Страница 3 из 12
Игорь с Инной заржали в подушку.
Инна достала пульт, убавила громкость.
Как изящно она это сделала! Игорь не выдержал и снова навалился с поцелуями.
Девушка тонко рассмеялась, нежно оттолкнула влюбленного, вспорхнула с постели и накинула халатик с синими драконами.
– Какой ты голодный! Может, чайку? С булочками?
– А может…
– Хватит-хватит. Уже и так полфильма пропустили.
Булочки были шикарные. Мягкие, пышные, с легким запахом корицы. За столом напротив молодых сидели родители Инны: мама Эльвира Викторовна и папа Аркадий Петрович.
– Я в мебельном такую стенку присмотрела! – воскликнула мама. – Необыкновенно красивая вещь! В зале поставим, обалденно будет смотреться! Гости попадают, когда увидят.
– Остается только денег на нее заработать, – парировал папа. – Игорь, ты видел, как наша Инна рисует? Это же просто Глазунов какой-то!
– Пап, не надо, – Инна сделала сердитое лицо, – рисую я плохо. Другие в студии намного лучше. Я отстающая от всех серость.
– Серость?! – папа вскочил и убежал в соседнюю комнату. Вернулся с кипой разрисованных листов ватмана. Выложил на стол перед Игорем. – Вот это она называет серостью! Посмотри! Какие цвета! Как выписаны детали! А свет, свет! Да я такого света у Левитана не видел!
– Вот это кайф! – Игорь восхищенно перебирал рисунки. Он видел много картин великих художников в «Детской энциклопедии по искусству», но такой красоты не встречал. А ведь рисовал не кто-то далекий и чужой, рисовала любимая! Удивительно!
Любимая, фыркнув, убежала в комнату.
Игорь бережно взял охапку картин и пошел следом.
– Ну, ты чего? Стесняешься?
Инна лежала на кровати, отвернувшись к стене.
– Я положу… на стол.
Осторожно опустил бумаги на гладкую коричневую полированную поверхность. Повернулся к девушке.
– Ну, Инн, хорош дуться. Классные же картины!
Инна резко развернулась:
– Ты просто ничего не понимаешь в живописи! Это примитивно!
– Ну, хорошо, хорошо, может, не понимаю. Но мне нравится. Имею я право на мнение?
– Серьезно? Тебе на самом деле нравится или ты, как родители, не хочешь меня обидеть? Скажи честно.
– Честно! Клянусь.
Инна села в кровати.
– Ну тогда иди сюда, ценитель прекрасного. Сейчас я тебе объясню, что картины – это не самое удивительное!
глава четвертая
Русская лапта
Утро раскрасило мир тревожными мазками. Воробьи бесились в ветках смородины совершенно неискренне. Люди стали печальными и милыми. Смотрели с сочувствием и пониманием. Игорь медленно шел по самому нелепому в этой ситуации маршруту – в техникум. Что заставляет нас, чувствуя дрожь, слабость и страх, поступать вопреки здравому смыслу? Упрямство? Презрение к слабости? Боязнь себя? Вера в Человека? Почему всегда остается в глубине души странная надежда, что Плавт с его Homo homeni lupus est должен долго идти лесом к Сенеке и татуировать на своей боязливой груди Homo sacra res homeni. Ну не волк человек человеку! Ведь приходит младенец в этот мир беспомощным и беззащитным, и не едят его, не убивают, а даже любят и заботятся. Куда потом доверие пропадает? А может, не пропадает оно, а прячется где-то глубоко и иногда, как сейчас, выходит наружу?
В техникумовском фойе здоровались, обнимались, хлопали друг друга по плечам. Бдительно фиксировала ситуацию завуч Мария Мироновна. Ее взгляд из-под больших круглых очков выпрямлял спины самых отпетых хулиганов техникума. У обшитого старой фанерой гардероба беседовал с незнакомым пестро прикинутым пацаном Федор. Заметил Игоря, сразу съежился, отвернулся. Сеньковских ребят не видно. Может, лажа это все. Может, обойдется сегодня без разборок и братоубийств…
Сенёк появился на второй паре. Лекция уже началась. Юрий Михайлович рассеянно кивнул опоздавшему и опять зачертил на доске уравнения. Сенёк, обнаружив Игоря, подмигнул как-то особенно весело. Сел у входа. Игорь присмотрелся к аудитории. Гены не было. Не было и его друзей. Может, Сенёк с ними уже разобрался? Теперь его, Игоря, очередь.
– Тарасов! – надо же, какие мы наблюдательные, Юрий Михайлович. – Ты чего крутишься? Сядь нормально.
Сенёк засмеялся громко, азартно:
– Это он ягодицы разминает! Готовится к спортивному мероприятию.
– А вы бы, Сеньков, помолчали. Сами вон опоздали.
– А я чего! Я старушку того…
– Топором? – хмуро пошутил преподаватель.
– Не, через дорогу…
– Широкие у вас дороги… за одну пару не перейти… Ладно. На чем я там остановился. Так. Возьмем уравнение с двумя неизвестными, содержащее, по крайней мере, один из членов с неизвестным в квадрате…
В конце половины пары Сенёк подошел к Игорю:
– Ну что, мусор, пойдем во двор, поболтаем?
– Как вчера, одиннадцать против одного?
– Да нет, ты знаешь, поменьше нас стало после вчерашнего. У некоторых, сам понимаешь, ножки болят. Некоторые пересрали. Пойдем? Просто поболтаем о том, о сем.
– Ну, пошли.
Задний двор был пуст. Ай да Сенек. Удивил. Решил по-честному. Один на один. Впрочем, удивление было недолгим. Из пролома в заборе вылезли пятеро самых отмороженных Сеньковских шестерок. Спортсмены, судя по бейсбольным битам в руках. Не хватало простреленных вчера и того рыжего, что их перевязывал.
Игорь кашлянул, сбивая хрипоту в горле, поинтересовался:
– Тренируетесь? Лаптисты, что ли?
– Ага! – хохотнул Сенёк. – Лаптисты-онанисты. А ты что, испугался?
– Да нет! – голос Игоря предательски срывался на хрип. – Только я молчать не буду. Я не Федя.
Ребята, окружившие Игоря, заулыбались.
– Молодец! – похвалил Сенёк. – Не молчи. Хотя кто будет пи…деть в мусарне, если ты вдруг гриппом заболеешь или под поезд попадешь, к примеру… Оно же совсем непонятно, под колесами тебя поломало или битами бейсбольными… Скорее, под колесами, биты ж они для другого, ими во что-то там америкосы играют.
Lupus est все-таки. Обидно. Сам себя обманул. Поверил в доброе, вечное. Небо хмурилось, вот-вот сорвутся первые дождинки. Пацаны стояли плотно, биты на взмахе. Уйти не получится.
– Давай, на колени становись. Не все ж нам мослы об асфальт тереть.
Игорь внимательно посмотрел в глаза однокурсника. Почему он так живет? Кто вынул из него человека?
– Чево зенки залупил? На колени, паскуда!
Сзади рубанули битами в подколенные сгибы, а когда колени Игоря ударились о шершавость асфальта, наступили на голени, чтоб не поднялся.
Сенёк продолжал улыбаться.
– Может, по-мирному разойдемся? Отсосешь и свободен?
Соратники благостно загоготали.
– Я же сказал, голубой!!!
Гена. В руках толстая книга. Откуда взялся? Сенёк оторопел лишь на секунду. Потом улыбнулся. Очень хорошее настроение у него было в этот день:
– Подружки собрались. Опять с пистолетом?
– Нет, с альбомом.
– Не понял.
–А чего тут понимать! – в голосе Гены звучало холодное презрение. – Возьмите на память!
Он швырнул альбом под ноги отморозкам. Книга ударилась об асфальт, рассыпала вокруг интересные кадры. Игорь увидел на подлетевшей фотографии какие-то голые тела и не сразу узнал страшного одноклассника Виктора Сенькова, ублажавшего сразу двух каких-то похабного вида мужиков.
Пацаны зароптали, подбирая и рассматривая детальные снимки. Сенёк уже не улыбался. Он затравленно смотрел то на своих, теперь очевидно бывших, соратников, то на поднявшегося на ноги Игоря, то на ненавистного Гену.
– Это мне один мусор подарил, – небрежно заметил Геннадий. – Тот, которому ты вылизывал всякие интересные места после удачного утреннего стула. Тебя ж за это досрочно освободили? Я и в техникуме одну фотку повесил. Большую такую, метра два на два.
Сенёк покраснел и в бешенстве бросился на Гену. Но на втором шаге вдруг споткнулся обо что-то невидимое, упал и завыл так, что зазвенели складские стекла. И непонятно было, чего больше в этом вое, боли или досады.
Из разорванной штанины бил фонтан крови.