Страница 2 из 28
— Гудят где-то там. Они, почитай, круглые сутки гудят, — ответил тот. — Да вот с того переулка две машины с нашими ранеными прошли… А так ничего не заметно.
Утром, едва взошло солнце, командиру дивизиона доложили:
— Замечены танки противника в трех километрах севернее хутора.
— К бою! — приказал Прокопенко.
Привычно, без суеты, но споро и слаженно дивизион приготовился встретить врага. Танки шли как на параде, в шахматном порядке. Длинные хвосты пыли тянулись за ними.
— По танкам! — раздалась команда. — Залп!
Первый же огневой шквал накрыл несколько машин.
Теперь к поднятой гусеницами пыли примешался черный едкий дым. Бронированные махины горели чадными кострами.
И тут из ближайшей балки, чуть в стороне, всего в каких-нибудь восьмистах-девятистах метрах от хутора, стали выползать новые танки. Тридцать шесть машин насчитали минометчики. Грохочущей лавиной они двинулись на хутор.
«Так вот откуда шел ночью гул», — подумал Прокопенко.
Командир продолжал хладнокровно корректировать огонь. Снарядов было мало, и он приказал залпы давать отдельными установками: одна стреляла, другая стояла наготове, третья отходила на пункт перезарядки. Командиры орудий младшие сержанты Семенов, Воробьев, старший сержант Табаков, сержант Кузнецов и их расчеты работали с большой точностью. Еще несколько танков неподвижными глыбами застыли в степи.
И вдруг с чердаков, из-за стогов сена, сараев в спину минометчикам ударили автоматные очереди — это вели огонь «раненые», проехавшие ночью на двух машинах и оказавшиеся переодетыми фашистами.
Бой принял совсем другой характер. Нужно было выводить машины и людей на новую огневую позицию. Воспользовавшись тем, что от стрельбы «катюш» и от частых взрывов вражеских снарядов поднялись тучи пыли, создав таким образом естественную дымовую завесу, Прокопенко под самым носом фашистов вывел дивизион из боя. Однако потерь избежать не удалось. Одна БМ вместе с расчетом от взрыва авиабомбы перевернулась, вторую раздавил танк. Такая же участь грозила и остальным. Выручила смелость и находчивость командира батареи старшего лейтенанта Гаркавого. Будучи замыкающим в колонне, он моментально развернул боевую машину и на нулевых установках прицела дал залп в упор. На высоте трех метров, словно молнии, огненные струи снарядов разрезали клубы пыли и дыма; ближайший танк загорелся, остальные остановились. Дивизион был выведен из-под удара фашистов.
В ночь после этого боя отличился младший сержант командир орудия Василий Толстых.
Известно, как гитлеровцы охотились за нашими «катюшами». Страх перед этим оружием заставлял их при обнаружении позиций гвардейских минометов переносить на них всю силу своего огня. Чтобы добыть хотя бы одну установку, фашисты направляли в тыл к нам специальные диверсионные группы. Им крайне было необходимо раскрыть секрет грозной «катюши».
И вот чтобы уничтожить разбитые машины, оставшиеся на территории, занятой врагом, в тыл к фашистам отправилось трое минометчиков. Нагруженные толом, они сумели проползти через занятую противником территорию, подобраться к машинам. Двое заняли оборону, а В. Толстых, подложив ящик с толом под остатки материальной части боевых машин, стал поджигать бикфордов шнур, но он отсырел и не загорался. Где-то совсем близко послышалось резкое: «Хальт!» Тогда Василий, срывая ногти, открутил крышку чудом сохранившегося бензобака, смочил в бензине шнур и снова чиркнул? спичкой. Отстреливаясь из автоматов, отважная тройка бросилась в темноту. Через несколько секунд там, где оставались разбитые БМ, раздался оглушительный взрыв.
За находчивость и отвагу В. Толстых награжден орденом Красной Звезды.
Командный пункт стрелковой дивизии находился в балке северо-западнее Горной Поляны. Прорвав нашу оборону, восемь танков противника оказались вблизи этого КП, в тылу огневых позиций 3-го дивизиона 4-го гвардейского Краснознаменного минометного полка. Перед командиром встала трудная задача. При стрельбе по прорвавшимся танкам огоны боевых установок мог поразить нашу пехоту, залегшую севернее, в небольшой роще. Если же огонь немного сместить, можно было залпом накрыть КП дивизии. В этой сложной обстановке, когда исход боя решали буквально считанные минуты, командир дивизиона нашел единственно верное решение: на виду противника он занял открытую огневую позицию и по новым, уверенно и точно сделанным расчетам дал залп. Он оказался удачным. Два танка загорелись, один закрутился на месте с перебитой гусеницей, остальные повернули назад и были подбиты артиллеристами.
Этот эпизод запомнился потому, что залп был дан с большой возможностью поражения своих. Знание своего оружия, высокое воинское мастерство позволили в этих сложных условиях все же уничтожить противника. Так суровые будни войны вносили свои существенные поправки в установленные правила использования гвардейских минометных частей. В дальнейшем было немало боевых эпизодов, когда гвардейцы-минометчики выводили свои установки на открытые позиции, расстреливая танки, самоходные установки и бронетранспортеры противника.
Вот что написал о тех днях бывший адъютант Паулюса полковник Адам:
«При наступлении 6-й армии к Волге кровь немецких солдат лилась рекой. Отошли в прошлое легкие успехи западной кампании, равно как и бодрое настроение солдат, характерное для лета 1941 или для мая и июня 1942 года. Во время моих поездок в вездеходе я постоянно встречал отставших солдат, которые после тяжелых боев разыскивали свои части»[1].
Интересно признание одного такого отставшего солдата, с которым разговорился полковник Адам:
«В таком пекле даже здесь, на Востоке, мне еще не приходилось бывать. Задал нам Иван жару, у нас только искры из глаз сыпались. Счастье еще, что наши окопы глубокие, иначе от нас ничего бы не осталось. Артиллерия у русских знатная. Отлично работает — что ни выстрел, то прямое попадание в наши позиции. А мы только жмемся, да поглубже в дерьмо зарываемся. Много наших от артиллерии пострадало. А самое большое проклятие — „катюши“. Где они тюкнут, там человек и охнуть не успеет»[2] (курсив — авт.).
Что ни говори, а гвардейцам-минометчикам приятны эти слова!
Наши славные воины в упорных боях сбивали спесь с чванливых гитлеровских вояк. Фашисты надеялись захватить Сталинград с ходу, ценой малых потерь. Им не пошли впрок уроки Брестской крепости, Одессы, Севастополя, Москвы. Им предстояло на собственной шкуре познать, что значит подобная забывчивость.
Признания полковника Адама, которые приведены выше, — лишнее доказательство того, что фашисты стали испытывать неуверенность в своей военной удаче еще на дальних подступах к Сталинграду. На город надвигалась гитлеровская 6-я армия Паулюса и масса танков 4-й танковой армии. Фашистская авиация совершала до двух тысяч самолето-вылетов в день. По всем законам германской военной науки такого удара не мог выдержать ни один город. А Сталинград стоял. Переносились сроки его взятия, где-то во вторых эшелонах фашистских войск ржавели в ящиках железные кресты, обещанные тем, кто первым прорвется к Волге. А Сталинград боролся.
Даже пропаганда Геббельса вынуждена была сменить тон. «Фелькишер беобахтер» слезливо жаловалась: «Советские войска превратили гигантский район протяжением в 40 км, окружающий город, в зону укреплений… Город в его теперешнем состоянии можно назвать сильнейшей крепостью. Его стальной пояс приходится разбивать по кускам». Мы-то знали, что этот «пояс» — невиданная в мире стойкость защитников города-героя, с которой пришлось столкнуться фашистам.
В Сталинграде не было практически ни одного взрослого человека, который бы не участвовал в его защите. Большую работу в это время вели обком партии, городской комитет обороны, до конца битвы остававшиеся в городе. Об этом широко известно. Приведу лишь небольшую выдержку из обращения городского комитета обороны:
1
Адам В. Трудное решение. «Прогресс», М., 1972, изд. 2-е, с. 72.
2
Там же.