Солнцеворот

— Я не об этом. — Эрлот покачал головой. — Твой возлюбленный идет сюда. Не притворяйся, будто подруга ничего тебе не рассказала, у вас ведь нет секретов, да?

Его глаза полыхнули алым. Арека вновь вспомнила ту ночь, когда рыдающая герцогиня с испачканными пеплом руками, задыхаясь, каялась во всем. Эрлот знает, — говорила она. Знает, что Арека поведала о бегстве Эмариса.

Что ответить? Арека заставила сердце уняться. Только ночь, звезды, свирель и тепло человека рядом. Вот она, Арека настоящая. Но кем она должна быть для Эрлота? Соратница? Бред! Единомышленница? Едва ли он подразумевает в ней хоть какую-то мысль. Игрушка. Смешной плюшевый зверек. Даже не живой зверь, нет, ей полагается играть отведенную роль, и не больше. И Арека дала единственно правильный ответ:

— Я места себе не могу найти. Если мне будет дозволено увидеть его перед смертью…

— Это я могу обещать, — кивнул Эрлот. — И верю, что ты не находишь себе места. Потому что… — Он встал, спустился по каменным ступеням и подошел к Ареке, минуя поднимающихся с кресел лордов. — Скажи, разве школа для грязных сопливых детишек — подходящее место для фаворитки короля?

Арека почувствовала на себе ещё один взгляд. Ринтер. Он ухмылялся, глядя на неё, как мальчишка, сделавший пакость.

— Что, твой щенок всё не оставляет попыток хоть как-то мне насолить? — сказала Атсама.

Лицо Ринтера исказилось страшным образом. В мыслях он, должно быть, разорвал герцогиню на куски, а после сжег, но в действительности побоялся даже посмотреть ей в глаза.

Эрлот рассмеялся, и Арека поняла, что нет смысла отвечать на его вопрос. Господин не нуждался в ответе. Запретит ей ходить в школу… Что ж, это ожидаемо, но жаль, что так скоро. Придется на ходу выдумывать новый план. Арека представила, как вечером Атсама проникнет в её комнату, и вместе они станут выдвигать и отвергать идеи. На душе потеплело. Лишь бы Эрлот не отобрал этого.

— Ринтер… — Атсама покачала головой и, обойдя Эрлота (что было грубейшим нарушением этикета!), устроилась в кресле. — Ты слишком долго жил в тени Ливирро. Забыл, как обстоят дела на самом деле. Чтобы задеть меня, нужно бросить вызов и успеть перед смертью нанести хоть один удар. А не шпионить за людьми, с которыми мне нравится убивать время. Чего ты ждал? Что папочка меня отшлёпает? Или заставит её убить?

Она подняла ладонь на уровень глаз и сотворила пламя. Алые языки плясали меж пальцами. Глядя на огонь, Атсама будто провалилась в пучины размышлений.

— Да, страшная кара, — пробормотала она с хорошо рассчитанной толикой безразличия и щепоткой усмешки.

Эрлот всё это время смотрел на Ареку, и та под его взглядом то краснела, то бледнела.

— Простите, господин, — прошептала она.

Ее ноги дрогнули. Наполовину добровольно, наполовину от накатившего бессилия она чуть не упала на колени, но Эрлот подхватил ее. Арека обнаружила себя в его объятиях, и дыхание на миг перехватило.

— Не за что извиняться, — прозвучал над ухом голос, исполненный жуткой нежности. — Даже людям нужны развлечения. Быть может, в особенности людям. Я благодарен за то, что ты не стала досаждать мне этой идеей и устроила всё сама. Ты не нарушила моих запретов. И за хорошее поведение я тебя вознагражу.

Эрлот оставил Ареку, повернулся к лордам. Они, за исключением Атсамы, погасившей, наконец, огонь, всё ещё стояли.

— Раз уж здесь прозвучало имя Ливирро, уделим ему пару слов. Граф умудрился выжить. Он с небольшим отрядом людей и вампиров движется сюда. На объявление войны это позорище не слишком похоже. Должно быть, хочет покаяться и предложить свои услуги, в которых нет нужды. Союзник, которому нет веры, опаснее врага. Каммат, я хочу, чтобы ты с этим разобрался.

Седая нечёсаная голова склонилась, выражая согласие и покорность.

— И последнее. — Эрлот опустил взгляд на Атсаму и протянул ей руку. — Герцогиня Атсама! Я предлагаю тебе создать Союз Вечных. Присоединиться ко мне на вершине мира. Что ответишь?

Каммат вздрогнул, но едва ли кто-то, кроме Ареки и, может быть, Эрлота заметил это. Олтис простодушно выпучил глаза. Ринтер посерел и приоткрыл рот, но тут же потрудился придать лицу бесстрастное выражение.

Атсама встала. Арека хорошо знала подругу, научилась с легкостью ориентироваться в десятках её личин и обличий. Знала, что где-то там, глубоко внутри, она оставалась девчонкой Анитти из рыбацкой деревни. Каких усилий ей стоило не бросить на Ринтера торжествующий взгляд! Арека сделала это за неё.

Герцогиня выглядела безупречно: польщенная, чуть взволнованная, сознающая честь и ответственность.

— Разумеется, я отвечу согласием, — сказала она, коснувшись ладони Эрлота. И добавила, уже не как герцогиня и будущая королева, но как давняя знакомая Эрлота: — Долго же вы думали, ваше величество.

— Дела, — улыбнулся Эрлот. — Заботы.

Он поднес к губам ладонь Атсамы и поцеловал её пальцы.

— Половина всего, чем я когда-либо буду владеть, принадлежит тебе, — сказал он. — То есть, половина мира. Но, по давней традиции, я хочу сделать тебе ещё один подарок в честь заключения Союза. Арека, подойди.

Не смея поверить услышанному, Арека сделала два крохотных шага вперед. Вот и её рука оказалась сжатой ледяными пальцами господина. Он свел вместе ладони Ареки и Атсамы.

— Она твоя.

Атсама захлопала ресницами, изображая удивление.

— Правда?

— Как только проведем ритуал, и при одном условии, которое мы с тобой обсудим наедине. Потом ты сможешь делать с ней все, что угодно.

— Все-все? — прищурилась Атсама.

Эрлот кивнул:

— Если захочешь, я велю одному из перворожденных графов дать ей кровь.

Арека подавила все, что могла, наружу вырвалась легкая дрожь и робкая улыбка. Лишь одна неприятная мысль червячком вгрызалась в сердце. Что это за условие, о котором Эрлот не пожелал говорить вслух? Что он заставит сделать Атсаму? Что-то такое, после чего радость превратится в боль?..

В тот день, когда началась служба Мэролла, он услышал от новоиспеченного короля обидные слова. Эрлот бросил его в числе других баронетов в атаку на Храм, и когда останки «воинства», разбитого берсерками, вернулись, сказал, что все они допустили одну большую ошибку: приняли дар. Многие тогда опустили глаза, но не Мэролл. Возможно, отчасти поэтому Эрлот назначил его командиром сброда и отдал единственный приказ: стоять лагерем у Храма и ждать, когда оттуда выйдет принцесса.

Потянулись дни, в течение которых Мэролл надеялся выслужиться. Он не спал, смотрел в сторону Храма и порой видел на его крыше крохотную фигурку с развевающимися злато-серебряными волосами. Но дни прошли, и потянулись месяцы.

Месяцы, в течение которых Мэролл сходил с ума от безделья, срывал злость на подчиненных, душил бунты, мало чем отличающиеся от привычного времяпрепровождения, и однажды заметил, что поползли годы.

Он злился, он смеялся, сомневался и верил. Он понимал, что Эрлот попросту забыл о нем, вышвырнул, как ненужную вещь. Но все же хотел верить, что стояние у Храма — испытание. Так сильно хотел верить, что поверил.

Каждое утро, до рассвета, Мэролл вставал против берсерка и смотрел на него, пытаясь проникнуть за черту, понять его сущность. Ведь когда-то это был человек, потом — вампир, и, наконец, стал берсерком. Существом без разума, без воли, лишь с одной страстью, возведенной в абсолют: страстью выполнить приказ. Когда шли дни, берсерки казались страшными. Дошло до месяцев, и они превратились в досадную помеху. А теперь, когда настал черед лет, Мэролл вдруг решил у них учиться. Их бросили так же, как его, но разве они от этого перестали быть силой, с которой нельзя не считаться?

Однажды Мэролл, обнажив клинок, пошел в сторону Храма. Вслед ему кричали, полагая, что командир утратил разум. Но командир обретал разум. Он думал: вот уж больше года прошло, а ни один берсерк не шелохнулся, не говоря о том, чтобы выпить крови. А ведь в последнюю битву они показали такое, от чего до сих пор дрожь пробирала. Выдай Мэролл хоть десятую долю того, его бы измучила жажда. Если бы он сумел выдать такое…