Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 58



Однако времени на размышления и догадки не было. Ведь конечно же Высшие не пожелают оставить безнаказанной такую дерзость, как побег от их суда, непременно пошлют ловить, причем ловцы будут сильными, опытными и при собаках. Да нет, почему ж это «будут» и «пошлют»? Наверняка уже открылась пропажа обвиняемой послушниками девки, и отряженные за нею поимщики, небось, уже успели выискать нужный след.

Все это Торкова дочь торопливо растолковала Лефу, чтобы тот не вздумал рассчитывать на продолжение отдыха. Но тратить время попусту пришлось все равно: парнишка уперся, словно круглорог перед бродом, и ни в какую не желал идти дальше, пока не расскажут ему, зачем надо забираться в незнакомые скалы. Ларда попробовала прикрикнуть на заартачившегося Незнающего – тот надулся, однако сговорчивее не стал. Убедившись, что увещевания бесполезны, Ларда принялась объяснять, то и дело поминая Бездонную, бешеных и сопливых трухлоголовых глупцов.

Раньше Мир был круглый. Если сверху смотреть – круглый, и если сбоку – тоже круглый. Как вот гирька пращная. Это Гуфа говорит – значит, так и было. Потом Бездонная съела все, только маленький кусочек оставила. Если на этот кусочек сбоку посмотреть, он вроде холмика, а если сверху – опять круглый. Вот такой…

Ларда кончиком ножа выцарапала на камне круг, верней – что-то смутно его напоминающее. Спешка ведь, да еще руки трясутся… Да ну его к проклятому, и так ладно! Сосредоточенно сопя, девчонка принялась чиркать по изображенному то ногтем, то кончиком железного лезвия:

– Вот тут – на самом краешке Мира – Ущелье Умерших Солнц, Мгла Бездонная. Здесь – Лесистый Склон. Это – Черные Земли. А вот так (на плане появилась загогулина, похожая на рыболовный крючок) мы сюда добирались. Понял? (Да зачем же спрашивать?! Может, и понял, а если не понял, то все равно не сознается. Скорее, скорее надо, солнце вон уже куда забралось!) Мгла, когда решила сделать Мир маленьким, она вот как устроила: если человек идет все прямо и прямо к границе Мира, то на этой самой границе он будто бы в туман входит, а выбирается из него на границе противоположной. Да не знаю я, почему так получается, никто этого не знает! – выкрикнула она, заметив, что Леф собирается спрашивать. – Молчи. Смотри лучше: мы теперь вот где. Гуфа велела нам добраться до ее землянки, которая на Лесистом Склоне. Если пойдем той же дорогой, что сюда ехали, дней шесть будем идти. И там заимки везде. Дымы скажут послушникам: идут двое, ловите. Поймают. Если же мы вот так пойдем (новая царапина на камне), то меньше чем за два дня до края Мира доберемся. Через скалы, мимо Жирных Земель… А противоположный край видишь где? (Кончик ножа продлил царапину в обратную сторону и уткнулся в обозначенное раньше Ущелье Умерших Солнц.) До Лесистого Склона отсюда день, ну, может, полтора дня ходьбы. Понял теперь? И все, пошли, слышишь?!

Леф снова уперся:

– Слушай, а Фын как же теперь? Он ведь поручителем твоим вызвался. Его накажут, да?

– Ишь, спохватился! – В Лардином взгляде насмешливость мешалась с досадой. – Ничего ему не будет, Фыну твоему. От начала суда за всех отвечает сам Предстоятель. Да пошли же!

Она зря так сказала – «пошли». Потому что не идти им пришлось, а пробираться, карабкаться все глубже в скалы, все ближе к недоступному небу. До этих пор Леф даже представить себе не мог, насколько непроходимым может быть Мир.

Камень, камень, камень… Он дыбился, громоздился вокруг – источенный, затертый промозглыми злыми ветрами; расползался под ногами зыбкими россыпями трескучего щебня; набивался в глаза и ноздри острой секущей пылью… Скалы будто стыли в невыносимом напряжении, стремясь вырваться из собственной неподвижности, как из неживого яйца вырывается на волю живое, горячее. А расселины топорщились сухой колючкой, которая несокрушимой жестокостью убогих стеблей тщилась сродниться с каменной мертвечиной. Нежиль притворялась жизнью, жизнь – нежилью…

Только однажды это тягостное однообразие нарушила попавшаяся им на пути обширная котловина, густо заросшая мхом и белесой болотной травой. Прозрачный до невидимости ключ (если бы не хрупкое журчание спешащей воды, если б не шныряющие по ее поверхности солнечные искры, то Леф прошел бы мимо и не заметил) толчками выплескивался из почти отвесного склона и после недолгой жизни среди гальки да валунов тонул в замшелой блеклой трясине.



Ларда наладилась было передохнуть у воды, но тут примерещился ей далекий собачий брех, и об отдыхе пришлось позабыть.

Хлесткий ветер драл в клочья мохнатую седину тумана, и клочья эти неслись-уносились прочь, отчаянно и безуспешно цепляясь за ветви прозрачных хворых кустов. А совсем недавно, когда Торкова дочь втащила Лефа в густую промозглую темень, никакого ветра не было и в помине. И еще там, по другую сторону тумана, тусклое закатное солнце светило им в спины, теперь же оно висело чуть ли не прямо перед глазами.

Они стояли на гребне обширного склона, под ноги стелилась росная зелень, за спиной тяжко моталась терзаемая ветром туманная пелена, а впереди… Впереди и внизу рябила жидким маревом разогревшаяся за день полоса укатанного течением множества лет каменного крошева – галечная река, придавленная с противоположной стороны точно таким же склоном, а далеко справа упирающаяся в озеро с тяжелой серой водой… Нет, с чем-то иным, лишь похожим на воду. Непроницаемая мгла, струйчатая, текучая, она как будто дышала, раз за разом всплескивалась на озерные берега, почти дотягиваясь до подножия изъеденного непомерной древностью утесоподобного каменного строения. А стена непроглядного тумана, из которого только что выбрались Ларда и Леф, наискось резала щетинящийся редкими кустами склон и, минуя дальний берег мглистого озера, скрывалась за дальними безжизненными вершинами вместе со съеденной ею границей Мира. И поэтому открывшееся взгляду ущелье казалось нелепым, выдуманным каким-то. Ведь вроде бы настоящее, привычное, крепкое – и вдруг размазывается зыбкой пугающей серостью, замаранной красным там, где окунулось в нее набухающее предсмертной кровью дряхлое солнце. Вот она, значит, какова из себя – обитель Бездонной Мглы…

Они не сразу сумели толком осознать, оценить увиденное. Лефу было худо. Живот ледяными пальцами тискала тошнота, в ушах грохотало, глаза то недоступным пониманию образом умудрялись различить каждую травинку даже на противоположном склоне, то захлебывались тягостной чернотой. Ларда чувствовала себя не лучше, но внезапная хворость не пугала ее. Торковой дочери уже приходилось почувствовать на себе, что вытворяет с человеком Туман Последней Межи, она знала: нужно терпеть да ждать, и вскорости все пройдет. Так и случилось.

Приходящий в себя Леф долго бы еще хлопал глазами, оглядываясь и привыкая к увиденному, но Ларда вдруг больно вцепилась в его плечо, мотнулась к кустам, волоча за собой упирающегося от неожиданности парнишку. Уже распластавшись за не слишком-то надежным прикрытием скудной листвы, втиснув Лефа в траву, она пояснила жарким, щекочущим ухо шепотом:

– Нехорошо вышли, ох как нехорошо! Прямо на заимку вышли, вот ведь беда-то! Нет бы, чтоб левее чуть, вон за тем валуном, там бы не углядеть им… А теперь что? И на открытое не высунешься – враз приметят, и тут до крепкой темноты не вылежать – тоже успеют приметить. Ну попали! Как древогрызы в кипящий горшок…

– Какая заимка? – пытаясь высвободиться, Леф неловко двинул раненой рукой и зашипел от боли. – Та каменная хижина высокая, что возле Мглы, – это заимка? Она ж бешеный знает где, из нее не увидеть. Ты, наверное, очень устала, да?

Ларда тоже зашипела, но, конечно же, не от боли – от раздражения:

– Сам ты устал! Прямо перед нами, у гребня, – не видишь, что ли?!

Наверное, Туман Последней Межи еще не перестал баловаться Лефовым зрением. Иначе трудно понять, как парнишка умудрился до сих пор не заметить выпятившийся из противоположного склона частокол заимочной ограды. И не так уж далеко была она, заимка эта. Даже острые концы бревен хорошо различались на фоне стремительно багровеющего неба. А над зубчатой верхушкой стены виднелись люди. Сперва их было двое, потом добавилось еще и еще… Суетятся, орут – слов, конечно, не разобрать, но галдеж там у них стоит отчаянный. Кажется, или действительно один из тех, на стене, машет рукой, указывая на что-то? Вот и еще один… А в какую это сторону они тычут, отсюда не разобрать… Только надо ли разбирать? И так ведь понятно…