Страница 2 из 11
День прошел суетливо, в непрестанных бегах: поиски Сервия оказались делом не таким простым, как ей поначалу представлялось. Он, похоже, тоже был деятельным человеком, и не оставался долго в покое. Лишь только Аврора прибегала на одно место, как ей говорили, что Деон уже ушел в другое. По делам, разумеется. И ближе к вечеру ей удалось-таки его нагнать и сообщить свою просьбу.
Время пролетело так скоро, и не успела Аврора оглянуться, как с небольшой грустью провожала последние лучи закатывающегося за дома светила. Девушка лежала на кровати, тонкие руки свисали к полу. Ее клонило ко сну. Безудержно хотелось спать. Одно время Аврора пыталась с этим бороться, но это было выше ее сил. Забыться! Так приятно погрузиться в эту сладкую дремоту, а после – провалиться в объятия добродушного Морфея. Что может быть милее, чем добрый сон после пережитых душевных мук? Пожалуй, только удовлетворение, приносимое любовью, но в данный миг эту родную кровать она не променяла бы ни на одного мужчину в мире, пусть даже хоть сам Юпитер золотым дождем проникнет к ней в спальню. Спать! Это было единственное ее желание после прожитого дня. Завтра… Завтра наступит утро, завтра Сервий отведет ее в тюрьму. Никогда раньше и представить не смогла бы, что она, дочь Валерия, по доброй воле захочет посетить тюрьму! Завтра… С этим словом на устах она заснула, и в сновидениях ей виделось, что завтра наступает вновь и вновь, но никак не может окончательно наступить, а она засыпает и со словом «завтра» проваливается в очередной сон… Всю ночь ее мучили кошмары.
Но минуты бежали, их теченье скоротечно и неудержимо уносило в будущее, проходили часы, дни, и то, что раньше казалось таким далеким и несбыточным, воплощалось в явь.
Сервий ждал ее на условленном месте. Он нисколько не изменился ни с той встречи, когда гостил у них дома, ни со вчерашней: все так же располагал к себе, все так же внушал уважение и доверие. Добродушный крепыш, верный вере предков, он первым заметил ее и шагнул навстречу:
– Доброе утро, Аврора! День обещает быть светлым и ярким: посмотри, как высоко сегодня взбежала солнечная колесница! Не передумала ли ты? Место, в которое мы отправимся, ничего этого не обещает.
– Приветствую тебя, Сервий. Мне не надо несколько раз думать, чтобы решиться на это. Я не знаю, что мною движет, но благодаря этому, чувствую, способна на любые поступки.
Аврора была настроена решительно: ничто не могло ни остановить ее, ни поколебать – это Сервий прочел в ее глазах. У обычно приветливой и милой девушки глаза отливали сталью, а их твердость лишний раз говорила о серьезности намерений.
– Что ж, я не буду спорить, – Сервий не мог не согласиться, – и я рад оказать услугу дочери Валерия, почтенного сенатора и моего друга. И это останется в тайне, только между нами, как ты о том просила вчера. Идем же. Я обо всем договорился. Начальник тюрьмы – мой давний знакомый.
Они поспешили к невеселому месту, как на праздник. А торопиться и в самом деле надо было, пока желание покидать этот радостный мир ради того, чтобы окунуться во мрак подземелья, еще не пропало. Вскоре Сервий с Авророй преодолели все улицы и переулки со снующими туда-сюда людьми и достигли врат римской тюрьмы.
Высокая каменная стена сурово простерлась далеко в стороны, а прямо перед путниками высились тяжелые железные врата, своим ледяным видом не сулившие ничего доброго. Массивные острия, кольца и замки венчали врата, лишь дополняя ужасное впечатление, производимое одним внешним видом.
Сервий не улыбался, теплота его глаз отошла в тень. Даже солнце здесь светило по-другому: его свет стал не таким ярким и радостным, как раньше. Многое менялось. Мир менялся прямо на очах, становясь таким, каким прежде не был.
– Обиталище бездонной ночи, что укрывает забытых и неоплаканных мертвецов: редко кто отсюда выходит и еще разок может увидать дневной свет. Не живые, а их призраки здесь обитают, вдалеке от жизни, вдалеке от людей. Многие из них стали безумными, в выборе между жизнью и рассудком теряя последнее. Жильцы этого мира безутешны, их скорбь сильней смерти. Иногда они взывают к новым людям, хотят что-то до них донести, но то все – сплошные бредни. Не пытайтесь с ними заговорить, найти общий язык. Общие у них с вами только буквы, сочетанья же их значат совсем иное, ведомое им одним, не советую пытаться разобраться в них – то бредни безумных.
Дав такое последнее наставление, Сервий ударил кольцами о железную дверь ворот, громадную, как дверь в логово прожорливого великана. Гулкий звук ударов разнесся по воздуху каким-то могильным звоном, чуждым всем живым. Аврору проняла беглая дрожь. Не слышны были ни крики людей с далеких теперь улиц, ни звонкий смех детей, ни напрасный вой собак. Только звуки шагов, как топот мертвецов, теперь имели значение. Дверь медленно отворилась, заунывно пропела, и из нее показался бледный с больными чертами лица человечек. Авроре на миг привиделось, что это перед ней один из обезумевших, о которых говорил Сервий, но по богато убранной одежде и по мирному приветствию догадалась, что это вовсе не заключенный тюрьмы, а совсем даже наоборот – ее начальник. Он встретил Сервия крепким рукопожатием, как хорошего знакомого, улыбнулся Авроре гротескно, но по-другому он не умел – разучился без практики. В таком месте и улыбаться толком было некому.
Они прошли во внутренний дворик тюрьмы. Его чистое убранство не могло ввести в обман: везде мерещились тени страдальцев, и слышался трупный запах, которым здесь все прямо-таки пропиталось насквозь. Можно было живо себе представить, как из норы той пещеры, что была спуском в подземелье, волокли очередной труп, зашивали в тухлые тряпья. И после либо сжигали, либо бросали вниз со скалы в Тибр.
Аврора шла следом за Сервием, смотря себе под ноги: ей хватало одного взгляда, случайно брошенного на строения смерти, возвышавшиеся по сторонам, с людьми в черных, как смоль балахонах.
Втроем они подошли к решетке, отгораживающей двор от входа в подземелье. Какой-то страж с мрачным лицом отворил им, такие же мрачные прутья пропали, и они продолжили безрадостный путь. Шли они в полном молчании: среди такого окружения никому и не хотелось говорить ни слова – а вдруг они могли, помимо воли, силой удержать здесь человека, ненамеренно их обронившего, – и тогда его участью станет провести здесь остаток своих дней.
Когда перед ними из полутьмы выросли каменные ступени, ведущие глубоко вниз, начальник с помощью одного стража достал откуда-то из ниши в стене три факела и зажег их. Пока он проделывал эти нехитрые действия, Аврора осмотрелась. Безысходность сквозила во всем; она чувствовала себя, как птица, заточенная в клетку после свободных просторов чистого неба. Факелы начали гореть тихим мерцающим пламенем, то вырывая из тьмы смутные очертания, то вновь отдавая их в ее владенье.
Спуск был недолог, но он чуть не закончился трагедией: Аврора едва не рухнула на самый низ, заодно забрав с собой всех остальных, если бы не Сервий, шедший впереди нее. В самый решительный миг он успел напрячь крепкое плечо, и затем, развернувшись, поддержать ее. А во всем оказались виновны душераздирающие стоны и вопли, в одночасье вырвавшиеся, словно из полсотни глоток. Начальник извинился, что забыл предупредить об этом: сам он за много лет, что провел здесь, так свыкся, что не обращал на это ни малейшего внимания.
– Виноват. Совсем забыл: на новичков это всегда действует угнетающе, – пробасил он, и они пошли дальше.
Люди из другого мира погружались во мрак. Как тяжело было не внимать бесчисленным голосам, взывавшим из трясины горя! Когда ступени закончились, и пред ними предстал длинный коридор, Аврора пожалела: лучше б ступени еще продолжались: тогда б она думала, что то было худшее, что с ней могло приключиться.
От гробницы живых мертвецов, которых сюда загнал беспощадный рок или жестокость людская, веяло холодным ужасом, разило бездушием и бесчеловечностью, царившим здесь. Авроре стало дурно. Отовсюду несся отвратительный смрад, как от разлагающихся тел, хуже, чем в цирке из загонов животных. Вдобавок ко всему здесь стоял пронзительный холод, и зима наверху могла бы теперь показаться сущим летом. Высокий потолок не освещали тусклые факелы, но с него то и дело падали увесистые капли воды, сочащиеся между камнями откуда-то сверху. Начальник пояснил, что подземелье вытесано под небольшой подземной речкой, вот вода и проникает сюда.