Страница 13 из 56
Фанни страдала от сырого климата, без конца болела и во снах видела ласковое море, зеленые пальмы и белый песок пляжей Вест-Индии. Втайне мечтая вернуться в большой белый дом с колоннами на Невисе, она посоветовала мужу попросить содействия в возвращении на службу у принца Уильяма. Ведь принц не забыл о шаферстве на их свадьбе?
Принц Уильям не забыл, но вспоминать не желал. Не забыть и помнить — это не одно и то же. Письмо Горацио с просьбой помочь определиться капитаном на корабль пропало втуне. Возможно, оно и не дошло до принца, хотя Уильям еще не раз показал, что ради памяти о юношеских шалостях не намерен потакать строптивому капитану, а потом адмиралу и относится к нему, как и к остальным, что, видимо, должно было демонстрировать его непредвзятость.
Вообще, за жизнь Нельсон получил очень много славы и хвалебных слов, в том числе и от власть имущих, и очень мало денег. Каждые премиальные приходилось буквально выбивать, даже положенную плату за увечье ждать месяцами, словно кто-то мог усомниться в том, что у Нельсона не выросла новая правая рука вместо культи.
Даже став безумно популярным и настоящим национальным героем, он днями просиживал в кабинетах чиновников. Для чиновников нет пророка в своем Отечестве, им плевать на заслуги и всенародную славу. Так было, есть и будет всегда и везде, на том чиновничество держится.
Но это позже, слава была еще впереди, пока же только неприятности из-за строптивого, неуживчивого и излишне требовательного характера Нельсона. А в декабре еще капитан, к тому же без корабля, Горацио Нельсон вез свою молодую жену в Бернем-Торп, представлять отцу — приходскому священнику Эдмонду Нельсону. Фанни боялась, Горацио не удавалось убедить супругу, что сэр Эдмонд вовсе не сатрап и не набросится на нее с кулаками.
Свекор и невестка поладили на удивление быстро, а поскольку нового места для бравого морского волка пока не предвиделось (в адмиралтействе попросту боялись его славы слишком строгого капитана, способной заставить любую команду разбежаться), молодые приняли решение пожить у старого Нельсона.
Священник забыл предупредить об одном — зимой в Бернем-Торпе просто холодно, а в доме, мало приспособленном для жизни молодой женщины, тем более. Сосульки и снежные сугробы снаружи, сквозняки и ледяные полы внутри, единственный камин, не способный обогреть неприспособленный дом, постоянная сырость могли доконать кого угодно, а Фанни, привыкшую к мягкому теплому климату Невиса, тем более. Она всю зиму кашляла и куталась в шерстяной плед.
Весной легче не стало, хотя Горацио с воодушевлением занялся разработкой участка, неизвестно зачем копая на нем пруд.
И он, и Фанни страдали от ревматизма, то и дело кашляли, жизнь текла слишком тоскливая, чтобы называться радостной. Тягучие дни складывались в ничем не примечательные недели, те в месяцы и даже годы. В Лондоне словно забыли беспокойного капитана, предпочитая выплачивать Нельсону половинное жалованье, но не допускать его на мостик, чтобы не иметь большие проблемы. И впрямь, адмиралтейству куда дороже обошлись судебные тяжбы с обиженными коммерсантами Вест-Индии, чем жалованье за это же время, выплаченное капитану. Пусть уж лучше сидит на половинном окладе в своей деревенской глуши, чем доставляет новые проблемы.
Он сидел. Фанни видела, как тоскует без моря и изводится от безделья ее муж. Беспокойный характер Нельсона не позволял жить помещиком, а один вид паруса на горизонте приводил его либо в бешенство, либо в такое уныние, что приходилось следить, чтобы не натворил чего…
Бесконечные письма в адмиралтейство и всем знакомым и не очень знакомым. Ответ один: вакансий в данное время нет. Но ведь куда-то определяли молодых офицеров? Нельсон грозил отправиться служить в… Россию! Во Францию! Куда угодно, если он не нужен собственной стране!
Но вот все оживилось, с Испанией начались серьезные трения из-за прав на морскую торговлю. Нельсон воспрянул духом — вот оно! Теперь он будет непременно нужен, кто лучше него знает всю акваторию Вест-Индии, способен с закрытыми глазами провести корабль по любому курсу? Фанни тоже радостно блестела глазами: у нее появится возможность погреться на солнышке родных мест, ощутить ласковое прикосновение теплого ветерка, вдохнуть теплый морской воздух вместо ледяных брызг и промозглой сырости.
— Фанни, мы снова будем с тобой в Вест-Индии! Они обязательно привлекут меня к тамошней службе. Ты счастлива?
— О да, дорогой!
Она не лгала, миссис Нельсон и впрямь была бы счастлива вырваться из Бернем-Торпа и из Англии вообще.
В газетах появились сообщения об оснащении новых судов и возвращении офицеров на морскую службу. Нельсон ежедневно впивался глазами в газетные листы, прислушивался к каждому звуку даже по ночам. Жена понимала, что он ждет вызова на службу, как застоявшийся боевой конь ждет звука полковой трубы.
Но вызова не было, хотя призвали, кажется, даже тех, кто видел море только на картинке.
— Они что, забыли, что у них есть капитан, который сидит без дела?! Фанни, они забыли, понимаешь?! Они обо мне забыли!
Нельсон едва не заболел от расстройства. Остановило новый недуг только решение самому отправиться в Лондон и напомнить о своем существовании. Унизительно? Да, но еще хуже сидеть в деревне, зная, что кто-то бороздит морские просторы. Моряк без моря не моряк, капитан без корабля инвалид, ничтожество, недостойное собственного уважения. Горацио чувствовал, что если не добьется назначения на корабль, то действительно потеряет уважение к самому себе. Для молодого, полного сил, пусть и не вполне здорового человека это невыносимо.
Зря Нельсон просил о содействии принца Уильяма, приятельские отношения с королевской особой сыграли злую шутку с самим Нельсоном. Помимо недовольства коммерсантов и контрабандистов против Горацио ополчился сам король. Его Величество счел именно капитана виновным в беспутном поведении своего отпрыска! Конечно, кто же еще мог дурно повлиять на принца, как не этот Нельсон, на которого только и слышны жалобы.
В адмиралтействе, и без того недовольные судебными тяжбами, идти против воли короля не собирались. «Дурно влиявший» на принца капитан оставался без дела.
Фанни было невыносимо смотреть на мучения мужа, но помочь она ничем не могла.
Жалела ли женщина, что вышла замуж за беспокойного и неприкаянного капитана? Бог весть, она и сама не понимала, бывали минуты, когда очень жалела, что согласилась остаться в доме свекра: казалось, что там, в Лондоне, все дела решились бы быстрее, быть постоянно на глазах, на виду всегда полезно.
Но миссис Нельсон осознала еще одно; даже когда муж добьется своего и получит корабль, ее собственная жизнь изменится мало, разве что Бернем-Торп заменит какая-нибудь другая глушь с собственным домом. Одно она знала твердо: в этом доме будет много-много каминов и все будут гореть с ранней осени до поздней весны, даже если ни на что остальное не останется денег. Фанни надоело мерзнуть и кутаться в теплые вещи, она жаждала тепла, в том числе и мужниного.
Горацио не до супруги, его мысли постоянно заняты назначением, морем, ожиданием похода. Угораздило же выйти замуж за капитана, да еще и неприкаянного! Фанни готова терпеливо ждать Нельсона из похода, переживать, мысленно поддерживать, но смотреть на его мучения из-за ненужности не было сил! Еще немного, и миссис Нельсон сама отправилась бы в Лондон просить место для своего мужа. Втайне от Горацио она решила после Рождества 1793 года действительно отправиться в Лондон, якобы по делам бывшего супруга и своего сына. Оставалось только придумать, как отвязаться от Нельсона, оставив того дома.
Но тут «прорвало».
Рвануло не в Лондоне и даже не в адмиралтействе, рвануло на континенте во Франции. Взрыв там произошел раньше, когда свершилась революция, но теперь революционеры перешагнули черту, которая разграничивала простое противостояние и непременную войну — они казнили короля Людовика XVI.