Солнцеворот

Тоненький голосок той, прежней Ареки, которая казалась теперь такой далекой и несуразной, пытался докричаться до Ареки нынешней, напомнить ей всю ту боль, что причинила ей принцесса. Но Арека видела себя на скамейке, слышала волшебную свирель, смотрела на звезды. Потом — пепел на дрожащих руках Атсамы. Видела — и понимала, что боль находится внутри. Никто не сможет её принести. Люди и вампиры делают то, что считают нужным, и каждый волен выбирать, что по этому поводу чувствовать.

Арека выбирала ненависть.

Арека выбрала любовь.

Любовь оказалась сильнее.

А на месте тех, кого она должна была бы ненавидеть сейчас, оставалась пустота. Эрлота не существовало более, была лишь пустота, в которую каждый день текла кровь Ареки. Пустота, которая что-то говорила, что-то делала.

Атсама толкнула дверь, вошла в замок. Арека скользнула следом. Она направилась к лестнице, собираясь переодеться у себя в комнате и передохнуть. «Удачи!» — едва шепнула, даже не повернув головы к герцогине, зная, что та услышит.

— Госпожа фаворитка!

Арека замерла у первой ступени, шагнула назад, посмотрела в сторону дверей тронного зала. Теперь там всегда стоял один баронет, если в зале находился Эрлот. Парню было лет примерно столько, сколько Ареке, и смотрел он всегда дружелюбно, с легкой усмешкой. Придумал называть Ареку «Госпожа фаворитка», что поначалу раздражало, а потом начало смешить.

— Чего тебе, господин привратник? — улыбнулась Арека.

Атсама подошла к двери и застыла в ожидании, пока баронет откроет ей дверь. Тот — наглец! — не торопился. Он вообще не смотрел на герцогиню, лишь на Ареку.

— Его величество велел вам зайти, как вернётесь. Вам и герцогине, обеим сразу. Не порознь, а сразу. Его величество приказывает — я выполняю. И вам бы поступить так же.

Арека дрогнула. Ноги сами несли её к дверям тронного зала, но душа металась, душа трепетала.

— Там же совет, — процедила сквозь зубы Атсама. — Для чего на совете человек?

— Того не знаю, — отозвался баронет. — Но приказ был весьма конкретным. Не изволите ли подчиниться?

Взгляды Ареки и Атсамы встретились лишь на миг. Герцогиня отвернулась, резким движением будто оборвав нить. Это движение всё сказало Ареке. Если будет на то воля Эрлота, её постигнет та же участь, что и Мальчика. А потом Атсама доведет её дело до конца, как сумеет.

Арека глубоко вдохнула, задержала дыхание и выдохнула. Простучало в висках и притихло до поры сердце. Привратник отворил дверь…

Это был совет лордов. Последний «малый совет», как узнала Арека от герцогини. Графы прибывали в город, и караваны, следующие за ними, тянулись бесконечными вереницами. Люди, скот, скарб, вампиры… Скоро все графы присоединятся к совету, скоро из них выйдут новые лорды. Скоро, совсем скоро не успевший состариться безумный мир рухнет, и на его место придет новый, тот, которому смерть не будет грозить до тех пор, пока течет Алая Река.

Эрлот восседал на высоком троне рядом с таким же, пустующим. В неизменных черных одеждах, с всегдашним спокойным, будто ленивым выражением лица, которое могло превратиться в маску смерти в любой миг. Ниже стояли кресла. Заняты были три из них: Каммат, Олтис и новоиспеченный выскочка Ринтер внимали королю, даже не повернувшись на звук открытой двери.

— …запустить вновь центры донации, — услышала Арека мягкий голос своего покровителя. — Прогоните через них каждого, как в старые времена. Если будет время и возможность — прогоните дважды. Трижды. Как и прежде, король должен получить свою долю. Всё, что останется вам, необходимо спрятать, и под «спрятать» я имею в виду надежное место, а не подвал вашего дома. Где это место — должны знать вы и я. Когда закончится война, мы, всего вероятнее, окажемся в стесненном положении, и на первое время будет необходим запас крови.

Эрлот замолчал. Он не сделал ни жеста, но лорды почувствовали, что им дают возможность высказаться. Заговорил Олтис. В этом не было ничего удивительного. Арека привыкла, что этот лорд не самый мудрый, и к тому же — вечно чем-то недовольный. Каммат более спокоен и рассудителен, а Ринтер, хотя и глуп, как пробка, и злобен, как побитый пёс, слишком подобострастно смотрит на Эрлота, чтобы выказать сомнения в его действиях.

— Этих проблем можно избежать. — Олтис привычно оглядел всех, кто находился в зале, не исключая и остановившихся в дверях герцогиню и фаворитку, но ни у кого не нашел сочувствия. Только взгляд Эрлота сделался ласковым и жалостливым. — Я продолжаю настаивать на пересмотре плана битвы.

— Напомни, что является твоей страстью, — попросил Эрлот.

Олтис запнулся, замолчал, будто с трудом и неохотой вызывая в памяти давние неприятные происшествия. Арека ничего не знала о лордах, и сейчас — возможно, слишком поздно — подумала, что не худо бы расспросить о них Атсаму.

— Стоять над людьми, — почему-то шепотом отозвался лорд.

Что-то дрогнуло в сердце Ареки, когда она услышала эти слова. Секундным видением мелькнуло искаженное ненавистью, залитое кровью лицо Олтиса-человека, над которым смеялись, которого били и гнали… Быть может, он в чём-то походил на Атсаму. Но если та взрастила в себе страсть к сохранению жизни любой ценой, то Олтис мечтал лишь об одном: чтобы кто-то дал ему силы и право вознестись над обидчиками. А обидчиком стал весь человеческий род.

— Верю, что ты достиг в этом совершенства, — кивнул Эрлот. — Напомни мою страсть?

— Война. — Голос Олтиса окреп, он нашел силы посмотреть Эрлоту в глаза.

— И у меня были тысячелетия, чтобы достичь в ней совершенства. Зачем ты досаждаешь мне своими словами?

Арека готова была спорить, что Олтис смолчит, он всегда терялся, когда против него выходили в открытую. Он мог спокойно и твердо говорить лишь с теми, над кем возвышался. С равными он выходил из себя. С теми, кто стоял над ним, он терялся.

Но Олтис ответил:

— Мы сами себя загоняем в угол. Для чего такая сила? Её цена будет слишком велика. Я не сомневаюсь, что так мы сметем врага и не понесем сколько-нибудь значимых потерь, если говорить о военной силе. Но, ваше величество… — Тут Олтис внезапно опустил голову, выражая смирение и почтение. — Ваше величество, я не понимаю, к чему превращать еду в оружие.

Король молчал. Арека бросила на него робкий взгляд и обнаружила, что Эрлот смотрит в пустоту со странным выражением лица. Он замер, будто внезапно налетевший ледяной вихрь заморозил его, превратив в безжизненное изваяние. Едва ли он даже расслышал последние слова Олтиса. Когда Эрлот раскрыл рот, он тихо сказал:

— Зато я сомневаюсь…

Он смотрел туда, где восходит солнце, и Ареке стоило немалых усилий подавить дрожь, готовую охватить её всю, от души до кончиков пальцев. Там, на востоке, если верить словам Атсамы, был Левмир. Мальчишка, в которого когда-то она влюбилась. Парень, страсть к которому чуть не испепелила её всю. Страсть эту взрастил Эрлот, и лишь недавно её удалось победить. Но полностью такие раны не заживают.

Левмир на Востоке? Там, куда тысячи лет не забредал ни один вампир? Как такое могло случиться?

Левмир — во главе многотысячной армии? Тот мальчишка, с которым она ходила на рыбалку, который смущался и краснел, когда она его поцеловала? Сумасшествие!

Левмир дошел до Алой Реки, принял от неё дар и стал вампиром?!

Арека многажды переспрашивала Атсаму, но та не могла ничего прибавить. Только то, что сказал Эрлот перед охотой, то, что он поведал перед смертью Мальчика, и те выводы, которые можно было сделать из его слов.

— Ты рада?

Голос Эрлота заставил Ареку встрепенуться. Господин смотрел на нее со своей обычной легкой улыбкой, которая не означала ровным счетом ничего. За ней с равным успехом могла таиться смерть или жизнь.

Арека спохватилась и сделала реверанс под испытующими взглядами лордов.

— Каждый мой день рядом с вами — радость, — робко произнесла она.

Я не здесь, не здесь, я сижу на скамейке и смотрю на звезды, а вокруг меня плывет мелодия свирели.