Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 22



Вилия

Там, откуда я была родом, на мои просьбы даже не обратили бы внимания, в лучшем случае попросили закрыть рот и ждать, что решат мужчины. Правда, Гила была женщиной необычной и весьма грозной: после смерти мужа в одиночку она вела хозяйство и весьма неплохо. Тётка заставила всех мужчин в округе считаться с собой не только тем, что была единственной сестрой правителя, но и тем, что за общим столом могла на ровне с другими распить бочонок крепкой браги. Даже Хельдог побаивался её, не смотря на его пренебрежительное отношение к слабому полу. Но Гилу слабой было назвать трудно.

Тем обиднее стало при воспоминании о ее смерти, жестокой и ужасной. Такая сильная духом и все же нашлись те, кто взял числом и сломил этот дух.

В памяти возникло распластанное изувеченное тело, от чего я дернулась.

‒ Тебе плохо? ‒ озабоченное лицо Регьярда возникло перед моим взором.

‒ Нет, я… ‒ даже не знала, как объяснить ему свой порыв. ‒ Просто вспомнила свое пленение, извини.

‒ Тебе не за что извиняться, то, что ты пережила ‒ ужасно. Они убили твоих родичей? На твоих глазах?

Странно, что мы заговорили об этом только сейчас, казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как я попала в плен к кочевникам. Всего несколько дней, а кажется целая жизнь промелькнула с тех пор, как я попала к сугурам. Ещё непривычнее говорить об этом ему ‒ незнакомцу, присвоившему, по сути, чужую добычу. Меня…

‒ Они… ‒ озвучить на словах, произошедшее с Гилой, было не легче, чем проглотить пригоршню колких булавок. ‒ Убили мою тётю, которая вырастила меня.

И еще массу народу, на наших глазах с Силен. В тот момент нас накрыло непреодолимой пеленой, в невероятном оцепенении не получалось даже кричать. Сестра тихо плакала, а я так и не смогла проронить ни слезинки. До сих пор…

‒ Она была тебе дорога? ‒ вопрос Регьярда вывел из задумчивости.

‒ Гила была непростая женщина, но очень сильная. Мне она казалась несокрушимой, тем обиднее было увидеть, как над ней издеваются и истязают, а я ничего не смогла сделать.

О! Я сказала это! Так вот, что больше всего меня беспокоило ‒ мое бессилие перед яростью сугуров, тем более неприятно было осознавать бессилие сейчас, когда моей судьбой могли распорядиться совсем чужие люди.

‒ Ты ни в чем не виновата, Вилия, ‒ Регьярд старался говорить спокойно, с долей участия, но легче от этого не становилось. Наоборот, внутри все как будто сжималось, в ожидании тяжелого удара, после мгновения милостивого обращения.

‒ Где мы? ‒ оглядевшись, наконец, спросила я. ‒ Это сад?

Но я точно помнила, что из помещения я не выходила.

‒ Да, это сад моей матери.

За спиной остался проход, затерявшийся среди резных каменных колон, перед нами же на открытой скальной площадке раскинулись цветочные кусты и деревья, цеплявшиеся за скудные островки почвы меж поросших мхом каменных столбов и мощёных дорожек. Большинство колышущихся ветвей и стеблей были голы, растеряв нежные лепестки на горном ветру, но кое-где ещё только распустились трепетные бутоны, радуя мир своей недолговечным светом. У Гилы такой красоты не было, она считала глупостью тратить время на «благовонную» траву, выращивая только самое необходимое. Жене моего отца возиться с землёй и ростками тоже было не интересно. От того и удивительно было видеть такую красоту в столь суровом краю.

‒ Моя мать была южанкой, ‒ полынная горечь в голосе словно пыталась укрыться за тёплом медового блеска глаз, ‒ она очень скучала по своей стране, в которой было много удивительных растений. У нас много леса, но из-за климата редко приживаются южные растения. Вот отец и приказал приспособить для её причуд это место. Нравится?

Еще бы не нравилось? Я розы видела только по праздникам ‒ все они были привозными, стоили будто из самоцветов сделанные. А здесь они просто росли ‒ только руку протяни, радуя глаз и душу случайному свидетелю этого чуда.

‒ Красиво! ‒ восхищенно прошептала я. ‒ Твой отец любил твою маму, раз устроил для нее такое.

‒ Любил… ‒ голос Регьярда напрягся, а улыбка сошла с лица. ‒ Ты хотела поговорить Вилия.

Если он и родился в любви, то от чего-то радостью воспоминания владетеля о родителях не отличались.

‒ Да, конечно, ‒ очарование моментом немного спало, холодный порыв закрыл лицо прядями волос, которые я поспешила убрать. Время обсудить уготованное мне грядущее.

‒ Регьярд, ‒ начала я, посмотрев в глаза мужчине, ‒ умоляю, отошли меня домой! Это самое правильное, что ты можешь сделать со мной.

‒ Почему ты так рвешься туда? ‒ владетель нахмурился, но не выглядел грозно.

‒ Я же тебе уже говорила! На родине остался мой жених, там мой дом, ‒ от чего-то я отвела взгляд от пристальных черных омутов, всматривающихся мне в самую душу.

‒ Иногда наша судьба сама выбирает горную тропу. Знаешь, почему я выбрал именно тебя?

И что-то в его тоне мне показалось странным. Голос Регьярда сделался низким, он наклонился ко мне так близко, что его дыхание согрела мою щеку.

‒ Ты одна единственная среди других пленников шла на смерть.

‒ Что…

‒ Да, ‒ он наклонился еще ближе и зашептал мне прямо в ухо, ‒ кто-то смирился со своей участью пленника, кто-то собирался бороться до последнего ‒ все это виделось в лицах людей, шедших за своими поработителями. И только ты решила умереть ‒ это было написано на твоем лице, виделось в твоих глазах.

От его дыхания по коже разбежались мурашки, от рук, обнявших меня за плечи, разошлись волны тепла по телу. Что со мною происходит? Что он вообще творит? Этот мужчина, которого я совсем не знаю, но который за пару дней присутствия в моей жизни сумел так взволновать. Не только поступками, но и словами.

‒ Если бы тебя так тянуло к возлюбленному или будь у тебя столь заветный дом, ты бы не мечтала о скорой смерти. Горы предназначены дарить свободу, а не смерть.

Горячие мужские руки коснулись моей шеи, а меня как будто опалило жаром. Губы Регьярда оказались на щеке.