Страница 8 из 16
Очередной проблемой студента, не ведающего о вышеупомянутых сложившихся обстоятельствах, станут так называемые «иллюстративные биографии». Подобно мифам, которые в драматической форме могут описывать определенные факты, биографии эти содержат материал для изучения, рассчитанный на то, чтобы произвести особое воздействие. С течением времени они исчерпывают свою полезность и представляются не более чем выдумкой, или в них видят описание действительных событий. Найдется ли историк, который добровольно откажется от такого материала в качестве источника? Так, например, поскольку в биографии Мауляны Джалалуддина Руми103 сообщается, что он проводил изрядное время в своей турецкой бане, – искатели высшего сознания и взыскатели просветления придали этому рассказу такое огромное значение, что пустились сооружать собственные парные бани с тем, чтобы регулярно посещать их. У них, в свою очередь, есть свои подражатели…
Те, кто не забыл стишки детских лет, смогут воспринять один из аспектов суфийского изучения, поразмыслив о несчастном Шалтае-Балтае. Подобно Шалтаю, суфийские идеи, после того, как их восприняли на самом низком из возможных уровней, весьма сильно обесценились. И вследствие этого они угодили во всевозможные странные места. Разглядывая обломки Шалтая, хочется назвать эмоциональных искателей и традиционных ученых «королевской конницей» и «королевской ратью» из этого детского стишка. И у тех и у других налицо неизбежная беспомощность ввиду стоящей перед ними задачи. Человек и конь или любое их количество, королевские они или нет, пригодны для выполнения множества разнообразных задач, но не более того. Как и в детском стишке, здесь чего-то не хватает: и если они не суфии или не задействуют суфийские методы, им ни за что не «собрать Шалтая». Есть кони, есть всадники, но нет того, что направляет их движение, нет знания.
Если суфийские идеи, – (например, те, что выражены в книжной форме или находятся в обращении среди подготовительных или «осиротелых» общин и обретают конкретное применение благодаря учениям и наличию живого человеческого образца – учителя) – и в самом деле предназначены произвести тип мышления более ценный, чем механистический, исследователь (не без основания) может заявить, что имеет право ознакомиться с конечным результатом. Так, возможно, он будет ожидать, что суфии, неизменно выполняют значительную или даже решающую роль в человеческих делах. Но хотя сам суфий не согласился бы с тем, что его цель – публичное признание (большинство из них избегает славы), и хотя он отнюдь не горит желанием стать кем-то вроде АЛЬБЕРТА ШВЕЙЦЕРА-НАПОЛЕОНА-ЭЙНШТЕЙНА в одном лице, существует, тем не менее, немало свидетельств мощного суфийского наследия. Тем же, кто пытается ограничить суфизм рамками того или иного культа и нацепить на него соответствующий ярлык, еще более удивительными покажутся широта и разнообразие суфийского влияния, даже оставляя в стороне утверждение суфиев, что их величайшие фигуры – почти всегда анонимны.
На протяжении последнего тысячелетия, главным образом в периоды монархического правления, суфии были королями или стояли за их спиной в качестве советников. В то же самое время, но при других обстоятельствах, суфии боролись против самого института монархии или же трудились, чтобы смягчить ее злоупотребления. Имена многих из этих мужчин и женщин известны. Индийский Могол Дара Шикох стремился перекинуть эзотерический мост между индусами, мусульманами и другими своими подданными104. Суфии-патриоты сражались с иностранными солдатами, а суфийские солдаты точно так же боролись за сохранение существующих режимов – и порой в довольно крупном масштабе: как, например, вдохновленные суфиями турецкие янычары, или вождь сопротивления на Кавказе Шамиль, или Сануси в Ливии, или дервиши Судана.
Почти вся персидская литература классического периода является суфийской; сюда же можно отнести и бесчисленные научные, психологические и исторические произведения.
Все вышеприведенные сведения – есть факты, исторически засвидетельствованные, и этот список легко продолжить в более полном объеме и количестве.
Фрагментарные исследования ортодоксальных ученых, посвятивших себя этой области, имеют огромную ценность, поскольку сохраняют большой фактический материал, и на их работы я неоднократно ссылался в этой статье, однако, чтобы собрать воедино и сопоставить масштаб и значение суфийской деятельности в человеческом обществе необходим совершенно новый дух в сфере познания. И это единственный путь, если мы хотим сохранить достижения и уменьшить потери.
Исследователям нового типа – и здесь возникает еще одна проблема, – помимо того, что они должны быть менее склонны к догматизму, нежели их предшественники, придется принять во внимание утверждение самих суфиев, гласящее: «Изучение суфизма требует определенного настроя ума, определенных условий, определенного метода»105.
Не дав себе труд подумать, многие люди, часто восставали против этой формулировки. Но в конце концов разве она так уж отличается от изречения: «Изучение экономики требует определенного настроя ума (желания понять), определенных условий (режима схоластического обучения и наличие надлежащей литературы), определенного метода (следования курсу обучения, составленному людьми, сведущими в этом предмете)»?
Приблизиться к изучению суфизма, например, невозможно лишь с той точки зрения, что это – мистическая система, опирающаяся на богословские понятия и предназначенная для достижения экстатических состояний. Как говорится в суфийском четверостишии Омара Хайяма (ум. 1123)106:
Вряд ли возможен какой-либо прогресс в сторону более широкого понимания суфийских идей, пока большее число ученых не воспользуется суфийскими методами толкования. Если этого не произойдет, все их усилия по-прежнему будут растрачиваться на факты второстепенной важности. А это, в свою очередь, создает проблему уже для самого суфия. Ибн аль-Араби сказал: «Суфий должен действовать и говорить, учитывая понимание, ограниченность и скрытые предрассудки, господствующие в сознании его аудитории»107.
Правильное изучение суфийских идей зависит от наличия и соответствующего использования суфийской литературы, а также от контакта с суфийским Учителем.
Что касается наличия необходимой литературы, то с течением времени естественный ход событий, возможно, выправит это положение, хотя два недавних случая показывают, что и здесь возможны серьезные потери.
Некий известный ученый и специалист по вопросам суфизма на Среднем Востоке раскритиковал одну из моих последних книг, утверждая, что Мулла Насреддин – юморист, а вовсе не суфийский персонаж, служащий целям обучения. Тогда он не подозревал, и, возможно, не подозревает и до сих пор, что один европейский исследователь как раз в то время находился в Пакистане в одной дервишской общине, которая в качестве учебного материала использовала только Муллу Насреддина и ничего больше. Описание этих занятий недавно было приведено на страницах британского журнала108, посвященного вопросам религии.
Но просто увеличить количество информации о суфизме еще не достаточно. Совсем недавно я, без какого-либо умысла, спросил одного западного интеллектуала, с которым столкнулся на греческом острове, о его планах на время праздников. Внезапно он опрокинул на мою голову целый ушат оскорблений. Размахивая экземпляром одной из моих книг, он кричал: «Мало того, что вы сами бессмысленно тратите время, размышляя о праздниках, вы еще и пытаетесь отнять время у человека, читающего эту книгу, которая куда важнее, чем все ваши праздники!».
103
Мунакиб см. прим. 55 выше.
104
Он написал «Маджма эль-Бахрейн» («Слияние двух морей»), перевод которого опубликован Азиатским обществом Бенгалии.
105
В суфийском кружке даже один неподходящий участник сведет на нет усилия всей группы. Это сформулировано, например, у Саади в «Гулистане» («О манерах дервишей»).
106
Омар Хайям (умер в 1223г.): суфийские учения рассматриваются в книге Свами Говинда Тиртха: см. SwamiGovinda Tirtha, The Nectar of Grace – Omar Khayyam’s Life and Works («Нектар тонкости» – жизнь и произведения Омара Хайяма), (Аллахабад, 1941); и I. Shah, The Sufis, стр. 164, 71. Цитируемый стих является 24-м четверостишием из Бодлиянской рукописи, изданной под редакцией E. Heron-Allen, The Ruba’iyat of Omar Khayyam («Рубайат Омара Хайяма»), (Лондон, 1898), стр. 141. Оригинальный текст:
Рубайат Хайяма был переведен и опубликован в 1967 г. Робертом Грейвсом и Омаром Али Шахом с критическими комментариями.
107
Смотри английский перевод Maulvi S. A. Q. Husaini, Ibn Al Arabi, (Лахор, 1931), VI, I, стр. 38
108
R. Simac, In a Naqshbandi Circle («В кругу Накшбандов»), в журнале Hibbert Journal, (Весна, 1967), т. 67, № 258, и I. Shah, Karavan of Dreams («Караван мечтаний»), (Лондон, 1968