Скриба

Вдруг в нескольких шагах, в зарослях кустарника, она увидела что-то похожее на большую лодку. Хоос ничего об этом не говорил, но ей было известно, что на таких лодках перевозят грузы. Раздвинув ветки, она забралась в лодку, которая затрещала под ногами. Нос судна при помощи жерди был прикреплен к канату, протянутому между берегами. Наверное, для того, чтобы во время выгрузки и загрузки товаров лодку не унесло течением, подумала Тереза. Не обнаружив пробоин, она решила попытаться снять судно с мели и перебраться на другой берег.

Девушка подошла к увязшей части лодки, уперлась спиной в корму и изо всех сил стала толкать. Ноги по щиколотку ушли в ил, но лодка даже не сдвинулась. Она пробовала снова и снова, до дрожи в руках и ногах, и наконец, сдавшись, бросилась на землю и разрыдалась.

Сколько раз после бегства из Вюрцбурга она плакала, и не сосчитать! Тереза вытерла слезы и подумала, не отказаться ли от своей безумной затеи, не вернуться ли и не попросить ли прощения у Уилфреда, Бога, у всех, у кого нужно. По крайней мере, она опять будет с семьей и, возможно, с ее помощью сумеет доказать, что не виновата в пожаре. Однако она тут же вспомнила о погибшей девушке и поняла, насколько безумна мысль о возвращении. Нет, если уж ей позволено прожить еще немного, она должна попасть на другую сторону озера.

В отчаянии Тереза нашла небольшой камень и швырнула по направлению к противоположному берегу. Камень пролетел примерно четвертую часть озера, то есть около ста шагов. Нет, в такой холод нечего и думать о том, чтобы перебраться вплавь. Значит, нужно искать какой-то мост.

Она уже собиралась идти, как вдруг подумала, что вполне могла бы воспользоваться канатом. Он привязан к огромным деревьям и наверняка выдержит ее. Правда, на середине он сильно провисает, но воды не касается.

Решившись, Тереза вошла в воду. От холода она судорожно вздрогнула, но не остановилась. Когда дно из-под ног ушло, она подпрыгнула, уцепилась за канат руками и ногами и поползла, как гусеница.

Сначала все шло хорошо, но после примерно трети пути натяжение стало ослабевать, и Тереза оказалась в опасной близости от воды. Тогда она поплыла, держась за канат, а когда он опять выровнялся, снова забралась на него. В этот момент мешок раскрылся и огниво упало в воду. Тереза попыталась схватить его, но течение оказалось более проворным. Выругавшись, она поползла дальше и через некоторое время, показавшееся ей вечностью, ступила на твердую землю.

Ноги не держали, и она рухнула на прибрежные плоские камни, теплые по сравнению с ледяной водой и насквозь промокшей одеждой. Отдышавшись, но сильно дрожа, она разделась и отжала вещи. Вдруг ее внимание привлек какой-то блеск неподалеку. Не может ли это быть огниво, подумала она, и хотя предположение было совершенно невероятным, быстро оделась и подошла. Оказалось, это раки, копошившиеся на бесформенном теле какого-то воина.

Возможно, сакс, но, может быть, и франк, мелькнуло в голове.

Ужасная рана тянулась от левого уха до основания шеи, изможденное лицо в кровоподтеках, щиколотки будто вывернуты, живот раздут, словно старый бурдюк. Рана была явно от скрамасакса, висевшего у него на поясе, и Тереза даже подумала, не взять ли его, но не стала, так как всем известно, что души умерших в течение трех дней находятся рядом с телом.

Немного отступив, она наблюдала за пиршеством, отчасти с отвращением, отчасти с любопытством, и вдруг подумала, что раки очень вкусные, если их приготовить. Однако тут же вспомнила о потерянном огниве и решила осмотреть тело. Палкой она раздвинула раков, но, видимо, несчастного уже кто-то ограбил, поскольку кроме других раков и засохшей грязи она ничего не нашла.

Тем не менее Тереза продолжала рыться в одежде убитого, как вдруг ее схватили и подняли в воздух. Она закричала и стала брыкаться, словно в нее вселился бес, но тут чья-то рука зажала ей рот. Тогда она принялась яростно царапаться и в ответ получила оплеуху, болтаясь над землей, будто тряпичная кукла.

– Чертова девка! Только попробуй крикнуть, и я вырву тебе язык!

Тереза попыталась, но у нее ничего не вышло.

На нее угрожающе смотрел старик, кажется, только что вышедший из преисподней. Лицо словно кем-то изгрызено, всё в гнойниках, сквозь редкие волосы видны царапины и грязь, серые глаза того и гляди пробуравят насквозь. У стоящей рядом собаки клыки тоже будь здоров.

– Спокойно, дочка. Мой пес, Сатана, кусает лишь тех, кто сам на это напрашивается. Ты одна?

– Да, – пробормотала она и через мгновение пожалела о своих словах.

– Что ты искала у этого мертвеца?

– Ничего, – она опять прикусила язык.

– Так уж и ничего? Ну-ка, снимай башмаки и ставь их сюда, – приказал старик. – Как тебя зовут?

– Тереза. – Она выполнила его приказание.

– Хорошо. А теперь давай это. – Он показал на мешок, висевший у нее на плече. – Можно узнать, что ты тут делаешь?

Тереза не ответила. Старик открыл мешок и принялся изучать его содержимое.

– А теперь слушай, – продолжил он. – Мне все равно, что ты тут делаешь, откуда идешь, одна ты или нет и что ты искала у этого мертвеца, но здесь полно саксов, и если ты закричишь или выкинешь еще какую-нибудь глупость, пикнуть не успеешь, как Сатана прокусит тебе глотку. Понятно?

Тереза кивнула. Можно было бы попытаться убежать, но без башмаков это безумие, наверное, потому старик и приказал ей разуться. Она отступила на несколько шагов и внимательно на него посмотрела. На нем был сильно изношенный плащ, подвязанный на поясе и не закрывавший длинные костлявые ноги. Оставив в покое мешок, он поднял с земли палку с колокольчиком на конце. Только тогда Тереза поняла, что это прокаженный.

Больше она не раздумывала. Стоило старику отвести взгляд, как она повернулась и бросилась бежать, но скоро поскользнулась, упала и сразу почувствовала на спине горячее дыхание собаки. Смирившись, она ждала смертельного нападения, однако животное не двигалось. Тем временем старик подошел и протянул покрытую струпьями руку. Тереза отпрянула.

– Боишься моих болячек? – рассмеялся он. – Саксы тоже боятся. Ладно, вставай, они нарисованные.

Тереза присмотрелась к язвам, которые вблизи казались просто пятнами, но все равно не поверила. Тогда старик потер руки друг о друга, и язвы исчезли.

– Теперь видишь, что я не лгу? Ну ладно, садись и успокойся. – Старик вернул ей мешок. – С такими пожитками далеко не уйдешь.

– У вас точно нет проказы? – неуверенно спросила она.

– Конечно нет! – Старик опять рассмеялся. – Но этот трюк не раз спасал мне шкуру. Вот, смотри.

Он зачерпнул из воды горсть песка, добавил темной краски, растер до однородной массы, капнул еще какой-то жидкости и намазал руки.

– Обычно я еще добавляю клейстер, чтобы прилипало, когда высохнет. Для саксов прокаженные страшнее любого войска. – Он взглянул на труп. – Только не для этого… Мерзавец хотел украсть у меня шкуры. Пусть теперь разбирается с дьяволом… Кстати, с каких это пор ты грабишь покойников?

Тут старик нагнулся и тоже принялся рассматривать убитого. Он, в отличие от Терезы, обнаружил привязанный изнутри к поясу небольшой мешок, открыл его, удовлетворенно улыбнулся и спрятал в складках одежды. Затем снял с шеи подвески со странными бурыми камнями, взял скрамасакс, вложил в ножны вместе со своим и, наконец, перевернул тело. Не найдя больше ничего интересного, он так и оставил его лежать среди камней.

– Ему это уже не понадобится, – сказал он. – А теперь рассказывай, что ты тут делаешь.

– Это вы его убили?

– Я – нет, вот он. – Старик дотронулся до ножа. – Наверное, этот парень следил за мной, но вместо того чтобы убить, попытался утащить у меня шкуры, дурачок.

– Шкуры?

– Ну да, там, в повозке. – Старик махнул рукой назад.

Взглянув туда, Тереза обрадовалась: если есть повозка, значит, должна быть и дорога.

– Этот идиот сломал колесо, пойду попробую починить, а тебе нужно быстрей уходить отсюда, он наверняка путешествовал не один. – С этими словами старик отдал Терезе башмаки, повернулся и направился к лесу.