Страница 9 из 47
Тмин и Мария были такими же, как и их соседи.
Они не знали своих родителей, но сколько себя помнили, всегда были вместе. Мария, как и все ведьмы и ведьмаки была прирожденной знахаркой, ее зелья стоили дорого, а эффект от них никогда не разочаровывал заказчиков. Нужно было приворожить того, кто и головы в твою сторону не поворачивал? Для Марии это было плевым делом. Красивая склянка с розоватой жидкостью, один глоток, один поцелуй — пусть и против воли того, кого целовали — и твоя любовь взаимна. Нужно было отомстить кому-то? Такое зелье Мария готовила с запасом, так как тех, кто хотел мстить, всегда было больше тех, кто хотел любви.
Тмин же был искусным колдуном и с шайкой таких же, как и он, самоучек, частенько набегами грабил караваны нерадивых торговцев, смевших сокращать свой путь на границе Пустоши и земель, не пораженных тем, что на всем континенте было принято называть «остаточная магия».
Остаточная магия — это то, что оставалось в земле и в воздухе после неудавшегося заклинания.
Остаточная магия — это то, из-за чего некогда зеленая равнина стала называться выжженной Пустошью.
Остаточная магия — это то, из-за чего маги всего континента считали живущих на выжженной Пустоши магов прокаженными, заразными.
***
На выжженной Пустоши всегда пахло гарью. Этот запах был настолько въедким, что и волосы, и одежда, да даже, казалось, кожа тех, кто жил на ее территории, насквозь и навсегда пропитались им.
В уединенном месте, где их никто не мог увидеть, Мария и Тмин прильнули друг к другу, боясь и одновременно с этим желая нарушить древний закон. Тмин прошептал имя своей души первым, и Мария не смогла скрыть своего удивления: ее глаза расширились, рот приоткрылся в немом вопросе. Могло ли это быть правдой?
Марии было сложно поверить в то, что у их душ было одинаковое имя. Ведь это означало то, что они были теми, кого завистливо называли «суженными» — магами, предназначенными друг другу самим мирозданием.
— В чем дело? — обеспокоенно спросил Тмин, отступив на шаг назад.
Сердце в его груди забилось быстрее от страха быть отвергнутым. Преданным. Мария молчала, но уголки ее губ подрагивали в легкой улыбке. Ведьма встала на мыски, обвив шею колдуна руками, и прошептала ему на ухо собственное имя.
— Одинаковое?..
Теперь удивление с головой захватило и Тмина.
— Это…возможно?..
Мария, помедлив, кивнула и, радостно чмокнув колдуна в губы, произнесла:
— Видимо да.
Мария перевела взгляд на стоявшую рядом с ними Сестру. Встретить ее в таком месте было настоящей удачей, которой Тмин и Мария не задумываясь, решили воспользоваться.
У Сестры, как и было положено всем, кто вошел в сестринскую общину, на глазах была повязана белая ткань, крепким узлом завязанная на затылке. В белых одеяниях, символизирующих чистоту мыслей и невинность, сострадание и милосердие к тем, кто в этом нуждался, Сестра проводила для нее и Тмина древнейший обряд. Это была отнюдь не свадьба с гостями и празднествами, хотя Мария не отказалась бы и от свадьбы с Тмином.
Это было чем-то большим, тайным и личным.
— Нарушая закон, забывая завет, будьте готовы озвучить ответ, когда на Суде зададут вам вопрос: чью же душу съест Уроборос?
Сестра начала обряд и протянула в сторону Марии руку. Ведьма вложила свою ладонь в ладонь Сестры и поморщилась, когда линию жизни на ней обожгло кончиком кинжала, закаленного в кузнице на Медной горе. Алая кровь проступила из пореза, тонкая струйка начала прокладывать себе путь от раны до запястья, опоясывала руку до локтя и уже с него капала на черную, выжженную землю, пропитывая ее железом и солью.
Мария скривила лицо, когда порез начал пульсировать. Она подняла взгляд на стоявшего рядом с ней Тмина и через силу улыбнулась ему, ощутив себя самой счастливой девушкой на свете. Ветер развевал ее черные волосы, спутывая между собой прямые локоны.
— Я кровью скрепляю союз между вами, быть может тогда удача останется с вами.
Сестра провела острием кинжала по ладони Тмина. Колдун даже не вздрогнул, когда металл коснулся его кожи, но, в отличие от Марии, с неким любопытством, пожалуй, даже несколько детским, следил за тем, как его кровь мелкими каплями падала вниз.
Сестра подняла с земли деревянную чашу, которую Мария принесла для обряда, и стала запачканным в крови лезвием вырезать внутри нее какие-то знаки.
— Его душа — твоя душа. Ее душа — твоя душа. От к жизни к смерти и от смерти к новой жизни, и так цикл за циклом, пока будет существовать мир, вы будете искать друг друга, пока не найдет. Это станет целью всей вашей жизни. Как этой, так и всех последующих. Не будет вам счастья с другими, не познаете вы с ними и горечи. Понимаете ли вы, на что обрекаете себя и друг друга? Готовы ли вы к этому? Пути назад уже не будет.
— Да, готова, — ответила Мария.
— Да, — произнес Тмин.
Сестра попросила Марию сжать пальцы в кулак, чтобы кровь с ее ладони потекла не по руке, а в чашу, на дне которой лежала засушенная веточка молодого розмарина. Тмин сделал то же самое.
— Вскипит железо, соль осядет, смешается воедино кровь, и цикл ваш начнется вновь. И две души пусть вспомнят время, где час разлуки был далек.
Сестра провела рукой над чашей и кровь Марии и Тмина в ней начала бурлить. Большие и маленькие пузыри лопались, будто шепча заклинания, кровь загустевала, превращаясь в кашицу и приобретая черный цвет. Когда последний пузырек лопнул, Сестра попросила Тмина и Марию опуститься перед ней на колени и закрыть глаза.
Обряд подходил к концу. Оставалось только скрепить их клятвы друг перед другом.
— И в час, когда единым целым им вновь стать будет суждено, — Сестра, утопила пальцы в чаше с кровью, — они забудут о разлуке и тех, с кем время то прошло.
Указательным пальцем Сестра написала на лбах у магов знак обрядной печати.
Мария приоткрыла глаза и искоса посмотрела на Тмина, подумав о том, что все они делали правильно. А закон, запрещавший называть кому бы то ни было имя своей души, был глупостью, придуманным непонятно кем и непонятно для чего.
***
Со дня обряда прошло несколько месяцев.
Мария потянулась, разминая затекшие плечи. На столе перед ней стояло несколько чаш, лежали остатки засушенных пучков различных растений. Мария взглянула на желтые страницы потрепанной от времени книжки. Перо с чернильницей лежали рядом, но записывать новые заклинания никакого желания не было, хотя Мария и пыталась заняться этим с начала ночи.
Ведьма откинулась на спинку стула и прикрыла уставшие глаза. По полу гулял сквозняк, значит, замок в двери опять расхлябался, и она приоткрылась, пропуская в помещение холодный воздух. Поежившись, Мария решила все-таки проверить, правда ли дело было в двери или в прогнившем насквозь доме отваливалось что-то еще.
Выйдя из комнаты, служившей для нее и Тмина спальней, она оказалась в узком, пустом коридоре, соединявшем маленькую спальню с большим, просторным помещением. С каждым шагом становилось все холоднее и напряжение Марии только возрастало.
Она начала бояться.
Ее соседи не были настолько плохими, чтобы нападать среди ночи на своих, но в том, что в доме она сейчас была одна, знали все.
Входная дверь была приоткрыта — это и было причиной сквозняка.
Мария одними глазами попыталась осмотреть комнату, но в ней было слишком темно, чтобы что-то увидеть.
«Это просто чертов замок», — убедила себя ведьма, уверенно выйдя из коридора.
Подойдя к двери, она крепко схватилась за круглую ручку и дернула дверь на себя, выглянув на улицу. Холодный ветер поднял с земли пепел и пыль, пробрался в комнату и засквозил по половицам. Недалеко от дома Мария заметила сидевшего на земле волшебника, следившего этой ночью за костром. Своей сломанной волшебной палочкой он веселил отчего-то не спавших в столь поздний час детей — создавал своей магией светящихся птичек и бабочек. Об его ноги терся полупрозрачный кот — тоже создание его души.