Страница 10 из 14
Мужик поклонился помещику, а помещик мужику кланяется.
Попрощались они, и съехал мужик со двора.
Едут, едут путем-дорогою, мужик и говорит кучеру:
– Остановись, кучер!
Тот придержал лошадей.
– Ну, – говорит ему мужик, – вот тебе, братец, вольная, а вот денег для начала и ступай, куда тебе надобно. Я сам себе хозяин, сам себе кучер, и ты так живи.
Обрадовался кучер, поклонился мужику в пояс и пошел свое счастье искать, а мужик дальше поехал, к себе на деревню.
Вот приезжает он домой. Народ к нему бежит, шумит… Шутка сказать, три года человек пропадал!
Позвали его и к помещику. Тот расспрашивает: как да что? А мужик все рассказывает: был в таких-то краях, всякого натерпелся, а потом вот убег и счастливо в Рассею прибыл.
Помещик говорит:
– Ну, ступай домой, отдыхай после такого страдания.
Пошел мужик к себе на двор, с хозяйкой поздоровался, лошадок убрал и зажил с того дня не хуже барина.
Что ж? денег много, лошадки хорошие – всякий проживет.
А жена смотрит, смотрит, и не понять ей – уходил муженек из дому, только и было, что топор за поясом да лапти на ногах, а приехал на тройке и с деньгами… И так-то она дивится, что и ночью ей не спится. Терпела, терпела да и спрашивает:
– Скажи ты мне, голубчик, где был, пропадал?
– А я, – муж говорит, – был в таких-то местах, на морских островах.
– Далеко ли?
– Отсюда не видать.
– А где ж ты эдакое богатство взял?
– Да так, счастье мне мое послужило.
– Ой, муженек, ты, видно, клад нашел… Скажи мне правду истинную. Не таись! Только скоты бессловесные молчат…
– Не велено мне говорить.
– Своей жене, да не велено! Нет уж, ты сделай милость, скажи.
– Отвяжись, жена! Что знал, сказал. А боле ничего не скажу.
Рассердилась жена:
– Врешь, врешь, старый дурак, скажешь! Скажешь! А коли не хочешь говорить, я к барину побегу и сама скажу, что ты по разбоям ходил да тринадцать душ загубил! Во хмелю, скажу, батюшка, признался.
Тесно стало мужику.
– Слышь, жена, – говорит, – коли я тебе скажу, так смертью помру.
– И-и, миленький, хоть помри, да скажи.
Что станешь с бабой делать?
– Ну, давай белую рубаху, – говорит муж.
Надел белую рубаху, лег в переднем углу под образа, приготовился помирать.
А хозяйка в головах стоит, свечку держит.
– Ну, милок? – спрашивает. – Ну?
Он уж совсем было собрался рассказать своей хозяюшке всю правду истинную, да на ту пору забежали в избу три курочки, а за ними петушок – масляна головушка, шелкова бородушка. И давай этот петушок хохлаточек своих гвоздить. Гвоздит, а сам приговаривает:
– Вот вам! Вот вам! Вот вам! Дураку и с одной женой не управиться, а у меня тридцать, да я всем порядок дам!
Услышал эти слова мужик, вскочил с лавки да за плетку.
– Вот тебе, – говорит, – жена, правда! Вот тебе, – говорит, – истинная.
Присмирела она.
– Прости, – говорит, – муженек! Прости, не гневайся!
И такая с той поры стала добрая да ласковая, все завидуют.
Волшебное зеркало
В одной деревне жил крестьянин со своей хозяйкой. И был у них сын-малолеток.
Никуда они его не посылали. Все берегли.
«Что, мол, без пользы лапти-то трепать! Ушибешься, простынешь… Посиди-ка лучше на печи!»
Вот он и привык. У добрых людей стали ребята в лес по дрова ездить, а этот дома и дома, с кошкой да с собакой играет, учит их на задних лапках ходить и поноску носить.
Один раз старуха и говорит старику:
– Надо нам Ваню приучать. У людей ребята все при деле, и туда, и сюда, а наш как в землю врос. Ваня! Бери топорок, съезди в лесок, хоть лучинок привезешь.
Ваня напихал в мешок сена, запряг лошадь, взял топор, сел и поехал.
Приезжает он в лес, становит лошадку. Отдал ей сено, а сам топор в руку – и пошел лучину искать.
Ходит-ходит, все дерево не приберет. Вдруг видит: сосна стоит, голая, высокая, вершины не разглядишь. Он и давай эту сосну рубить. Ссек старую, она и повалилась. А в верхушке у нее как зашумит! Будто что живое хлопается.
Он подошел, ветки разобрал. Видит – птица!
И говорит птица человечьим голосом:
– Положь топор, не бей меня, а я тебе за это заплачу, садись на меня, – увидишь, что будет.
Ваня топор положил, подошел к птице, сел на нее. А птица как взмахнет крыльями – и поднялась выше лесу. Полетела, полетела, и понесла Ваню неизвестно куда.
И увидел Ваня край моря, а на краю моря – большой камень и большая луговина, и такое красивое, вольное место, что лучше, кажись, и не бывает.
Он и говорит сам себе:
– Эх, кабы деньги были, переехал бы я на это место жить.
А тут птица и пошла на низ. Ниже, ниже – и опустилась на землю.
Слез Ваня с птицы. Она крыльями взмахнула, в землю ударилась и стала птица – не птица, а такой же молодец, как и Ванюшка, – только на голове не волоса, а перья растут.
– Ну, Вань, – парень этот говорит, – теперь слушай, что я тебе скажу. Поведу я тебя к себе домой, выйдет навстречу старый старик и станет строго спрашивать, кто ты такой есть и зачем в наши края прибыл. Ты молчи, а я сам скажу, что ты меня от лютой смерти спас. Станет он тебя угощать, станет серебром-золотом дарить. Ты ешь и пей, сколько душа примет, а серебра и золота не бери: скажи, что у тебя и своего много. Проси у него одно только зеркало.
Как он сказал, так все и стало. Вышел к ним старик, гроза грозой. А как услыхал, что за гость пожаловал, – раздобрился. В горницу повел, стал угощать.
И прожил у него Ваня трое суток. А как собрался он уходить, стал его старик награждать серебром да золотом.
А Ваня не берет.
– Нет, – говорит, – дедушка, этого добра у нас и своего много.
– Так чего ж тебе надоть?
А Ваня говорит:
– Отдай ты мне зеркало, дед. Зеркало хочу.
Посмотрел на него старик.
– Ладно, – говорит. – Бери. Только сперва сослужи ты мне службу.
– Какую, дедушка?
– А вот есть у меня колесо. Обернись раз на колесе – отдам тебе зеркало.
– Что ж, пойдем! Сослужу тебе эту службу.
Пошли. Повел его старик в погреб, показал колесо, а сам наверх ушел.
Смотрит Ваня: вертится колесо – спица красная, спица черная, спица красная, спица черная… В глазах рябит.
Приловчился он – и скок на красные спицы! Обернулся разок и пошел из погреба наверх.
Глядь, а перед погребом старик лежит, будто неживой.
– Это что такое с им подеялось?
А тот парень ему говорит:
– Это смерть его. Кабы ты не на красные, а на черные спицы вскочил, так ты бы теперь мертвый был. Такое уж колесо – «жисть» называется. Ну, бери свое зеркало. Отнесу тебя, откуда взял.
Ударился он в землю и обернулся птицей. Не успел Ваня и оглянуться – опять в лесу стоит, возле лошадки своей. Лошадка как была, так и есть – сено кончает.
– Ну, братец, прощай. Боле не увидимся.
Улетела птица, а Ваня сушняку нарубил, увязал воз и поехал домой.
Вот едет он, едет, и раздумался:
– И пошто я это зеркало взял? Другому на беду, да и себе-то, может, не на радость… Ах ты, зеркало, зеркало!..
А зеркало вдруг и отвечает:
– Чего тебе, Ваня, надо?
– Надо чего? А набей ты мне полный мешок денег, вместо сена! Вот чего надо.
Только сказал, смотрит, так и есть! Полон мешок денег.
Вот приезжает Ваня домой. Глядит по сторонам – что такое? Улица будто та, а люди не такие. Прежних ребят никого не узнает.
И люди на него дивятся, один другому кричит:
– Эвона! Ванька Дедин едет! Пропадал, пропадал да и объявился.
Завернул он к себе на двор, распряг лошадку. Мешок с деньгами в избу занес. А мешок-то тяжеленный. Как свалил он его с плеч, так и брякнуло.
Мать и давай Ваню ругать:
– Да где ты, плут, был? Откуда денег столько привез? Небось подорожничал? Три года дома не бывал, отца уморил… Теперь и мать родную уморить хочешь? Сейчас в правление пойду – старшине заявлю.