Конкуренты

Слушатели молчали. Больше в этот день Бобров о Греции не рассказывал.

На следующий день он рысью пробежался по Фессалии, Этолии, Эвбее, Беотии, не заостряя внимание ни на одной из них. Народ внимал невнимательно, потому что с утра Вован возгласил, будто они уже на середине Понта и завтра к вечеру должны быть дома. И настроение сразу стало соответствующим. А девчонки тут же полезли на фор-марс в надежде первыми увидеть землю.

И только поздно вечером, уютно устроившись под боком у Боброва, Златка поинтересовалась:

— А о чем вы там шептались с этой Тайс?

Бобров даже на локте приподнялся, чтобы взглянуть Златке в глаза. Но девушка смотрела на него совершенно бесхитростно, без всякой задней мысли и Бобров успокоился.

— Видишь ли, — произнес он медленно. — Тайс Афинская действительно историческая личность и я был крайне удивлен, встретив ее на улице.

— А что значит историческая? — спросила Златка.

Бобров скосил на нее глаза. Девушка мечтательно глядела в подволок каюты и в глазах ее пробегали зеленые искорки.

— Ну, историческая, это значит, она оставила после себя след в истории, и ее помнят даже у нас, через две с половиной тысячи лет, — Бобров помедлил. — Не все, правда.

— А я историческая? — наивно спросила Златка.

— А как же, — вполне серьезно сказал Бобров. — Ты у меня непременно историческая. Во-первых, ты красивее даже Тайс и ее подруги, а, во-вторых, ты основа Херсонеса, вернее, его части. Херсонес, конечно, не Афины, но это пока.

Златка ощутимо напряглась.

— А еще, — продолжил Бобров. — Я выпишу самого классного художника. Ну того же Праксителя и пусть он мне изваяет твою скульптуру. И мы на мысу поставим какую-нибудь ротонду, и там будет находиться твое изображение. В мраморе.

— Саша, — в голосе Златки послышались слезы и Бобров, только что начавший развивать понравившуюся ему тему, затормозил на полуслове. — Саша, не надо с меня скульптуру. Я что, тебе живой не нравлюсь?

Бобров даже рот приоткрыл от неожиданности. А он-то понес тут про Праксителя, а вдруг по поверьям Златкина народа статуя отнимает часть жизни у прототипа. Его даже холодный пот прошиб. Он обнял девушку и стал ее успокаивать. Златка, впрочем, всхлипнула всего один раз, а потом затихла. Но Бобров еще некоторое время гладил ее по мягким волосам и легонько целовал в висок. То, что девушка совсем успокоилась, Бобров определил по ее словам:

— Так о чем вы шептались?

— Господи! — произнес Боброве чувством. — А я-то думал, что ты смертельно обиделась. Аты оказывается, все это время прикидывалась. Вот скажи, тебе, что доставляет удовольствие, когда тебя успокаивают?

— Нуда, — ответила Златка. — Так я этого и не скрываю, — и она потерлась головой о плечо Боброва.

Бобров вздохнул.

— Ну ладно. Тогда слушай.

Больше он не успел сказать ничего. Корабль содрогнулся от удара. Вдоль правого борта что-то протяжно проскрежетало, словно снаружи протащили от носа до кормы длинный и извивающийся лист ржавого железа. Почему ржавого? Ну вот создалось такое впечатление.

Звук еще не дошел до кормы, а Бобров уже выпрыгнул из койки и натянул штаны на голое тело. Критически посмотрев на севшую на постели голую Златку, которая с округлившимися глазами изображала собой отчаянно испуганное изваяние, он схватил покрывало, сдернул девушку на пол и, обмотав ее покрывалом, потащил к трапу.

На шканцах метался и орал капитан:

— Вашу греческую мать! Все паруса долой, кроме стакселя! Проверить все отсеки по правому борту! Кочегары, трам-тара-рам! Быстро поднимайте пары! Шевелитесь, тудыть вас так и эдак!

Из носового люка высунулась чья-то голова.

— Кэп! В носовом кубрике течь!

Капитан тут же отреагировал:

— Отдирайте внутреннюю обшивку и ищите место, откуда течет. Боцман, готовь пластырь! Эй, все лишние с палубы!

Бобров, таща за собой Златку, подошел поближе.

— Саныч, что случилось?!

Вован обернулся с явным намерением послать, но увидев Златку, от своих мыслей с трудом, но отказался. Однако, высказаться не преминул.

— На полузатонувшее судно наехали, — сказал он с досадой. — Не видно же ни хрена! Вот вахтенные и прошляпили. Ну кто мог подумать, что в эти времена, да посреди моря… Ну ведь исчезающее малая вероятность.

— Не умничай, — сказал Бобров. — Лучше прикинь, там могли быть люди?

— Не знаю, — пожал плечами Вован. — Сейчас машину запустим, сходим, посмотрим. Тут еще течь эта… Ну что там!? — опять заорал он.

— Кэп, помпа должна справиться, — донеслось из люка. — Тут доски разошлись. Мы сейчас их подопрем, и течь уменьшится до минимума. Так что до порта дотянем.

— Ну слава богам, — немного успокоился капитан.

Причем, успокоился настолько, что подозрительно спросил Боброва:

— А ты что тут делаешь? Почему не в каюте?

— Ну ты даешь, — удивился Бобров. — А где же мне еще быть, когда мой пароход вот-вот потонет? Послушал бы ты этот скрежет вдоль борта. Да на моем месте нормальный пассажир уже бы сиганул через леера. Это хорошо, что у меня капитан знакомый, а корабль я сам строил.

— Да ладно тебе, — слегка смутился Вован. — Ну, перестраховались немного. С кем не бывает.

Но тут его отвлекли, и Вован с облегчением закончил разговор.

— Кэп, машина готова!

— Есть, — обрадовался капитан. — Саня, будь другом, сходи, проверь кубрик. Что там у нас с течью. А то мне ход давать.

Бобров не успел дойти до люка. Навстречу ему словно чертик из табакерки или, если быть ближе к реалиям, словно сатир из-за дерева выскочил боцман.

— Порядок, — сказал он Боброву и побежал докладывать капитану.

Бобров подождал, когда судно вздрогнет от работы винта, и попытался было отослать Златку вниз, нота, поправляя на себе покрывало, идти категорически отказалась.

— Ага, — сказала она. — Вы сейчас будет утопленное судно досматривать, а я, выходит, в каюте сидеть. Нет уж.

— Как это ты узнала? — удивился Бобров.

— Подумаешь, секрет, — фыркнула подруга. — Вы тут так орали.

— Ну уж, — чуть смутился Бобров. — Тогда иди, смени покрывало на нормальную одежду. Время еще есть.

Златка осмотрела себя.

— А и правда, — и гордо удалилась.

На фор-марсе вспыхнул прожектор, называемый моряками «глаз Циклопа», и зашарил по слегка всхолмленному морю. «Трезубец» уже повернул на малом ходу, чтобы не увеличивать радиус циркуляции и поберечь поврежденную обшивку, и теперь возвращался по своему курсу. Длинный овал света выхватывал из мрака только черные волны с белыми пенными гребешками. Искрами вспыхивали маленькие радуги.

— Вон он! — заорали с бака.

— Левее бери, — скомандовал Вован рулевому и рявкнул в раструб переговорной трубы. — Самый малый!

В свете прожектора показалось маленькое суденышко — типичный древнегреческий торговый кораблик. Пузатый с одной мачтой на миделе. Сейчас он выглядел вообще жалко, погрузившийся в воду по самую палубу, со сломанной почти у основания мачтой.

— Видать, воздух под палубой скопился, вот и не тонет, — со знанием дела заявил боцман.

Вован подвел «Трезубец» почти вплотную, но старался не касаться утопленника обшивкой. Бобров огляделся и заметил висящую на стенке рубки бухту тон кого троса. Он тут же обвязал конец вокруг пояса и кинул второй боцману.

— Ну-ка закрепи.

Боцман автоматически накинул восьмерку на кофель-нагель.

— Э, э, ты куда!? — всполошился Вован, но Бобров уже перенес ногу через леер.

Он успел заметить только разинувшего рот Серегу и прижавшую к груди кулачки Златку.

— Если хочешь что-то сделать хорошо — сделай сам, — пробормотал Бобров и, сильно оттолкнувшись, перепрыгнул на мокрую палубу.

Утопленное судно даже не колыхнулось. Бобров, не отвязываясь, по-хозяйски прошелся по палубе. Под ногами хлюпало, но подошвы не скользили. Рулевых весел не было, видать, смыло. А уж про обычные и говорить не приходилось. Внезапно Боброву почудился звук. Он даже приостановился.