Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 51



— Нет, об этом не подумал, — серьезно глядя на девушку, сказал Трофимов. — Впрочем, еще не поздно поправить дело. — Он хотел было подняться.

— Нет, теперь уж сидите, — удержала его Марина движением руки. — Я пошутила. Но давайте «поговорим про себя».

— Давайте, — кивнул Трофимов.

Они надолго замолчали.

— Скажите, Сергей Прохорович, — нарушая молчание, спросила Марина: — Вот вы, такой целеустремленный в жизни человек, скажите, приходилось ли вам задумываться не только над судьбой других людей, но и над собственной судьбой? Приходилось ли вам пережить, ну, скажем, минутное сомнение в правильности того, что вы делаете, усомниться в своих силах?

Марина испытующе смотрела на Трофимова.

— Приходилось, Марина Николаевна, — не сразу отозвался он. — Часто, очень часто примеряюсь я к своей жизни как бы со стороны и спрашиваю себя: «А верно ли иду я по жизни? Чем полезен я людям?»

— «Чем полезен я людям?» — задумчиво повторила Марина. — Очень вы это хорошо сказали, Сергей Прохорович. Да, так чем же полезна я людям? — Марина смущенно рассмеялась. — Вот у вас — большая, нужная работа. После суда над Лукиным я много думала о нашем первом разговоре. Помните, вы еще сказали мне, что слова «суд» и «прокурор» можно часто заменить простым словом «друзья» и что такие друзья, как вы, могут подсказать Лукиным, как им жить дальше?

— Помню, — улыбнулся Трофимов. — Но ведь я так и не смог тогда убедить вас в этом.

— Да, но на суде я поняла, что вы были правы. Вы были правы в главном: суд действительно помог Лукиным. И это очень много: знать, что своей работой ты помогаешь людям, что ты нужен. Ну, а я…

— А вы, Марина Николаевна… — заговорил Трофимов.

— Погодите-ка, — прервала его девушка. — Я отлично знаю, что вы мне скажете. Вы скажете, что работа моя нужна, что я приношу пользу. Все это так. Но польза-то пользе рознь. И достаточно ли хорошо я работаю, чтобы сказать себе: да, ты по-настоящему полезна людям. Ведь все мои дела, если взять каждое в отдельности, очень неприметны, Сергей Прохорович… Сколько же нужно мне их переделать, чтобы ощутить, зримо ощутить результат своего труда?

— Немало, Марина Николаевна, — серьезно взглянул на девушку Трофимов.

— Вот видите, — вздохнула она.

— Да, очень много, — повторил Трофимов. — Очень много еще предстоит переделать самых разных дел всем нам. И нет у нас маленьких и больших дел, Марина Николаевна. Я в этом глубоко убежден: все наши дела, заботы, все помыслы наши — большие и нужные…

Долго еще сидели Марина и Трофимов на ступеньках высокого крыльца и, негромко переговариваясь, приглядывались к тому, что виделось им сейчас на тихой вечерней улице.

28

На реке Вишере, там, где река эта, вырвавшись из-под свода вековых сосен, разливается широко и привольно, на правом крутом берегу ее издавна стоит большое уральское село Искра.

Название у села не случайное. Откуда бы вы ни подъезжали к нему в солнечный день, еще издали, едва лишь покажутся над рекой первые дома, вдруг все заблестит, заискрится, точно не село, а сверкающее отражение его в зеркальной глади реки встает перед вами.

Некогда село это славилось на весь Северный Урал горькой и шумной своей судьбой. Жили в нем старатели, «нищие богачи», как называли их тогда на Урале. Тяжелый труд, месяцы скитаний, голод, цынга — вот какой ценой добывали люди тусклые желтые крупицы драгоценного металла. А потом неделя угарного запоя, кабала у перекупщиков — и снова нищета, голод, цынга…

Так жили здесь прежде. Ныне иная слава пошла об Искре по Северному Уралу.

Колхоз имени Сталина по праву считался одним из лучших во всей области. Трудная уральская земля давала в этом колхозе рекордные урожаи ржи. За что бы здесь ни брались — будь то строительство школы, электростанции, клуба или выведение новой породы скота, — все удавалось сталинцам.

С весны, когда три искровские артели объединились в одну, колхозники поставили перед собой задачу — так повести свое новое большое хозяйство, чтобы добрая слава сталинцев стала славой всего села. Было теперь где размахнуться, применить свое уменье, свои силы! Тракторы уже не плутали больше по узким участкам, и трактористам нечего было бояться запахать или засеять клин соседней артели. На сотни гектаров вокруг легли земли без межей и отметин, и принадлежали они одному хозяйству — колхозу имени Сталина.

Не стало маленьких молочных ферм с ручными сепараторами. Не стало лоскутных выпасов и пасечных островков из десятка ульев. Большую молочную ферму с электрическими доилками и сепараторами, огромную пасеку, просторы своих лугов — вот что увидели жители села, когда объединились артели. И сознание, что нет теперь в Искре колхозов получше и похуже, нет разных доходов на трудодень, а есть один большой и хороший колхоз с богатым трудоднем, — сознание это будило в искровцах горячее желание работать еще лучше, чем прежде.

Умелый, опытный председатель руководил укрупненным хозяйством. Скромная женщина, немолодая, ничем на вид не приметная, Анна Петровна Осокина в течение десяти лет возглавляла колхоз имени Сталина, который во многом был обязан ей своими успехами. Она и сама не заметила, как подошла к ней слава, — не ждала, а дождалась великого дня в жизни, когда на первой странице «Правды» нашла и свое имя в списке Героев Социалистического Труда.

К ней-то после неудачного доклада в прокуратуре и направился Громов, когда вновь приехал в Искру.



— Здравствуйте, Василий Васильевич, — повстречавшись с Громовым в дверях колхозного правления, приветливо сказала Осокина. — Вчера будто прощались, а сегодня — снова к нам. Или полюбился вам здесь кто?

— Здравствуйте, Анна Петровна, — не без смущения ответил Громов. — Вот именно, полюбился…

— Пройдем в кабинет? — вглядываясь в утомленное лицо следователя, спросила Осокина.

— Пройдем.

Они вошли в маленький председательский кабинет. Всюду здесь были разбросаны колосья ржи. Осокина плотно притворила за собой дверь.

— О чем же речь поведем, товарищ Громов?

— А вот о чем, Анна Петровна… Как вы полагаете, куда в «Огородном» тайком сбывали колхозное добро? Кому они его сбывали?

— Да-а… — протянула Осокина. — Вопрос серьезный.

— Не задумывались прежде?

— Мимоходом… Только ответа так и не нашла.

— Скажите, могли они просто на рынке продавать свой товар?

— Нет, на колхозном рынке краденое продавать рискованно.

— Так. Ну, а по городским квартирам?

— По квартирам? Кто же из колхозников стал бы краденое по квартирам разносить?

— Так… Выходит, Анна Петровна, есть и еще кто-то, замешанный в этом деле?

— Выходит, что есть, товарищ Громов.

— Кто же?

— Правду сказать, не вижу, кто бы это мог быть.

— И я не вижу. — Громов постучал папироской по столу и закурил. — А ведь есть кто-то!.. Вот что, Анна Петровна, расскажите-ка мне по порядку всю вашу колхозную бухгалтерию. Хочу учиться на председателя…

29

На карте Северного Урала Ключевский район ничем особенно не выделялся, хотя его леса и поля могли бы свободно разместить на себе иное европейское государство.

Тайга и оборудованные по последнему слову техники промышленные предприятия, земли, богатые хлебами, строевым лесом, травами, а еще больше того — калийными солями и многими, многими полезными ископаемыми, — таков был Ключевский район — один из сотен районов нашей родины.

И, хотя его руководители носили негромкое звание — районных работников и не притязали на высокие чины, им — этим скромным деятелям районного масштаба — приходилось думать и работать с таким размахом, знать так много, сочетать в себе столько самых различных качеств больших руководителей, что районные их масштабы и впрямь становились государственными.

Секретарь Ключевского райкома партии Андрей Ильич Рощин, потомственный лесоруб и инженер-механик по образованию, был одним из таких районных деятелей государственного масштаба. В поле его зрения ежедневно и ежечасно входило множество самых различных, иной раз как будто бы и не согласующихся между собой дел. Его заботили и производство удобрений на Ключевском комбинате, и прокладка новой таежной дороги, и сплав молевой древесины, и городское строительство, и успеваемость школьников.