В канун Рагнарди

— Немые — Люди... — Хромой силился осознать услышанное, силился и не мог. — Немые — Люди... Ты спутал, Странный, говоришь невозможное. Среди немых Людей нет. Немые грязные, вонючие, трусливые, безобразные. Настоящий Человек на немого и помочиться не захочет. А Речи немые не знают. Рычат, тявкают без смысла — я слышал сам.

— Да, — мрачно осклабился Странный. — Так говорят Настоящие Люди о немых. И немые о Настоящих Людях говорят так. И Настоящие Люди украшают Хижины черепами немых. А немые обдирают волосы и кожу с голов Настоящих Людей. А Люди Звенящих Камней рады и сыты. Потому, что они едят вашу злобу, как вы — мясо рогатых. И делают так, чтобы злоба была, чтобы злобы было больше, больше, больше. И это не самое мерзкое из их деяний. Трупоеды..

Лицо Хромого сморщилось — просительно, жалко:

— Не понимаю... Не люблю не понимать... Плохо... Ты говорил: Люди Звенящих Камней могучи. Страшнее духов. Теперь сказал: едят нашу злобу. Значит, своей злобы нет — ели бы свою. Значит, не могут убивать — убивали бы немых сами, сколько надо съесть. Не могут. Ждут, чтобы убили мы. Значит — слабы. Не понимаю. Почему боишься их ты — сильный?

— Ты не поймешь, Хромой. — В голосе Странного не осталось ни ярости, ни силы — только бесконечная тупая усталость. — Не можешь понять. Рано. И дети твои не поймут. И дети их детей не поймут. Много, много поколений придет и уйдет прежде, чем вы поймете. Вот почему ты нужен мне. И Кошка нужна. Была нужна.

Хромой застонал, ударил кулаками о камни.

— Я и Кошка нужны тебе. Я и Кошка нужны Людям Звенящих Камней. Почему?!

— Когда-то, — Странный говорил, будто бредил, — вы были почти так же сильны, как и Люди Звенящих Камней. Они испугались вашей силы. Они сделали так, что вы стали такие, какие вы есть теперь. И я хочу, чтоб такие, как ты и Кошка — почти Люди — рожали детей, чтоб ваши дети были больше Люди, чем вы, а их дети — больше Люди, чем они; чтоб вы скорее, скорее, скорее снова стали сильны; чтоб вы растоптали гнусных трупоедов, смели, уничтожили без следа, без памяти, всех! Всех!! Всех, сколько их есть здесь и везде!!!

Напуганный этим истерическим воплем Хромой вжался в стену. Таким Странного он не видел никогда. И все-таки желание понять, понять хоть что-нибудь, пересилило страх, и Хромой отважился на новый вопрос:

— Для этого мы — я и Кошка — нужны тебе. А им?

Странный снова сник.

— И им — для этого. Чтоб вы — все вы, Настоящие Люди, немые, все — быстрее стали сильными. Чем больше вашей силы, тем больше вашей злобы. Чем больше злобы — тем больше еды для них. Но это не главное. Главного ты не поймешь. А когда вашей силы станет слишком много, они опять отнимут ее. И еще — они не любят делать руками. Им нужны такие, которые могут делать то, что они говорят. Очень мало, но нужны.

— Делать что?

— Разное. Ловить таких, как ты. Много другого. Не поймешь.

— А для чего мы им еще?

— Не поймешь, — Странный растирал руками лицо. — Ты ведь думаешь, если двум племенам тесно на одной равнине, выход один — убивать.

— А как иначе? — пожал плечами Хромой.

— Не знают. Хотят узнать. И для этого им нужно, чтобы Настоящие Люди и немые жили в тесноте, хотя Мир велик. И чтобы Настоящие Люди называли немых тявкающими без смысла, а немые Настоящих Людей — двуногими трупоедами...

Хромой жалобно заскулил:

— Не понимаю...

— Не плачь, — казалось, что Странный и сам готов заплакать. — Ты не сможешь понять. Рано. Слишком рано. Но те, кем вы станете потом, через много-много поколений — они смогут понять. И я должен сделать так, чтобы они узнали. Узнали, зачем Люди Звенящих Камней создали Мир и вас, узнали, как с ними сражаться, как побеждать прежде, чем они снова лишат вас силы, снова сделают такими, как теперь...

Новая мысль поразила Хромого:

— Ты говоришь про нас — «вы», про них — «они». Значит, ты — не они и не мы. А кто?

Странный не-то вздохнул, не-то всхлипнул:

— Ты ведь видишь сны, Хромой. И бывает так, что во сне ты — не совсем ты, и не здесь — далеко. Представь, что человек умер во сне. Сразу умер — не успел проснуться. И тот он, который ему приснился — остался.

Хромой долго молчал, сосредоточенно ковырял набившуюся между пальцами ног грязь. Потом поднял глаза на Странного:

— Если бы ты был не ты, а Однорукий, я бы понял все: ты забыл нагнуться, входя в пещеру, и испортил у себя в голове. Но ты не Однорукий. Ты — Странный. И я понял только: хочешь, чтоб у меня были дети. Теперь пойми ты: без Кошки не будет детей — я один не смогу. Расскажи дорогу.

Странный щурился на огонь, тер подбородок. И вдруг какая-то мысль молнией вспыхнула в его глазах. Мысль, поразившая, казалось, его самого.

— Скажи, Хромой... Только не вздумай вилять языком... Вы знали, что я делаю здесь, в пещере? Ты и Кошка — знали?

— Да, — Хромой потупился. — Ты выбиваешь на камне рисунки. Непонятные. Странные. Там, глубоко. Нам было интересно, и мы подсмотрели. Ты пришел с факелом и стал бить камнем по камню. Там было уже много рисунков, а ты выбивал новые. А потом ты учуял нас, глянул туда, где мы прятались, и твоя рука искала нож. И мы сразу убежали, потому что ты смотрел... Так ты смотрел на Шамана, когда убивал.

— Значит, мне не показалось, — Странный подбросил в очаг хворосту. — Только я не мог вас учуять. Мой нос слаб, а факел был рядом и вонял. Просто кто-то из вас слишком громко сопел.

Хромой угрюмо шмыгнул носом:

— Кошка. Она очень думала.

— О чем?

— Не сказала. Спросила, можно ли нарисовать слова.

Странный тяжело вздохнул:

— Умная.

Он надолго умолк. Хромой тоже притих, понимая, что нельзя мешать его мыслям.

Наконец Странный хлопнул ладонями по коленям, встал, подошел к выходу из пещеры, заговорил, не оборачиваясь к Хромому, глядя в ночь:

— Все, что знает Кошка, и о чем догадалась Кошка, знают теперь Люди из Долины Звенящих Камней. Значит, они найдут меня. Скоро. Меня победили опять, и все было зря. Слушай, Хромой, я расскажу дорогу. Иди, если не жалко себя. Но запомни: ты можешь идти не раньше, чем Слепящее успеет взойти и снова взойти. Понял?

Хромой торопливо закивал, глядя на Странного снизу вверх.

— Знаешь место, где Река раздваивается подобно жалу ползучих? Когда дойдешь, будешь ждать меня. Я пойду с тобой, потому, что все было зря. Понял?

Хромой снова радостно закивал.

— Тогда слушай дорогу.

— Зачем? Зачем говорить, если ты отведешь меня сам?

Странный коротко глянул через плечо:

— Путь далек и опасен, Хромой. Я могу умереть прежде, чем мы увидим Долину.

Слепящее поднялось уже высоко. От его лучей не было спасения здесь, на Реке, и едкий пот заливал глаза, и сводило пальцы, силящиеся удержать проскальзывающее во взмокших ладонях весло. Но челнок упорно и мощно шел против течения, хотя временами Хромому казалось, что он застыл на месте, а движутся — медленно и плавно — берега Реки.

Челнок Хромому оставил Странный. Это был хороший челнок, легкий и прочный, способный выдержать двух человек, оружие и запас еды. И Странный велел взять с собой побольше оружия и еды, потому что путь опасен и далек. А сам ушел. Не сказал, куда и зачем. Сказал только: «Отправишься не раньше, чем дважды увидишь восход Слепящего».

Вдох — выдох. Вдох — выдох. Два гребка с одной стороны челнока, два гребка с другой. Ломит поясницу, болят плечи, горят ладони, натертые веслом. Никогда еще Хромому не приходилось грести так долго. Против течения. Одному. Но Жало Реки уже близко, и дальше все станет легко и просто, потому что он будет не один.

Гнетущее предчувствие беды пришло, когда Хромой увидел крылатых, услышал их жадные крики. Как их много, как мерзко и громко они кричат, ссорятся, дерутся... Из-за чего?

Вот и Жало — длинный острый каменистый мыс, где встречаются два ленивых потока, и оба они — Река. Днище челнока затарахтело по гальке, и Хромой, схватив копье, прыгнул на осклизлые прибрежные валуны, а крылатые с криками вились над головой, и от огромной бесформенной груды впереди с рычанием шарахнулись два трупоеда. Хромой почти бежал, оскальзываясь, спотыкаясь о камни, туда, к этой груде, пока нестерпимое зловоние не остановило его.