Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 130 из 138

Перед рассветом устанавливается тишина. Смолкают ночные звуки и шорохи. Ник просыпается от громкого пения птиц. Смутно представляет себе, чем бы заняться. Сон больше не идет. Крупные пауки норовят расположиться рядом, заползают на одежду. Ник сгоняет пауков. Долгим взором следит он за пробуждением мира, за тем, как оживает ветер в стеблях высокой травы, окаймляющей вершину холма, как разгорается небесная синева.

— На, — возникает перед ним шаман, протягивая вместо приветствия прикуренную самокрутку странного цвета. — Это кого угодно вылечит, — загадочно щурится шаман.

— Серьезная заявка, — Ник с сомнением берет самокрутку и делает затяжку. — Это же травка?! — восклицает он, удивленно смотря на шамана.

— Угум! — соглашается шаман, невозмутимо раскуривая новую.

«Юмор у шамана еще тот!» — думает байкер, но от самокрутки не отказывается.

— Годится? — спрашивает старый кондор, покачиваясь в такт высоким травам.

Взор Ника слегка туманится, мрачные мысли уносятся прочь, оставляя место блаженной пустоте.

— Годится, — пыхает в ответ Ник.

Шаман потягивается и ходит по самому краю холма. Неподвижно постояв лицом ко всем четырем сторонам света, он отправляется мыться и стираться в ручье. Ручей протекает неподалеку в тенистом овражке.

Ник вспоминает о девушке. Пусть она скорей забудет о нем! У нее своя ноша. Оставаясь долго неподвижным, байкер лежит, перебирая в памяти их встречи и разговоры.

Утренний воздух чист и свеж. Дышится вольготно. Падает крупная роса. Хвосты молочно-белого тумана ползают в низине под холмом, причудливо укрывая окрестности.

Настает очередь просыпаться Чаго. Заворачиваясь в козью шкуру, он садится рядом на импровизированном ложе и лениво осматривается. Малыш ждет, когда солнце просушит тропу. Он задумывает пойти в заросший деревьями овражек. Ночью там кто-то бегал, смотрел, сопел и кричал. Светились красные и зеленые глаза.

— Будем сидеть и молчать? — поворачивается Чаго к байкеру.

— Угу, — доносится в ответ.

— Тебе не скучно? — зевает Чаго.

— А должно быть? — пыхает Ник.

— Ничего ведь не происходит, — поясняет Чаго.

— Иногда нужно, чтобы в жизни ничего не происходило, — безразлично откликается Ник.

Некоторое время они молчат.





Чаго нравится на вершине травяного холма. После Боготы он заметно повеселел и оживился. Вчера, пока Ник спал, он постоянно таскался вслед за шаманом. Выполнял все его поручения — прибирался в хибаре, таскал воду и хворост для костра, присматривал за козами. Он забыл все свои неудачи и передряги, вернулась прежняя беззаботность и безграничная вера в чудеса. Он то носился по густой траве, взвизгивая от переполнявшей его радости, то пытался подражать шаману, то приседал на корточки и подолгу наблюдал за ним.

Однако шаман не спешит показывать ему чудеса. А ведь может! За это у Чаго затаилась обида. Сердце малыша ищет всего неизведанного доселе, и таким является для него почти весь мир. Ему не нужны обычные простые объяснения, житейские истины, знания, полученные из традиции либо из повседневного опыта. Чаго хочется большего в понимании, необычной глубины, скрытого смысла. Ни один человек не может ему дать искомого.

«А что, если уговорить Ника поехать к океану?» — думается Чаго.

Где бы он ни находился, мысли неизменно возвращаются к воде. Малыш с новой силой начинает бредить океаном. Он представляет себя посреди безбрежных тонн влаги изумительной, мистической красоты. И вот он — Чаго — сам правит своей первой лодкой под парусом, преодолевает течение, ветер, высокие гребни волн. Берега скрываются из виду, а лодка дальше и дальше уносит в открытое плавание. Туда, навстречу неизвестности влечет его мечта. Малыш смотрит вдаль. В зрачках плещется океан — бездонный и безграничный, ошеломляюще таинственный.

— Твои родители живы?

Чаго вздрагивает от неожиданности.

— Не знаю, — помолчав, отвечает он.

— Что случилось? Почему ты остался один? — спрашивает Ник.

— Отец продал меня, — пожимает плечами Чаго.

— Как это продал? — не понимает байкер.

— В обмен на двести грамм кокаина, — объясняет Чаго, утирая нос. — Охранник отдал ему сверток, а взамен забрал меня.

Говорит он спокойно, без эмоций в голосе и на лице. Но взгляд малыша хранит миллионы лет тоски. Долгая тягучая пауза повисает в воздухе.

— И что? Ты больше не видел его? — спрашивает Ник, изучая Чаго.

— Почему же, видел. Отец приходил пару раз, плакал и просил еще кокаина.

Не выдерживая, Ник отворачивается.

— Чтоб он сдох! — с чувством вскрикивает Чаго, пиная ногой постель.

За нанесенную обиду временами он испытывает желание отомстить отцу. Вылить, выплеснуть на него всю ярость за непонятный, неоправданный поступок близкого человека. Но ярость сменяется горькой обидой. Обида забывается под воздействием внешних обстоятельств, отодвигается желанием жить и двигаться дальше. Чаго все реже думает об отце. Большой мир гонит его вперед по собственной дороге.