Эверетта v2.0

Через неделю Светка додавила таки мать, и она оставила ее в покое. Битва закончилась. Оба инструмента остались украшать гостиную.

Самое забавное было то, что когда Светка подросла, то сама иногда садилась за Ямаху, что-то там выстукивая. Александр не спрашивал, переходный возраст у девочки проходил трудно.

— А не пуркуа бы не па? — сказал Александр и набрал в гугле "Как играть собачий вальс". На монитор высыпалась куча видеоуроков.

Радовало то, что ноты учить не придется.

На собачий вальс ушло три недели, пальцы никак не попадали по правильным клавишам, спина начинала болеть от слишком прямой посадки. Александр не напрягался, времени было в достатке, просто появилась привычка проходя мимо инструмента обязательно простучать мелодию. Через три недели стало получаться вполне прилично.

Как ни странно Александру понравилось. Игра была чем-то вроде медитации, разум очищался от мыслей. Но такой примитив не устраивал.

Александр вспомнил произведение что часто передавали по радио в детстве.

Полонез Огинского. Мелодия приятная. Александр представил себе лицо дочки, когда вместо собачьего вальса он сыграет ей полонез, и эта идея ему понравилась. Найти в сети ноты было несложно.

— А ну его нафиг, — сказал он рассмотрев непонятное нагромождение самых разнообразных закорючек и закрыл окно.

Желание играть осталось, но долбить постоянно собачий вальс было уже скучно.

Поэтому полонез через некоторое время он все-таки распечатал. Тут требовался системный подход, пришлось распечатать и самоучитель нотной грамоты.

Светка организовала в доме склад, иногда забирала коробку другую вещей, иногда привозила другие. Квартиру снимала на пару с подругой и забирать Ямаху обратно не планировала. Хорошо уже то, что бывать стала чаще, радовался Александр, но плохо то, что с личной жизнью никак не наладится, так и без внуков остаться недолго. Про музыку не говорили. Александр решил похвастаться когда одолеет этот чертов полонез, а до этого было еще далеко.

То что началось как развлечение от скуки медленно превращалось в манию.

Если раньше он подходил к пианино чтобы чуток развлечься, то теперь он отходил от пианино только когда пальцы переставали слушаться. Как только боли в пальцах и запястьях отпускали Александр садился обратно. Из-за болей в спине приходилось вертеться на стуле меняя позу. Все равно никто не видит. Полонез поддавался, он сопротивлялся как мог, но такт за тактом задубевшие пальцы Александра загоняли его в стойло. Тогда полонез чтобы усыпить бдительность пианиста сдавался на последних тактах, но снова поднимал бунт в начале. Но Александр уже почуял победу и не хотел его оставлять. Полонез был обречен.

Полонез сдался через год. Позволил прозвучать от начала до конца без помарок.

Александр не обманывался, полонез был дикий и не прирученный, он мог укусить в любой момент и вырваться. Теперь его надо было гладить и ласкать как кота, пока он не свернется на коленях грудой мурлыкающего меха. И Александр гладил, и полонез укладывался в пальцы.

А еще приходило понимание что полонез должен звучать не так. Как "должен" звучать полонез Александр не знал, но четко представлял что на месте Огинского он бы сделал не такую фразу, что вот этот такт лучше бы закончить по другому, а не так как это сделал композитор. Александр гнал от себя такие мысли, надо было гладить полонез, а не заниматься ерундой. Если он будет играть по своему, то полонез вырвется и убежит.

Представление удалось. Дождавшись пока Светка придет ковыряться в своих коробках, Александр гордо заявил что выучил собачий вальс и готов его предъявить. Получил авансом аплодисменты, картинно поклонился, с важным видом сел и откатал полонез. И с наслаждением встретил взгляд круглых глаз дочери.

— Разве это был собачий вальс? — спросила она.

— Ах да, я наверное ноты перепутал, — ответил он.

— Паа, ты крут!

— Ато.

В тот день Александр лег спать почти счастливым. И пообещал себе не подходить к Ямахе неделю.

Это обещание он нарушил сразу как проснулся. Не давала покоя мысль "а как там полонез?". Полонез был на месте. А потом он с замирающим сердцем совершил почти святотатство. Он сыграл свое вступление к полонезу, которое крутилось у него в голове. Вернее попытался.

Вступление не звучало так, как он представлял это в голове. Как "должно".

— Какая дурость, — подумал Александр и пошел смотреть новости.

Однако тема начала никак не выходила из головы и приходилось идти к Ямахе и раз за разом сравнивать мысль со звуком. Придуманное вступление звучало в голове красиво и мощно, а в реальности получалось неуверенное "блим-блим", которое сменялось плавным течением настоящего полонеза. Вступление надо было укрощать так же как и сам полонез. Так же вбивать в пальцы. Александр уже знал как это делать.

Вступление получилось, но переход от плавности вступления к самому произведению не давался и скрепя сердце Александр стал корежить сам полонез. Для успокоения он назвал это "пародией", есть литературные пародии, должны быть и музыкальные. Он злился на непослушные руки, на ноющую спину, на идиотов что не придумали пианино для игры лежа. Но прекратить это просто не мог. Он бросал все, сидел в сети, пытался смотреть сериалы, но в конце концов возвращался к Ямахе.

"Пародия" получилась по мнению автора ничем не хуже Полонеза Огинского.

Показывать Светке ее он пока не решался, но на всякий случай записал в аудио и на нотах, что потребовало дополнительного изучения нотной грамоты. Александр знал только как записывался полонез, а пародия требовала большего. И когда последний знак был поставлен на нотоносец, Александр вздохнул с облегчением. Потому что в голове уже крутилась новая мелодия и теперь можно было не отбиваться от нее, а выпустить ее наружу.

Хоспис. Стаухофф. ФРГ. 10.01.2027.

Помирать было погано. Не больно, как Александр боялся, а именно погано. Больно было проходить процедуры, всевозможные бронхоскопии, после которых приходилось плевать кровью из легких. Но сильная боль не бывает долгой, а долгая сильной. Хуже была все усиливающаяся слабость, не отпускающая с койки. И что обидно, когда метастазы достигли простаты, писать приходилось через катетер, который вставляла медсестра.

Но сознание потихоньку угасало, рывками. Время от времени он включался, медленно приходило понимание того, что он в хосписе. Но жадная опухоль отсасывала последние силы и темнота снова накрывала его.

Иногда краем сознания он отмечал что с ним что-то делают, ворочают с боку на бок, что-то колют, но реагировать на это сил не было совсем.

Зачем? Пусть делают что хотят, ему было безразлично. Смерть все не наступала.

Однажды в краткий миг просветления он понял, что не чувствует привычной иглы в вене. Сознание успело удивиться, прежде чем погаснуть опять. Во время следующего всплытия он почуствовал как его куда-то перемещают.

"Да дайте же сдохнуть спокойно!" подумал Александр прежде чем опять провалиться во тьму. В другой раз удалось открыть глаза, но ничего кроме светлых пятен он не увидел. Постепенно возвраты в сознание учащались, возвращалась так же способность мыслить. Первая осознанная мысль была о том что он не хочет ссать. Похоже простату ему вылечили… или удалили. Александр сосредоточился на ощущениях от тела, в легких покалывало, но не так как раньше. Болей не было, но тело продолжало оставаться ватным и немощным. Двигаться он и не пытался, опасаясь опять свалиться в беспамятство. Открыл глаза и попытался сфокусировать взгляд. Удалось.

Потолок.

Доска трехдюймовка. С щелями. Строганая вручную. Плохо строганая.

Небрежно покрашенная белой краской. Это не больница, однозначно. Таких больниц в Германии нет.

Эверетта 1

Н-ская область, СССР. 14.12.1964.