Солнцеворот

— Вы, наверное, очень сильно страдаете, — раздался над ухом звонкий голос.

Атсама отскочила, разворачиваясь в прыжке. На ладони уже вспыхнуло пламя, готовое сорваться и поразить врага, но… Разве это может зваться врагом?

На куске каменной стены сидела девушка, не старше Атсамы и улыбалась. Такая чистая и светлая улыбка, будто у ребенка. Платье напоминало ручеек — такое же гладкое и струящееся. Но удивительней всего — волосы девушки. Причудливо перемешавшиеся золотые и серебряные пряди блестели на солнце. Зеленые глаза, сияя, смотрели то на Атсаму, то на потерявшего дар речи Эрлота.

— Ты кто? — спросила Атсама.

Девушка спрыгнула с камня, пошла к Эрлоту.

— Ирабиль, — сказала, проходя мимо Атсамы. — Я шла за вами с Востока, а нагнала только сейчас. Так жаль, что не могла помочь в бою. Столько достойных погибло…

Подойдя к Эрлоту, который будто застыл при виде нее, Ирабиль обняла его.

— Возьмите мою кровь, ни к чему так страдать.

Атсама облизнула губы, учуяв аромат крови — клыки Эрлота пронзили тонкую кожу на шее Ирабиль. Он пил долго, но оторвался раньше, чем утолил жажду.

— Я благодарю тебя, — прохрипел герой. — Но мой друг нуждается не меньше.

— Эмарис, — улыбнулась Ирабиль, чьи глаза нисколько не потускнели. — Да, я много слышала о его деяниях. Для меня честь оказать ему помощь. Где же он?

Эрлот указал в сторону одного из чудом уцелевших флигельков.

— Премного благодарна.

Ирабиль сделала реверанс и побежала по развалинам к флигелю. Долетел веселый мотив, который она напевала без слов. Когда фигурка девушки скрылась в домике, Эрлот опустил взгляд на рану. Кровотечение остановилось, да и глаза вернули обычный цвет. Можно бы запустить сердце…

Но он этого не сделал.

Всё чаще в последнее время вихри воспоминаний подхватывали Эрлота и уносили в далекое прошлое. Усилием стальной воли он оборвал эту нить и соскочил с каменного зубца. Посмотрел в глаза графу Кэлпоту.

— Киверри был абсолютно безумен, но в своём безумии он сотворил нечто такое, что удивило меня и поразило тебя. Битва могла бы закончиться раньше. Ты помнишь тот удар, от которого он не успел защититься. Но удар этот лишь рассек облако тумана. Тогда как над головой у меня — я помню это доподлинно — солнце светило так же, как сейчас. Потом ты поклялся, что разузнаешь, как ему это удалось. Таким и был наш последний разговор, и сейчас я к нему возвращаюсь. Мне нужен ответ, Кэлпот.

И вновь Кэлпот не удивился, разве что улыбка его стала чуть более грустной.

— Светлая страсть, — сказал он. — Так я это называю.

— Поясни. — Теперь уже Эрлот приказывал. Он оказался слишком близок к решению загадки, которая не давала ему покоя тысячи лет.

— Охотно. Так я называю то, что мешает вампиру пребывать в полной силе днём, как ночью. Видите ли, ваше величество, — безошибочно уловил Кэлпот изменившийся тон беседы, — мы — странные существа, бытующие на узкой границе меж светом и тьмой.

— Нас создала Река. Откуда вообще взялся свет?

— Если мне будет дозволено, я бы хотел обратиться к записям покинувшего нас Освика, чтобы подтвердить свои догадки…

— У тебя будет такая возможность. Что за догадки?

— Я не думаю, что нас создала Река.

Эрлот долго смотрел на Кэлпота, и тот спокойно выдерживал его взгляд.

— Думаешь ли ты, о чем говоришь?

— Думал тысячелетиями, ваше величество. Все мы видели созданий Реки. Волколаков… А потом — сразу вампиры? Совершенство? Нет, это не представляется мне убедительным. Наши тела слишком уж человеческие, в них слишком много указаний на то, что нас зачали мужчины и выносили женщины. У нас было детство, Эрлот. Мы были детьми. Бегали и играли в дурацкие человеческие игры. Быть может, мы даже дружили тогда. С ума можно сойти, думая об этом, но таковы мои преждевременные выводы.

Эрлот отвернулся, прошелся по площадке. Ветер развевал его волосы и надувал полы плаща.

«Оскорбляет ли меня такая мысль? — думал он. — Я был человеком… Нет, это ничего не меняет. Важно не то, кем мы были, важно то, кем мы стали. Кем мы становимся на всем протяжении своего существования».

— Не так давно, — продолжал Кэлпот, — я вновь получил свидетельства о превращении днём. Как и в случае с Киверри, речь шла о безумии. И этот случай помог мне понять важное.

Граф тоже соскочил с зубца и подошел к Эрлоту, застывшему на противоположном конце площадки.

— Чтобы обрести полную силу, вампиру нужно избавиться от кое-чего в собственной душе. От того, что, возможно, не зря называют «светом». Тогда из сердца изливается тьма и она может затопить весь мир. Но, ваше величество… Позволено ли мне спросить, почему это так вас тревожит? Обращение средь бела дня — безусловно, ценный навык, но в грядущей войне он вряд ли окажет существенную помощь. Даже если мы с вами сумеем достичь такого, это — мелочь. На обучение армии уйдут годы. Столетия.

Эрлот закрыл глаза, погрузившись во тьму. Сказать? Или не стоит раскрываться так сильно перед тем, кто однажды может обратить знание в оружие? Но путь избавления уже найден, и путь верный. Эрлот чувствовал это. Чувствовал, как тьма в его душе закипает, готовая вырваться наружу.

— Меня не интересуют превращения, Кэлпот. Превращения — лишь свидетельство того, что вампир не привязан к человеческой природе. Но вот свет… — Эрлот положил руку на своё веками молчащее сердце. — Свет испепеляет душу, когда ты готовишься погрузить мир во тьму.

Он позволил завязать себе глаза и связать руки. Позволил забрать меч. Десяток солдат, избранных для демонстрации, нерешительно топтались на месте — Мэролл слышал их, пожалуй, даже «видел». Он знал их.

Все остальные образовали широкий круг и молча смотрели, предвкушая зрелище. Однако Мэролл не собирался их развлекать, он пытался учить.

— Вы не люди, — громко сказал он. — Вот что нужно запомнить в первую очередь: вы — не люди. Забудьте о своей человеческой жизни, забудьте свои человеческие привычки. Вам уже должно быть знакомо чувство приближения вечного. Вы ведь ощущаете, когда к вам приближается вампир с остановившимся сердцем. Это — чувство, неподвластное людям, оно — наше. И, научившись как следует к нему прислушиваться, вы раскроете новые его оттенки. Зрение — опора человека, но вы в состоянии обойтись и без этой опоры. А теперь — нападайте. Постарайтесь меня убить.

Секундное затишье, и вот — будто налетает порыв ветра. Мэролл легко ушел от него, согнув колени. Услышал одобрительный ропот своих подопечных, когда клинок пролетел у него над головой.

Сталь засвистела, рассекая воздух, со всех сторон. На крошечный миг Мэроллу стало страшно. А что если он не сдюжит?! У него ведь даже меча нет! Десяток слабаков с десятком острых железяк — они могут просто случайно ударить так, что у него не останется пространства для ухода.

Присел, подпрыгнул, отклонился, упал и перекатился… Одно движение переходило в другое — плавно, легко, красиво.

Соперники входили в раж, это становилось опасным. Мэролл всё ещё знал их движения ещё до того, как они зарождались, но знание не всегда означает безопасность. Вкрадчивый шепот Реки уже бередил душу. Мэролл мог в любую секунду сделать тот самый шаг во тьму, очутиться на черном берегу… А потом очнуться и обнаружить вокруг себя десять дымящихся кучек пепла. Но эти ребята — не враги, их нужно не убивать, а учить.

Ну, вот вам и урок: не путай врага и жертву.

Сам ветер мог бы позавидовать Мэроллу, когда он переместился за спину одного из бойцов, слишком широко размахнувшегося, и надел кольцо из связанных рук ему на шею. Быстрое движение, крохотное усилие, и тело с переломленной шеей падает на землю.

Падение, перекат — пальцы скользят по деревянной рукояти меча. Теперь Мэролл вооружен. Меч вспорхнул навстречу собратьям, отводя удары, разя и защищая. Удар. Вскрик. Звон падающей стали. Звук падения.