Страница 45 из 47
— Тот чародей из Министерства — твой возлюбленный? — спросил Тмин, вспоминая Яра. — Это с ним ты тогда говорила на…вокзале?..
Мысли в его голове начинали путаться. Он помнил, как выглядел Яр, но отчего-то не был уверен в правдивости своих воспоминаний. Может лицо, всплывающее перед глазами, принадлежало вовсе не чародею, а кому-то другому? Кому-то, кого он убил или кого обокрал?
В жизни Тмина было мало вещей, которыми он бы мог гордиться. В основном он промышлял мелкими, пакостными делами. А всё из-за того, что украл драгоценную вещь не у того мага. Да, именно после той кражи всё пошло наперекосяк. И если бы в его силах было исправить прошлое, он бы его исправил.
— Скажи, Мария, о какой жизни ты мечтала?
О той, в которой они не будут знать голода и холода, в которой будут в достатке. Все маги с выжженной Пустоши мечтали об одном и том же и Мария с Тмином не были исключениями. Они мечтали о богатой жизни, в детстве воображали себя господами в богатых домах, о которых среди местной ребятни ходили настоящие легенды, потому что о таких домах все слышали, но никто и никогда их не видел.
— Мне так жаль, Мария, — признался Тмин, повернув голову к лежавшей рядом ведьме.
Но она уже не могла его услышать.
— Какая ты жестокая, — Тмин провёл языком по пересохшему нёбу, его губы потрескались, а горло жаждало хотя бы капли воды. — Ты даже не захотела меня выслушать.
Он придвинулся к ней, и на это простое действие он потратил большую часть сил. Остаток ушёл на то, чтобы дотронуться ледяными пальцами до щеки Марии и не почувствовать от этого прикосновения ничего. Кожа Марии были отталкивающего серо-синего оттенка, с множеством морщин на лице. Её белые волосы истончились и частями выпали, обнажая макушку головы под лучи поднимающегося над садом Министерства солнца. Её тело было пустым сосудом, душа из которого вытекла давным-давно.
— Мне так жаль, Мария, — сказал Тмин, перед его глазами всё расплывалось из-за слёз.
Сейчас ему и правда было жаль. Он не желал прощения Марии, ведь за то, что он сделал, его нельзя было прощать. Но он хотел бы, чтобы Мария поняла его намерения. Поняла, что то, что он сделал, было ради неё.
Пусть со стороны так мало кому могло показаться.
— Я просто....хотел, ч-чтобы ты… Переродилась…счастливой… — сказал он, потянувшись к её губам.
Но смог ли он их поцеловать, Тмин не успел понять.
***
Пламя погребального костра потрескивало, язычки оранжевого пламени, отделяясь от огня, мерцая, потухали в воздухе. Яр немигающим взглядом смотрел на то, как два тела, обёрнутые в ткань, сгорали вдали от посторонних глаз.
Вдали от Министерства, от его «глаз» и «ушей».
— Зачем Вы это делаете? — услышал чародей позади себя, но оборачиваться на голос, пропитанный слезами, не стал.
Может от того, что не хотел смущать Лавра. Ведь все знают, что плачущие мальчишки самые ранимые маги на свете. А может, не хотел смущать самого себя, потому что слёз в его глазах уже не было, но он чувствовал высохшие на щеках солёные дорожки и ощущал жар пылающих щёк. Хотя, он мог списать всё это на жар от погребального костра. Никто бы не сказал ему о том, что это ложь.
— Зачем хороните его вместе с Марией?! — закричал Лавр.
В его голосе слышалась неподдельная злость. И отчаяние. А ещё, наверное, грусть. И, возможно, немного ненависти к самому себе. За то, что был втянут во всё это и оставлен один на один со своими чувствами и мыслями.
— Это он во всём виноват! Это его вина!
Яр был с этим согласен.
— Он этого не заслуживает! Его нужно было кинуть в канаву! Пусть бы крысы и другое зверьё обглодало его проклятое тело! Он!.. Он!..
Лавр не закончил свою мысль, поддаваясь безудержному крику.
Никогда прежде он не испытывал таких сильных, снедающих его изнутри чувств. Сколько ненависти и злости было в его сердце, хватило бы на всех тёмных магов в мире.
Яр не мог винить его в этом, он и сам был готов рушить всё вокруг себя, лишь бы дать своей боли свободу. Но Яр был старше Лавра, мудрее его и, наверное, понимал в жизни чуть больше, чем молодой колдун, чтобы поддаваться чувствам так бездумно.
— Сейчас ты меня не поймёшь, — сказал Яр, смотря на огонь.
Он старался не обращать внимания на тела, потому что знал, что от тел под тряпками уже мало что осталось. А ещё он боялся, что образ Марии, который он увидел, придя утром в сад, станет ярче, чем тот образ, который он видел на протяжении последних двух лет. Её глаза, её почти незаметная улыбка. Он помнил, как вместе с учителем нашёл её в том лесу. Почти уже мёртвую, такую одинокую, всеми оставленную. Яр помнил, какое чувство испытал в ту секунду — жалость. Да, жалость. Ему было жаль девушку, лежавшую в окровавленной одежде на холодной земле. Ведь кто-то убил её и оставил, даже не позаботился о том, чтобы придать тело земле.
Когда учитель решил нанести на её тело печать некроманта, Яр не стал противиться и отговаривать его, хоть и понимал, что некромантия для мага Министерства — табу. Но в нём взыграло любопытство, хотелось посмотреть, что из этого выйдет.
И вот что вышло. Любовь.
Яр влюбился в Марию сразу же, как только вывел её на улицу в том городке. Никогда он не видел у кого-то столь искреннего восхищения простым, казалось бы, вещам. Что такого красивого в голубом небе? Оно же всегда такое, везде, куда не пойдёшь, оно будет голубым. Иногда, конечно, серым из-за туч или чёрным из-за наступления ночи, но ведь подо всем этим неизменно голубым.
— Это не справедливо… — сквозь тихие всхлипы и свои мысли расслышал Яр и всё-таки обернулся к Лавру.
Хотя Лавр, утиравший слёзы руками, не сразу заметил обращённое на себя внимание.
— Да, несправедливо, — согласился с ним Яр. — Так несправедливо…
Он знал, что обряд, который Мария затевала, закончится её смертью. На этот раз настоящей, которую нельзя будет обмануть магией и печатями. И Яр знал, что отговорить Марию от этого ему не удастся. Поэтому он мог лишь наслаждаться тем временем, когда она была рядом с ним.
Он целовал её каждый раз, когда выпадала такая возможность. Целовал, вкладывая в поцелуи все свои чувства, зная, что в этом цикле он никого больше не будет целовать с такой любовью.
Он крепко обнимал её, будто надеясь защитить от всего мира, прикасался к ней, проводил пальцами по бледным щекам, сжимал в своих ладонях её. И Яр знал, что Мария, пусть и не всегда могла ответить ему тем же, испытывала по отношению к нему такие же чувства. Такую же любовь. И её любовь к нему была сильнее той любви, которую она испытывала к Тмину.
И всё же тем, на кого она смотрела в последние мгновения своей жизни, был Тмин, а не он.
— А п-профессор Р-Рапоса?.. — задыхаясь от слёз, спрашивал Лавр, отнимая руки от покрасневших из-за трения щёк. — А Савва? А Ленар?..
Яр покачал головой.
Он не знал, что случилось с фамильярами Марии, на месте проведённого ведьмой обряда их тел не было. Губы Лавра затряслись, и он вновь в голос заревел, не заботясь о том, что кто-то мог увидеть его или услышать. Он оплакивал свою потерю как мог, как умел. Будь он сильнее, то, наверное, помог бы Марии в обряде. Хотя, раз уж Яр не помог, то насколько же сильным нужно было быть ему, чтобы хотя бы знать о плане Марии?
— Это несправедливо!.. — повторил Лавр. — Я даже не успел с ними попрощаться!..
Почувствовав на своём плече тяжесть от чужого прикосновения, Лавр посмотрел на попытавшегося приободрить его Яра. И вдруг ему стало так стыдно за своё поведение! Он ведь не единственный, кто сейчас скорбел, Яру было намного хуже, чем ему. А он, вместо того, что бы по-взрослому поддержать чародея, хныкал как малое дитё.
— Плачь сколько нужно, — сказал ему Яр переместив свою руку с плеча на кучерявую макушку и потрепав юношу по волосам — Это нормально — оплакивать тех, кто ушёл. Но не забывай, то, что мы потеряли друг друга в этом цикле, не значит, что мы никогда больше не встретимся.