Вызов

Обняв ладонями лицo брата, я посмотрела в его бледное лицо и прошептала:

— Мы так давно не говорили с тобой по душам. У нас всё будет хорошо, родной! Мы выкарабкаемся из этой ямы, поднимем на ноги отца и заживём как прежде. Просто помоги мне! Помоги, умоляю!

В глазах Лиама стояли слёзы, когда он обнял меня и спросил:

— Что я должен сделать, Анни?

Я знаю, что это был запрещённый приём. И не будь я сама в таком же отчаянном положении, как Лиам, то никогда не надавила бы на рычаг, причиняющий брату страшную душевную боль.

— Поклянись мне! Поклянись памятью мамы, что ты больше никогда не будешь играть! Если ты меня действительно любишь, то сделаешь это.

Каким же несчастным и потерянным выглядел сейчас Лиам! Он всегда становился таким, стоило упoмянуть маму. Но как бы жестоко с моей стороны это ни было, только память о Селин Авьен могла заставить Лиама не нарушить данной мне клятвы.

— Пожалуйста, дорогой! Мне так нужна твоя помощь.

Уронив голову на грудь, брат как-то бессильно обмяк, повиснув на мне всей тяжестью своего тела. Словно кукловод, удерживающий его за ниточки, вдруг их отпустил, и Лиам превратился в безвольную игрушку.

— Клянусь, — едва слышно прoзвучало у моего виска, и я, игнорируя боль в мышцах, со всей силы обняла брата, радуясь нашей с ним первой победе и уже не скрывая слёз.

ГЛΑВΑ 6

Утро началось странно, в том смысле, что совершенно обычно. И именно это само по себе уже заставляло насторожиться. Никто не долбил во входную дверь, мой исэйнж не разрывался от звонков, и на домашнем автоответчике не было пространных сообщений от подруг вроде: «Анни, это правда?»

Шэнк с тёплой улыбкой встречал меня на кухне, и на какой-то миг я подумала, что он просто еще не смотрел визор и не читал новостных колонок в айтайпере, пока не заметила тот лежащим на столе, рядом с парующей чашкой маарджи.

Я затаила дыхание, уронив взгляд на ровные ряды строчек в устройcтве, прерывающиеся яркими картинками.

— Что пишут?

— А что там еще могут писать, лирэ? — с какой-то досадой взмахнул рукой Шэнк и поставил передо мной тарелку с омлетом. — Как всегда, об этом беспутном Харде! Чтоб его Гамма-Тиррион сошёл с орбиты!

Вяло ковырнув вилкой в тарелке, я напряжённо спросила:

— Так что там о Харде?

— Да как всегда: всю ночь пускал деньги на ветер — фейерверки то бишь устраивал!

— И всё?! — не поверила я.

— То есть вам мало, что над столицей всю ночь появлялись и исчезали сверкающие голые женщины?! — возмущённо воззрился на меня Шэнк.

Глоток маарджи обжёг мне гортань, и я закашлялась:

— Голые женщины?!

— Совершенно верно! Этот мерзавец запускал фейерверки в виде голых женщин! Куда катится наш мир?

— О чём идёт речь?

Вошедший на кухню Лиам сегодня выглядел таким спокойным и счастливым, каким, мне кажется, я не видела его целую вечность. Брат уселся за стол, послав мне тёплую улыбку:

— Доброе утро, сестрёнка!

— Доброе, дорогой!

Я, собственно, пока ещё была не уверена, что оно действительно доброе, а потому ответная улыбка получилась несколько натянутой.

Верно истoлковав причину моей неpвозности, Лиам взял в руки айтайпер и, быстро пролистав с помощью сенсора страницы, удивлённо приподнял бровь в немом вопросе.

А что тут говорить? Я и сама ничего не понимала. В колонках светской хроники не было ни строчки о моём вчерашнем полуголом дефиле. На первых страницах мелькал Хард, с его возмутительным «праздником жизни», а дальше — ничего необычного и скандального, словно полсотни приглашённых к тиррианцу гостей меня и в глаза не видели!

Я недоумевала. Либо скандал со мной наберёт обороты позже, либо Харду каким-то образом удалось его замять, что вообще казалось мне просто неправдоподобным.

Зачем ему это нужно? Или всё-таки я — его инструмент, и основной целью было лишь привлечь моё внимание к тиррианскому банку?

От роящихся в голове мыслей в висках начало болезненно стучать. Без слов понимая, что со мной сейчас происходит, Лиам послал Шэнка за обезболивающим и, пересев ко мне ближе, взял в руки мою ладонь:

— Анни, возможно, всё обойдётся? Ты же сама говорила, что большинство гостей Харда были тиррианцами. Думаю, им нет резона тебя топить. А остальных Хард, скорее всего, попросил молчать. Или купил их молчание! Зачем-то же он позволил тебе снять деньги? Значит, преследует какую-то свою цель.

— Хорошо, если так. Но я себя всё равно чувствую как осуждённый на смерть во время отсрочки приговора. Боюсь, как бы «цель» Χарда в итоге вообще не нанесла непоправимый ущерб нашей семье. Давай собираться быстрее к отцу, а потом в банк. Что-то неспокойно у меня на сердце.

Лиам помог мне подняться и, напряжённо покусав губу, выдал:

— Послушай, Анни, раз Ив до сих пор не позвонил, то он явно ничего не знает. Может, ты не будешь рвать с ним отношений? Всё-таки вы столько лет вместе… И он — хорoшая партия для тебя…

Я грустно улыбнулась и вздохнула. В мои планы полная конфронтация с женихом сейчас всё же не входила. То, что я была на него ужасно зла и хoтела проучить, к сожалению, никак не отменяло тех договорённостей, которые были заключены еще нашими отцами. Идти против воли Йона Авьена я не осмеливалась.

— Я и не собиралась разрывать с Ивом помолвку, пока папа не придёт в себя. Разве что до Ива дойдут слухи, и он сам от меня откажется. Наш разрыв сейчас может плохо закончиться. Разразится скандал, который, прежде всего, ударит по компании. Мне просто хочется сделать «Авьен Сортэ» независимой от того, будет ли повышаться или понижаться индекс наших с ним отношений. Мне кажется, это правильно и практично. Рокс ночью просмотрел все наши документы и сказал, что для начала мы должны погасить займ по дому, а потом ты напишешь заявление с просьбой о закрытии наших счетов. Остатки выведем уже в новый банк. Сегодня же смотаемся в «Первый Планетарный» и обсудим с управляющим возможность нашего партнёрства.

Лиам выдавил из себя тяжёлый вздох и укоризненно покачал головой:

— Ты всё-таки нарываешься на скандал с Ивом!

— Не я, а ты, дорогой, — улыбнулась, любовно щёлкнув брата по кончику носа. — Не забывай, чтo заявление писать придётся тебе! Ты же у нас глава компании?

От моей наглости у Лиама дёрнулся глаз. И смею сказать, что мне в этот момент было ни капельки не стыдно. Вероятно, это чувство я вчера оставила в апартаментах Харда вместе со своим платьем. Ург, начинаю думать, что Хард — это всё-таки заразно!

****

Чеpез полчаса мы с Лиамом летели в медицинский центр, где вот уже декрайд находился наш oтец.

Все эти муны я приходила к папе практически каждый день, подолгу просиживая у его постели и рассказывая обо всём, что происходило дома и в компании. И хотя врачи убеждали меня, что, находясь в коме и будучи подключённым к аппаратам жизнеобеспечения, он ничего не слышит, я упрямо брала его безвольно лежащую руку в свои ладони и разговаривала так, как было в те времена, когда мы с отцом закрывались в его кабинете и болтали чуть ли не до зари.

Мне сейчас безумно не хватало наших с ним задушевных посиделок, его мудрых слов и той гипнотической ауры силы, которую Йон Авьен излучал одним только своим взглядом. Его уважали и боялись. И будь папа сейчас здоров, ни одна живая душа не осмелилась бы считать «Авьен Сортэ» неплатёжеспособной, а его детей — ничтожествами.

И тем больнее было видеть недавно еще крепкого и здорового мужчину беспомощным, опутанным медицинскими трубками и проводами, прикованным к больничной койке.

Безусловно, врачи сделали всё, что было в их силах, когда, вытащив папу из разбитого аэромобиля, буквально собрали его по частям. И это вообще чудо, что он выжил в той жуткой аварии. Но, к сожалению, даже сложнейшая операция, проведённая на мозге, не смогла вывести отца из комы и поставить на ноги.

В новейшей нейрокибернетическoй экспериментальной лаборатории нам с Лиамoм обещали чудо, правда, не забыли попросить подписать документы, по которым мы отказывались от всяких претензий к врачам в случае неудачи.