Скриба

– Чего вы хотите? Чтобы мы все угодили в ад?

– Нет, этого я не хочу.

– Тогда какого черта вы вбили себе в голову, будто я могу помочь вам? Я представляю в Вюрцбурге закон. Меня поставил сюда Карл Великий.

– Но сейчас решать должны вы. Неужели хранитель тайны, которая изменит будущее христианского мира, отступит из боязни вызвать раздражение простого монарха?

Как только Рейнхольд и Лотария узнали последние новости, они тут же пришли в церковь Сан-Дамиан помочь с похоронами Терезы. Лотария была старшей сестрой Рутгарды, а после ее брака с Рейнхольдом связь между двумя семьями стала еще прочнее. Все подготовив, Горгиас дал знать Рейнхольду, что тело можно переносить. Рутгарда и Лотария пошли вперед, чтобы начать приготовления, но Горгиас и Рейнхольд, воспользовавшись найденными в церкви носилками, скоро догнали их.

Дома Горгиас положил тело Терезы на тюфяк, где она всегда спала. Взгляд его застыл на покойнице, глаза покраснели от слез. Он не мог представить, что никогда больше не порадуется ее улыбке, не увидит ее живые глаза и порозовевшие щеки, что от ее прелестных черт останется лишь безобразный череп.

Ночь предстояла долгая, холод пробирал до костей, и Рутгарда, прежде чем заняться делами, предложила подкрепиться чем-нибудь горячим. Горгиас развел огонь в очаге, и Рутгарда поставила разогреваться сваренный накануне суп из репы, добавив в него воды и принесенный Лотарией кусочек масла. Сама Лотария тем временем прибиралась в углу, который показался ей подходящим для обряжения покойницы. Несмотря на пышные формы, она двигалась с ловкостью белки, и в мгновение ока место было очищено от разных инструментов и утвари.

– Ваши дети знают, что ночью вас не будет дома?

– Да, Лотария им сказала, – вмешался Рейнхольд. – Наверное, не стоит этого говорить, но моя жена – настоящее сокровище. Как только она узнала о случившемся, тут же побежала к акушерке попросить флакончик душистого масла. Иногда мне кажется, что она соображает лучше многих мужчин.

– Наверное, у них это семейное. Рутгарда тоже очень разумная женщина, – сказал Горгиас.

Рутгарда улыбнулась. Муж редко говорил ей приятные слова, но он был на редкость порядочным человеком, и она гордилась им.

– Хватит нас расхваливать, сходите лучше за дровами, пока я занимаюсь покойницей. Когда закончу, скажу, – проворчала Лотария.

Рутгарда налила в миску суп и подошла к Горгиасу.

– Видишь, он со мной согласен. Вы соображаете лучше многих мужчин, – повторил Рейнхольд.

Оба с жадностью набросились на еду. Затем Горгиас внимательно осмотрел единственный в помещении сундук и начал вынимать оттуда вещи.

– Что ты ищешь?

– Думаю, из него можно сделать гроб. У меня есть еще несколько досок, они тоже пригодятся.

– Но у нас нет другого. Нельзя же бросать вещи на пол, – воспротивилась Рутгарда.

– Можно положить их на постель Терезы, а потом я куплю тебе еще лучше, не волнуйся, – сказал Горгиас, опустошив сундук. – Когда закончите с телом, завяжи в одеяло все самое нужное: еду, посуду, одежду, инструменты, а я займусь книгами.

– Боже мой! Что еще случилось?

– Ничего не спрашивай и делай, как я говорю.

Горгиас попросил Рейнхольда помочь ему, и вдвоем они вытащили сундук наружу. Пока Рутгарда выполняла указание мужа, Лотария занялась своим делом. Конечно, она не в первый раз обряжала покойника, но никогда не видела, чтобы кожа отваливалась кусками, как кора эвкалипта. Она осторожно сняла остатки одежды, вымыла теплой водой почерневшее обожженное тело, побрызгала его пахучим кардамоновым маслом и завернула до плеч в льняную простыню. После этого из какой-то сильно поношенной юбки вырезала ножом ровный лоскут, чтобы украсить саван. Когда она закончила, Рутгарда уже собрала все необходимое.

– Хотя она и не была моей дочерью, я всегда любила ее как родная мать, – сказала Рутгарда со слезами на глазах.

Лотария промолчала. То, что Рутгарда не могла забеременеть, само по себе было несчастьем, а тут еще потеря падчерицы – какие уж тут слова…

– Мы все ее любили, – все-таки произнесла она. – Она была хорошая девушка, хотя и странная. Ну все, пойду позову мужчин.

Она вытерла руки и крикнула Горгиаса и Рейнхольда. Те вернулись с переделанным из сундука необычным гробом.

– Некрасивый, но ничего, сойдет, – сказал Горгиас и отнес гроб к тому месту, где лежала Тереза. Он с горечью посмотрел на дочь и повернулся к Рутгарде. – Я разговаривал с Уилфредом. Он предупредил, что Корне наверняка донесет на нас.

– На нас? Но чего хочет этот плебей? Чтобы нас изгнали отсюда? Или признания, что Тереза не должна была входить в мастерскую? Ради Бога, неужели мы еще недостаточно наказаны?

– По его разумению, видимо, нет. Наверное, он хочет возместить ущерб, причиненный пожаром.

– Но как он хочет его возместить, если у нас даже есть почти нечего.

– То же самое я сказал Уилфреду, но согласно франкским законам они могут отнять у нас все, чем мы владеем.

– Да? И чем же мы владеем, если все наше добро уместилось в этом тюке?

– Они могут забрать дом, – подала голос Лотария.

– Дом взят внаем, – сказал Горгиас, – и это действительно очень плохо.

– Почему плохо? – нетерпеливо спросила Рутгарда.

Горгиас пристально посмотрел на жену и на несколько секунд задержал дыхание, собираясь с духом.

– Потому что нас могут продать на рынке рабов.

От ужаса Рутгарда застыла с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, а потом уткнулась лицом в колени и разрыдалась. Лотария укоризненно покачала головой и начала выговаривать Горгиасу за такие поспешные выводы.

– Я сказал, что они могут так сделать, но это не значит, что у них получится, – попытался оправдаться он. – Сначала они должны доказать вину Терезы. Кроме того, Уилфред сказал, что поможет нам.

– Поможет? – сквозь всхлипывания с сомнением спросила Рутгарда. – Этот калека?

– Он обязательно поможет. А ты пока перенеси все вещи в дом к Рейнхольду, чтобы ни у кого не возникло соблазна свершить суд по своему усмотрению. Оставь какой-нибудь битый горшок да пару драных одеял. Можно вытрясти из тюфяков солому и сложить вещи туда, так ты привлечешь меньше внимания. Потом вы с Лотарией и детьми запритесь у них в доме, а мы с Рейнхольдом займемся похоронами. Вернемся на рассвете.

Оставшись один, Горгиас уселся на гроб и стал ждать, когда стемнеет. Он сказал Рейнхольду, что придет во внутренний двор церкви после заката, так что теперь ему оставалось лишь охранять тело да дожидаться первых звезд. Спустя несколько мгновений перед его мысленным взором предстала фигура Терезы. Он вспомнил Константинополь, эту жемчужину Босфора, вспомнил времена удачи и благополучия, радости и счастья. Как они далеки, и как горьки эти воспоминания! Никто в Вюрцбурге даже представить не может, что Горгиас, скромный переписчик из скриптория, некогда был патрицием в первом городе мира, далеком Константинополе.

Он вспомнил рождение дочери – персикового цвета живой комочек, дрожащий у него в руках. Несколько недель после этого вино и мед лились рекой. Он разослал сообщения во все концы империи, повелел воздвигнуть алтарь на задах своей усадьбы и приказал слугам отметить радостное событие богатыми подношениями. Даже титул вельможи в свое время не принес ему такого полного удовлетворения. Жена Отиана сожалела, что не подарила ему сына, но он не торопился. В этой девочке текла его кровь, кровь Теолопулосов – самого знаменитого в Византии торгового рода, который уважали и боялись от Дуная до Далмации, от Карфагена до Равеннского экзархата13, далеко за границами владений Теодосия14. Времени много, будут еще дети, и залы наполнятся смехом и топотом маленьких ножек. Они молоды, вся жизнь впереди. По крайней мере, он думал именно так…

Вторая беременность обернулась страшным несчастьем. Лекари объясняли смерть Отианы какой-то необычайной мягкостью плода… Проклятые невежды! Они даже не сумели облегчить ее страдания.

13

Равеннский экзархат – византийская провинция, образованная в конце VI в. н. э. на северо-востоке Италии. Управлялась наместником – экзархом.

14

Теодосий III (715 – 717) – византийский император.