Тарч

Постоянные трения, ссоры, уходы и возвращения съедали не только силы и нервы, но и годы. Дети укрепляют брак, иногда склеивая совершенно распавшиеся отношения, но за десять лет совместной жизни, изрядно подпорченных чередой семейных кризисов, Кирилл и Лена так и не решились завести ребенка. А теперь оба были не уверены, что это им вообще нужно. Последний год пара балансировала на грани развода, но каждый раз, когда Кирилл напивался и начинал откровенничать с Максимом, безграничная любовь к хорошей, но стервозной и изрядно надоевшей жене, была главной темой вечера. Так и жили: Лена жаловалась на мужа Наде, а Кирилл изливал душу Максиму.

— Она напала на меня. Я спал еще. Ничего спросонья не понял, — неожиданно начал рассказывать Кирилл, вырывая Максима из воспоминаний — Вцепилась в руку зубами. Да так, что у меня чуть глаза на лоб не полезли. Я оттолкнул, выругался, говорю, ты что, совсем с ума сошла? А она на меня даже не смотрит. Ну… то есть смотрит, но не так, как когда слушают, а только чтобы снова напасть.

Кирилла говорил медленно, делая между фразами большие паузы, словно воспоминания давались ему с трудом.

— Ору на нее, а она снова на меня бросается. В бедро вцепилась и пытается укусить. Представляешь? Я ее снова толкнул. И вдруг знаешь, чувствую, вот он, повод. Сколько лет ей вмазать хорошенько хотел. Так, чтобы звезды из глаз, и губы в кровь. Но нельзя, она же женщина. А тут повод — лучше не придумаешь. С кровати соскочил, с другой стороны, а она в обход пошла, снова напасть.

Голос у Кирилла начал срываться, но пока было непонятно, от чего это — от ярости или наворачивающихся слез.

— И глаза у нее знаешь… такие… отсутствующие. Вроде и на тебя смотрит, а как будто стекляшки вместо глаз. Круглые стеклянные глаза… Ну, я и решил вмазать ей хорошенько. Пусть в себя придет. Подходит она, и я влепил ладонью в скулу. Кулаком хотел, но потом подумал, могу ведь и шею сломать.

Кулаки у Кирилла действительно были внушительного размера, а поставленным ударом он мог вырубить и некрупного мужика.

— У нее голова знаешь, так, мотнулась, вместе с плечами, а она даже не замедлилась. Подходит, за лицо и шею хватается, зубами тянется. Я понял — дело плохо. Пнул ее в живот, повалил, ударил несколько раз, чтобы не дергалась. Затихла. Руки и ноги простыней связал, не отходя от кассы. Поднял на кровать, положил на спину и пока в отключке — пошел в скорую звонить. Ну, а куда еще? Не в ментовку же. Они сразу заметут. Хотя скорая все равно сообщит им, и все равно заметут. Ну, хоть время будет жену в порядок привести.

Рассказывал Кирилл, сидя на полу, но при этом старательно изображал происходившее жестами и движениями тела.

— Вышел на кухню. Свет включаю — нет. Воду включаю — нет. Из холодильника все выворочено. Из морозилки, видно, мясо вытаскивала, уже в бессознанке. Грызть пыталась. Вернулся в спальню — Лена в отключке. Решил наверх подняться, к Владу. Ну, к этому, из сто семнадцатой.

— А что ко мне не стукнулся?

— Да твоей машины на парковке нет.

— Точно. Я же ее на улице поставил. На парковке у дома места не было.

— К Владу стучусь — тихо все. В сто восемнадцатую стучусь — там пара пенсионеров живет. Ну, ты их, вроде, знаешь. Дверь открыта. Я прошел. Деда не видно, а бабка на полу под столом валяется. Меня услышала, на колени поднялась. Башкой об стол шваркнулась, думал, разобьет себе черепушку. Она ползет ко мне и урчит, ууууррррр, как кошка, у которой еду отбирают. Лицо все в крови. Глаза стеклянные, в точности, как у Лены. Ну, я и начал соображать, понимаешь, да? Двери прикрыл и свалил к себе.

— Надо было все-таки меня разбудить, — раздосадовано махнул рукой Максим, — Вместе бы что-нибудь придумали.

Кирилл рассказывал дальше, словно не слышал слов друга.

— Вхожу, слышу, Ленка в спальне урчит. Прям, как та бабка. Пришла в себя, учуяла, как я по квартире хожу, и бесится от бессилья. Я подошел, чтобы глаза лучше рассмотреть. Руку на голову положил, а она извернулась и в ладонь зубами вцепилась. Я, можно сказать, на рефлексах снова врезал, отрубил. А сам сел рядом и начал думать.

Кирилл начал загибать пальцы на руке.

— Связи нет. Воды нет. Света нет. Газа нет. Ленку в какого-то зомби превратилась, словно из телевизора вылезла. Я на нее смотрю и, знаешь, так, прям, комок к горлу подкатывает. Но головой понимаю — это уже все, насовсем. Не вылечить и не исправить. Потому, что не человек она больше.

— А кто тогда? — голос Максима предательски дрогнул. Выглядеть трусом перед другом не хотелось, но Кирилл и сам не пытался скрыть растерянность и страх. Всегда прямой как струна, подкачанный, улыбчивый приветливый уверенный в себе парень, хоть и хотел казаться злым и решительным, но был явно растерян.

— Я сам долго не верил. Попробовал ее одеть, чтобы не в одних трусах в больницу ехать. Натянул джинсы. Начал блузку надевать, а потом бросил. Понял, что смысла уже нет. Оставил ее, связанную, лежать, сел рядом и начал думать, что делать дальше.

Кирилл рассказывал, а у Максима снова разболелась голова. В висок неотвратимо вворачивалось медленно вращающееся сверло. Вернулись все прелести похмелья: сухость во рту, слабость в мышцах, туман в голове. Снова захотелось спать или, хотя бы, положить голову на подушку. Опершись на стену, Максим сел на пол напротив Кирилла и старался не отключиться.

— Подошел к окну, — продолжил рассказ Кирилл, уже более спокойным тоном, — А там полный двор зомбаков. Представляешь? Кто ползком, кто ходит еле-еле. Ну, и пока они меня не просекли — решил пройтись по подъезду, живых поискать. Я же не превратился в зомби? Значит, и другие должны быть. Выхожу в подъезд, а бабка та, которую я в сто восемнадцатой нашел, прикинь, сползла по лестнице и ждет меня. Так на карачках и стояла, видать, все время. А мне уже все равно.

Кирилл отчаянно махнул рукой, иллюстрируя то, как он простился с правилами и условностями цивилизации.

— Зомби-апокалипсис! Делай, что хочешь, и спасайся, кто может! В голову ей топором засадил, пнул, чтобы упала, и вверх пошел. Кровищи от нее было, как будто не бабке голову разбил, а хряка здорового заколол. Ты колол когда-нибудь свиней?

Максима передернуло. Он отрицательно махнул головой, но Кирилл снова не обратил внимания на ответ.

— Заходил во все открытые квартиры. Еще двоих зомби нашел. Таджик какой-то между балконом и спальней заблудился, на восьмом. В комбинезоне строительном. Видать, гастрабайтер, по найму ремонт делал. И девка одна, молодая, из своей комнаты выбраться не смогла. Она, кстати, двух кошаков своих сожрать успела и бегала по комнате вполне бодро. Чуть не укусила меня. Хорошо, я снарядился перед выходом — был в перчатках и в кожаной куртке.

— А в закрытые двери стучался?

— Поначалу да. Но оттуда начали зомбаки ломиться. Я так понимаю, кто из квартиры успел выбраться, пока в сознании, сейчас на улице ходят. А кого сразу накрыло, по квартирам валяются. Они, знаешь, когда никого не видят и не слышат — как будто залипают на одном месте. Постоят, переместятся и снова залипают.

Мужчины помолчали, каждый о своем. Максим не стал спрашивать, что в итоге случилось с Леной. Убил ее Кирилл или нет — большого значения не имело. Есть гораздо более важные вопросы: что происходит, и что делать?

Предложенное Кириллом незамысловатое киношное объяснение подходило ко всему. В него можно поверить, но ведь не сами по себе люди начали превращаться в зомби? Что послужило началом? Почему превращаются не все? Типичное развитие зомби-апокалипсиса в кино и книгах происходит за счет передачи вируса во время укуса. Но людей в закрытых квартирах точно никто укусить не мог, а значит, причина заражения в другом.

— Кирилл, ты вчера бухал?

— Да, так. А что?

— Ну, пил?

— Пил. Пятница же. Мы с Ленкой поругались, вдрызг. Я плюнул на все, сходил, взял полулитру. В три стакана ее победил и спать.

— Да вот я тоже вчера выпил. Пива, правда. Может кто выпил, того эта зараза не берет?