крохотное время выступления скрипачка старалась отразить в музыке все свои чувства, открыть их каждому. И она не стеснялась, поскольку знала, что люди будут заняты замешательством по поводу изменения знакомой композиции. Только один юноша в зале не заметил этого; он сосредоточился на девушке и глазами, и ушами, и мыслями.
Несколько раз Юрий переводил взгляд на пожилого мужчину из жюри. Одна суть этого номера невообразимо раздражала его, а, когда скрипка не попадала в такт с фортепиано, он напрягал каждую часть тела, щипал морщинистую ладонь, чтобы не прогнать девушку со сцены. Гневный шепот, петлявший на грани проклятий, доносился до нее, отчего та лишь улыбалась и продолжала рассказывать всем о себе.
Невозможно передать, что чувствовал юноша, что смог понять из этого рассказа. Он знал точно только одно: это была ее последняя игра. И даже не потому, что в академию не возьмут такого своенравного музыканта… Это чувствовалось в ее резких, но точных движениях, в игре бровей, капельках пота, падавших на дощатый пол — все, что умела и чувствовала, она выложила на слушателей, говорив, что последний ее раз будет самым памятным.
Закончила она вместе с пианистом, и громкое звучание скрипки еще несколько мгновений отражалось от стен филармонии. Если во время игры все притихли, то нынешняя тишина больно резала слух, сила ее была велика. Конечно, Юрий нашел силы встать и начать аплодисменты. Его поддержали и другие зрители, но большая часть зала осталась сидеть в смешении чувств.
Как и остальным участникам, что в конце номера рассказывали про свой творческий путь и планы на будущее, девушке выдали микрофон.
— Пожалуйста, не сдавайся, — сказала она голосом, немногим отличавшимся от чудесной скрипки. — Борись, даже если никто не понимает. Борись, даже если другие считают, что у тебя не получится. Борись, даже если ты и сам уже запутался. Борись так, как не смогла я…
Каждое слово вонзалось в сердце Юрия, подобно мелким иголкам — казалось, что девушка адресовала их именно ему и никому другому. И как жаль, что она не могла знать о новом поклоннике, который от ее речи вжался в спинку сидения.
Скрипачка и сама не знала, зачем произнесла это вслух. Верно, для самой себя.
Микрофон вернулся к конферансье. Девушка резко повернулась спиной к залу и обогнала пианиста, чтобы он не видел ее влажных глаз, а уже в гримерной комнате, всецело отдалась эмоциям.
Это было ее последнее выступление.
Перед тем как объявили антракт, выступило еще два музыканта, но Юрий не слышал их. Невзрачная игра мешала мыслям о скрипачке… Все вокруг померкло, затихло, картинки и звуки доносились издалека. Явно и четко ощущались только огненный след волос и переливы скрипки, что сохранились в памяти навсегда.
Каждая мысль была связана с девушкой: ее внешность, движения, голос и последние слова. «Борись так, как не смогла я». Юноша переворачивал фразу, повторял ее шепотом, словно сумасшедший, и горький смысл с каждой секундой проникал в голову. Но почему она перестала бороться и что это за борьба? Это была тайна, которую она так и не рассказала за мгновения своей игры. Или же просто никто не услышал.
Один член жюри пристально смотрел на скрипачку все выступление, и после того его место пустовало. Воображение понадеялось, что в свободную минуту он заглянул к ней в гримерную, чтобы предложить учебу высшего уровня.
Юрий надеялся на это, переживал, как за давнего друга.
Ступени остались позади. Юноша решительно преодолел их одну за другой. Он решил: сегодня пробежит малость, завтра посетит гастроном, спустя неделю осилит школьный кросс, а через месяцы или годы окрепнет насколько, что сможет стать космонавтом. Иначе его мечта никогда не исполнится.
«Борись так, как не смогла я»…
Ах если бы все так и случилось!
— Нужно пробовать, — сказал он тогда себе с твердостью гранитного камня. — Если я сдамся, стоит ли жизнь того?
После физических упражнений и пробежки в подвале в ногах болело от любого шага. Проникшись воодушевлением, Юрий массировал больные места, растирал их, чтобы уменьшить неприятные ощущения. И вот он встал в беговую стойку, и багряный лист, коснувшийся земли, послужил стартовым выстрелом.
С высоты постамента колонны за юношей пристально наблюдал Насмешник, с привычным выражением морды. Он видел всю длину улицы, что тянулась от филармонии по мосту через реку к школе, и хитрый взгляд его говорил: мы еще встретимся. А между тем маленькая точка потихоньку уменьшалась.
Здание местной школы изливалось обилием детских голосов. Десятки ребятишек разных возрастов перевели взгляды на сверстника, который быстро и в какой-то мере забавно перебирал ногами. Вряд ли кто-нибудь помнил того хилого мальчика, что проучился с ними пару лет, а потом бесследно исчез. Тогда Юрий чувствовал себя олимпийским бегуном, за которым наблюдает вся страна, и старался выглядеть спокойно.
Стоило больших усилий оставлять глаза приоткрытыми, поскольку тяжелые веки жаждали предательски сомкнуться. В голову вонзались тупые гвозди, отчего силуэты и школьников, и прохожих казались размытыми, затемненными. Радостные крики и возгласы стремительно стихли, словно некто невидимый убавил громкость. Сухое горло жадно заглатывало воздух; на каждом вдохе, помимо боли в легких, на язык выступал соленый привкус. И сердце билось о ребра с такой силой, словно понимало скорую погибель организма и желало покинуть тело.
Силы иссякали с неприличной скоростью.
— Еще немного... — шептал Юрий — Я справлюсь…
Как только юноша оказался в конце школьной ограды, недалеко от автобусной остановки, ноги его онемели и не смогли разогнуться. Он упал на асфальт, в последний момент выставив руки вперед. Ладони приняли тяжесть падения, из трещин засочилась кровь.
Перед лицом Юрий различил силуэт с темными волосами. Незнакомец что-то взволнованно кричал, спрашивал, но звуки меркли из-за звона в ушах, даже удары по щекам чувствовались слабо. Губы сомкнулись от боли, так что слова не прорвались сквозь них. И вдруг паника охватила разум: он понял, что не дышит уже несколько секунд и толчки в груди прекратились.
На мгновение юноша увидел образы родителей, извинился перед ними за все, о чем жалел. За всю свою жизнь. На слезы истратились последние силы организма, и он потерял сознание.
Талант №4. Умение попадать на кладбище
Вначале была непреодолимая чернота. Юрий блуждал в неизвестном месте по жидкости, достигавшей уровня лодыжек. В руке он держал свечу, воск которой оставлял на коже красные следы жгучего прикосновения. Тьма была настолько густой, что крохотный рыжий язык огня освещал лишь нагое юношеское тело.
Сильный порыв ветра затушил теплившееся пламя. Юрий застыл, словно не мог сделать шагу без спасительного света, его последнее движение некоторое время отражалось рябью на воде. Прохладой веяло отовсюду, но больше всего от жидкости, в которой босые ступни немели. Вокруг не было слышно других звуков, кроме собственного дыхания, но воображение придумало сотню монстров, что таились подле и точили слюнявые клыки.
Вдали показалась крохотная капля света. Пламя нарастало и вскоре обратилось огненными волосами, какие юноша видел когда-то давно, в другой жизни. Девичий силуэт подступал медленно и грациозно, не создавав звуков на воде, и по мере его приближения крепла тихая мелодия. Юрий наблюдал за тем, как открываются тонкие губы, чтобы быстро захватить воздух, и тогда напев вновь обретал силу.
И вот незнакомка приблизилась вплотную и замерла. Узкая спина ее клонилась к воде под тяжестью оков, чьи цепи охватывали запястья и тянулись на дно. Почему-то только эта интимная деталь, среди прочих очевидных, привела обоих в смущение. Однако юноша нашел силы посмотреть в обреченные глаза, полные влаги.
Девушка коснулась нежными ладонями юношеских. Она опустила голову, отчего огненные пряди нависли над свечой. На тонком фитиле зародилось пламя, но, словно передав частицу света, волосы потухли. Несмотря на тяжесть металла, холодные кончики пальцев устремились к векам юноши и опустили их.