Сбиватели

Где-то рядом журчит ручей.

Этот звук был и раньше, но теперь он нужен Гарольду. Мальчик закидывает арбалет на плечо, вытаскивает дротик из дерева, забирает свой первый трофей – беличью лапку – и направляется на звук воды.

Вода в ручье мутная, течение быстрое, кровь с рук Гарольда почти сразу уходит в поток, но он продолжает стоять на коленях, опустив ладони в прохладную воду. Рот чуть приоткрыт, глаза чуть приоткрыты. Он в трансе. Ему ещё никогда в жизни не было так хорошо, он чувствует внутри себя тепло. Через несколько минут что-то клюёт его в плечо, в шею, в макушку. Дождь начинает рисовать круги на воде. Гарольд встаёт, но не бежит в сторону дома. Мокрая одежда и волосы его не заботят, теперь он чувствует в себе жар, обретённый после убийства. Мальчик расправляет плечи и принимает дождь, крепко-крепко зажмуривает глаза и вслепую, вытянув руки перед собой, движется по лесу. Он делает это по наитию, тепло внутри указывает ему направление.

«Искренняя вера делает человека сильнее. И неважно, во что он верит» – так, кажется, говорил преподобный Хэтч Риггинс по кабельному телевидению.

Гарольд верит, что забрал тепло у мёртвого животного, и теперь оно указывает ему путь. Звучит глупо, но он искренне в это верит.

Через пять минут шум ручья остается позади. В ушах шелест дождя, в ноздрях петрикор[9], в глазах темнота.

Через пятнадцать минут он натыкается на очередное дерево, но ствол его отличается от предыдущих. Гладкий, отёсанный от коры. Шаг вправо, ещё один ствол. Гарольд открывает глаза – перед ним небольшое строение. Остов из десяти брёвен внутри обит горбылём, крыша из шифера. Со всех сторон сооружения плотный кордон хвойных деревьев, такой, что найти это место целенаправленно невозможно, если только случайно не набрести на него с закрытыми глазами. И Гарольда, словно акулу, впервые попробовавшую плоть, привело сюда чутьё. Плотный запах, как от хвоста мёртвой белки, только стократ сильнее, льётся из нутра постройки. Из дверного пролёта, невзирая на свежесть дождя, отчетливо тянет смертью.

Это лесная хижина Дейва Бойлера.

Гарольд сидит на разделочном столе. От его одежды пахнет теплом и испарением. На стенах трофеи Дейва – оленьи черепа, кабаньи копыта, заячьи лапы. На веревках вялятся клочья сырого розового мяса, на столе недопитая бутылка пива, Гарольд берёт ее, делает глоток, морщится, но допивает.

Идеальный день. Все запреты сняты. Он попробовал вкус смерти и теперь сидит в логове кумира, пьет его алкоголь. Это не аккуратный сарай дедушки, здесь всё по-настоящему: кровь, небрежность, кости, вонь, шкуры – смерть всюду. Грязному делу грязный антураж. С дедушкой он ходил вокруг да около, здесь оказался в центре. Маринвилл возбуждён происходящим, мальчик ощущает, как тепло, забранное им у белки, уходит в низ живота, в джинсах становится тесно. Он кладёт руку на пах и сжимает налившийся кровью член. Это его первая эрекция, Гарольд ещё не знает, что такое мастурбация, но, получив удовольствие от прикосновения, он сжимает и разжимает свой пенис через джинсы.

«Не убивай зверя, от которого ты не сможешь ничего взять. Нельзя убивать ради забавы», – говорил дедушка.

Но Гарольд мог. Он мог взять намного больше, чем его дедушка, чем любой другой взрослый охотник. Кто из этих любителей поговорить о справедливости мог взять тепло мёртвого животного?

Сжимает, разжимает.

Никто.

А зачем тогда вообще убивать? Шкуры, мясо, кости – это всё детскость, не стоящая смерти. То, что Гарольд получил от мёртвой белки, нельзя было ни разглядеть, ни потрогать. Это осталось в нём. Кровь, вырванный сустав, конвульсии, визг, боль – вот что взаправду.

Сжимает, разжимает.

Даже в свои девять лет Гарольд понимает, что он особенный, таких в обществе не любят. Дейва Бойлера считают изгоем, хотя он и вполовину не такой, как Гарольд. По меркам общества Гарольд Маринвилл – опасность. Плохо ли это? Вряд ли. По меркам стада зебр лев – тоже опасность. Нет белого и чёрного; в лесной хижине Дейва Гарольд впервые осознаёт, что стал жертвой своей потребности. Попробуй объясни это тому, у кого такой потребности никогда не было.

Мальчик содрогнулся и кончил.

Его пенис ничего не исторг, спермы в нём попросту еще не было, но удовольствие потекло по всему телу волной завершённости.

Тепло вышло.

Убийство даётся не каждому, Гарольд, как никто другой, понимал это. Дедушка был в этом деле любителем. Дейв Бойлер – новичком, но кумиром, потому что лучше него в округе никого не было. Гарольд хотел стать профессионалом.

3

Шоссе Е-930

Мотель «Оленьи рога»

Начинка дорожной сумки – это психологический портрет путешественника. И путешественник скрывает его за маской из ткани, кожи, брезента. Вот истинная причина всех неувязок на таможне. Таможенники пытаются выпотрошить, путешественники обороняются. Человек укладывает в дорожную сумку минимум самое дорогое, не считая запасных рубашек, брюк, носков, платьев, нижнего белья – всё это лишь второй слой защиты, уже после кожи с брезентом. И там, на дне, затаился психологический трюк, секрет, забившийся в недра. Настоящее лицо путешественника.

В багажном отсеке «Шевроле Субурбан» три дорожные сумки: Гарольда Маринвилла, Пола Кауфмана, Брета Салливана.

– Брет, этот паренёк на тебя пялится, – шепчет Гарольд, наклонившись к самому уху Брета. – В его воображении ты уже час как голым танцуешь сальсу. – Шепчет громко, и сидящий рядом с ним Пол не может игнорировать шутку, он делано прыскает в кулак. Брет чуть поднимает уголки губ. Остро́ты Гарольда успели надоесть за пять часов езды. Про педиков, про шлюх, про чёрных, про политиканов и опять про педиков.

Сейчас про педиков.

Все трое смотрят на молодого смазливого официанта в чёрных обтягивающих брюках, лоснящихся на ягодицах, тот, выпятив зад, протирает столы. Гладкое лицо, большие ресницы, яркие губы – всё подчеркивает насмешку Гарольда.

Гарольд довольно скалится.

Троица сидит за столом в ресторане мотеля «Оленьи рога». Название над входом в двухэтажный мотель объявляют изогнутые в готическом стиле светящиеся буквы. С момента их выезда из города прошло пять часов. Подкрепиться – это идея Гарольда, съевшего все припасы, взятые с собой в дорогу. Брет, сменивший Пола за рулём, свернул на автостоянку мотеля уже после тридцатого выкрика Гарольда: «Жрать!» Брет считал лично, мысленно пообещав себе, что будет терпеть до тридцатого.

На первом этаже мотеля находится ресторан и регистрационная стойка, почти всё остальное пространство усеяно дубовыми столиками. Над головами посетителей нависает пятисоткилограммовая люстра, стилизованная под рыцарские времена несколькими десятками искуственных свечей-лампочек и подвешенная на мощные чугунные цепи. Пахнет здесь свежей древесиной и мебельным воском. На несущей стене висят оленьи рога, скальпы животных угрожающе ощериваются мёртвым лесом – от самого пола до подстропильных балок. В помещении витает дух шестнадцатого века и смерти.

Две винтовые лестницы на второй этаж поднимаются по правую и левую сторону от регистрационной стойки. Ступени застланы вишнёвым ковром, балясины отёсаны в виде диких животных, перила вьются лакированной спиралью бука. Второй этаж здания распределён под номера.

Мотель находится в лесу. За окнами сейчас кромешная тьма. Стрелки напольных часов с гирями показывают 2:20. С первыми лучами солнца здесь начнётся суета: персонал, охотники, туристы, – но пока в ресторане посетителей нет. О популярности заведения сообщают только выстроившиеся на стоянке машины, в основном внедорожники, чьи хозяева сейчас спят на втором этаже мотеля. «Оленьи рога» – это не просто ночлег для туристов, в первую очередь это место сбора охотников. Основной финансовый успех мотеля кроется в местоположении: лес притягивает стрелков из Нью-Йорка.

9

Петрикор – землистый запах, который ощущается после дождя. Некоторые растения в засушливые периоды выделяют масла, которые поглощаются глинистыми почвами и горными породами. Во время дождя эти масла высвобождаются в воздух вместе с химическим соединением геосмином, метаболическим побочным продуктом актинобактерий, что и производит характерный аромат.