Страница 24 из 81
— Пока нет.
И это девчонок совершенно не успокоило. Ведь «пока нет» не означает твердое «нет». Оно ведь только «пока».
Шхуны бросили якоря в виду кучи дров, которая уже вполне могла служить ориентиром, потому что стала постоянной приметой места. Все образцы товаров сложили в шлюпку. Вован взял с собой Максимку и пять вооруженных гребцов. Все повторилось, как и прошлый раз, в чаще застучал барабан и через полчаса на берегу был десяток черного народа.
Вован был встречен со всем почетом и препровожден к импровизированному столу. Однако, увидев кулинарные изыски торговых партнеров и прослушав краткую лекцию, поведанную ему шепотом Максимкой о способах приготовления этих шедевров, Вован, подавив рвотный рефлекс, от угощения отказался. А чтобы партнеры не обижались, сказал, что очень спешит, и так уже опаздывая на несколько суток. А в конечной точке пути его ждет злобный деспот, любимым занятием которого, является посадка виновного на кол. Негры, которым этот вид казни был незнаком, очень сильно заинтересовались. Настолько сильно, что даже забыли обидеться за отвергнутое угощение. А когда Вован продемонстрировал им разнообразие предлагаемых к обмену товаров, они вообще потеряли дар речи и стояли молча, созерцая выложенные богатства, среди которых не последнее место занимали яркие стеклянные бусы. А потом, озадачив Вована, все негры, повинуясь знаку вождя, повернулись и молча направились в лес.
Вован опомнился, когда несостоявшиеся партнеры уже скрылись за деревьями, и послал вслед Максимку с настоятельной просьбой вернуться. А не то он высадит с кораблей сотню человек (которых у него не было), придет в их селение и предаст его мечу, огню, грому, молниям и прочим средствам самообороны. Мальчишка вытаращился и шустро удрал, и, видно, догнав вождя, все изложил правильно, потому что негры вернулись на удивление быстро. Вован изобразил на лице приличествующее гневное выражение — Это что за дела?! — прорычал он так, что даже его помощник посмотрел на него с опаской. — Кто так ведет переговоры?! Вы хотите, чтобы я вел дела с соседними племенами?
Негры подавленно молчали. Наконец, вождь, запинаясь, сказал:
— Пусть простит нас большой белый человек, но нам нечего предложить в обмен на твой прекрасный товар. Мы довольно бедное племя.
— Как это нечего?! — громко возмутился Вован, соответственно настроенный Смелковым.
Через полчаса повеселевшие негры уже почти по-хозяйски разглядывали выложенные ножи, наконечники, посуду, яркие ткани и о чем-то оживленно лопотали между собой. А еще через полчаса, установив окончательную цену, причем, по лицам партнеров Вован видел, что здорово продешевил, но ни один из негров ему на это не указал.
На этот раз шхуны никто не провожал. По-деловому настроенные негры скрылись в лесу, не оглядываясь.
Окрыленный Вован несся на юг на всех парусах. Ему очень хотелось похвалиться перед Бобровым. Эта обещающая так много сделка, провернутая им практически самостоятельно, должна была доказать и Боброву и всем прочим, что он Владимир Александрович способен не только грузы таскать из пункта А в пункт Б. Вован спешил на юг и даже шторм у мыса Бурь его не остановил.
Бобров, тем временем, пока Вован бился со стихией, с расстоянием, с непонятливыми неграми и слишком понятливым Смелковым, успел наладить в поселке быт, достроить дома, расселить жителей. Причем, семейным достались почти квартиры, то есть помещения с отдельным входом и даже с частичными удобствами в виде холодной и горячей воды. Правда, и та и другая были лимитированы, потому что днем электроэнергии на поддержание работы насосов и электробойлеров не хватало. Ее, по большей мере отнимала деревообработка. Зато вечером и ночью того и другого было сколько хочешь.
Пока были проблемы с канализацией и к вариантам дачных сортиров порой выстраивались очереди. Особенно по вечерам после ужина. Бобров очень надеялся на Вована, который должен был привезти еще одну минигэс, а также заказанный фекальный насос и трубы большого диаметра. Бобровские женщины очень полюбили ночное купание под душем. У него, как у всякого приличного деспота, была личная душевая кабина (он вообще-то собирался всем постепенно поставить, но у него все-таки была первая и все завидовали), но Боброву редко когда удавалось ею воспользоваться. То воды не было, то она оказывалась занята. Причем, зачастую, сразу двумя женщинами. Бобров несколько раз пытался принять участие в том, что Апи называла помывом, но кабина явно не была рассчитана на троих разом и, хотя женщины, ни в коей мере не были против, окромя фигурного (зачастую даже статического) стояния, мало что получалось. Правда, последующее действие в кровати очень всех впечатляло.
Но главное, что Бобров немедленно вписал себе в актив, было начало прокладки дороги. Сейчас путь до Кимберли по суше занимал примерно столько же времени, сколько Вован тратил на морскую дорогу до Херсонеса. Получалось неприемлемо ни с какой стороны. Надо было время на дорогу срочно сокращать, иначе на нее могла уйти, если говорить образно, вся оставшаяся жизнь. А Бобров не желал посвящать всю жизнь дороге. Он хотел хоть немного побыть этаким набобом. Тем более, имея таких жен. И если Златка внешний антураж воспринимала относительно спокойно, для нее главным был Бобров в этом антураже, то Апи просто поражала своей тягой к богатой, обеспеченной всеми благами, жизни.
Казалось бы, откуда это в молодой девчонке, которая до своих пятнадцати лет видела только бедную хижину родителей, рабский рынок да вонючий трюм корабля, где к тому же ее регулярно скопом насиловали. Откуда ей было знать, как могут жить очень богатые люди. Всякие там сатрапы, тираны и деспоты. Она кстати, первой из всех освоила привезенный Вованом во время второго рейса компьютер, совсем, простенькой конфигурации и огромным, по тем меркам, семнадцатидюймовым монитором. И надо же было, чтобы ей попалась среди множества книг многотомное сочинение Анн и Сержа Голон о похождениях Анжелики. А тут еще и Бобров, как он себя потом корил, не от большого ума, а чтобы сделать ей приятно, попросил у Юрки через Вована кассеты с фильмами об этой самой Анжелике. И все.
Когда Апи обнаружила путем сравнения зеркала с экраном свое неоспоримое сходство с Мишель Мерсье, жизни Боброву практически не стало. И даже по ночам, когда угомонившаяся Златка с другой стороны от Боброва вовсю предавалась сновидениям, Апи, отдышавшись, начинала поверять плавающему между сном и явью Боброву свое виденье их жизни.
А днем Апи была неудержима. Она изо всех сил помогала Боброву строить новую жизнь. А так как новая жизнь, по замыслу Боброва, подразумевала дорогу, значит, Апи назначила сама себя строителем этой дороги. Правда, она с трудом поднимала тяжелую кирку, но никто над ней не смеялся и только Бобров, заметив, что девчонка, сопя, разбивает подвернувшийся камень, с возгласом: «Горе мое!» отнимал у нее кирку и, взяв подмышку, относил домой.
Апи не возражала и не устраивала ему сцен. Но при первой же возможности опять убегала к строителям дороги. А когда один из них, желая сделать Боброву приятное, попробовал так же как он транспортировать Апи, она устроила такую дикую сцену, что несчастный потом боялся и близко к ней подходить. Бобров после этого строго отчитал девчонку. Та выслушала все, покорно понурившись, а когда он закончил, заявила:
— Никто не должен трогать то, что принадлежит Боброву.
— Ты мне не принадлежишь, — счел нужным возмутиться Бобров. — Ты свободный человек.
Ответ Апи поставил его в тупик.
— Я тебя люблю, — сказала она решительно. — А значит, принадлежу.
— А если я тебя? — растерялся Бобров. — Значит, по-твоему, тоже принадлежу?
— Ну да, — заявила дерзкая девчонка и, показав ему язык, гордо удалилась.
Когда Бобров попросил Златку повлиять на младшую подругу, которая вбила себе в голову невесть что, Златка ответила, даже не думая, что Апи сказала совершенно правильно. Только она, Златка, полагала, что это к ней придет немного позже.