Страница 4 из 9
Рассматривать теории заговора в отрыве от политической повестки дня, разумеется, можно. Однако для лучшего понимания того, почему конспирология в качестве объяснения происходящему приемлема для многих россиян, стоит взглянуть на два эпиграфа к этой части книги. Первый – известная цитата Виктора Пелевина об «антирусском заговоре» как производной массовых иллюзий и снятии с себя ответственности за происходящее. Теории заговора часто определяются как способ взаимодействия с реальностью, в которой человек, верящий в заговор, склонен делать это из чувства собственного бессилия[25]. Социальная критика раннепостсоветского общества указывает здесь на традиционное представление о чьей-то ответственности за происходящее, вульгарно описываемое фразой «опять американцы нагадили в подъезде». Популярность этой объяснительной модели с начала 1990-х, гениально отраженная Пелевиным, указывает на одну из форм бытования и популяризации теорий заговора в российском обществе, часто используемую провластными или националистическими авторами.
Второй эпиграф – строчка из песни Оксимирона «Все переплетено». Эта песня – яркое, полное метафор полотно об условно-мифическом месте Горгороде, где вся власть монополизирована криминальным Левиафаном с всесильным и коррумпированным мэром. Писатель-протагонист Макс описывает эту реальность, где все друг с другом связаны через семейные или коррупционные связи, а допустить мысль о том, что даже самый параноидальный сценарий событий может оказаться реальностью, – часть возможных опций. И этот образ не так далек от российской повседневности[26]. Песня, созданная спустя почти два десятилетия после текста Пелевина, показывает другую плоскость бытования и использования теорий заговора – как часть модуса мышления российской политической оппозиции правящему режиму, как способ его социально-политической критики, пусть и своеобразной.
В этих двух плоскостях мы и будем рассматривать феномен теорий заговора в постсоветском контексте. Мы разберем причины того, почему российские политические и интеллектуальные элиты (как провластные, так и либеральные) столь часто используют в своих кампаниях теории заговора и как это помогает бороться за власть в обществе. Поскольку рынок производства теорий заговора направлен прежде всего на внутрироссийское потребление, я сфокусируюсь на том, как достигается общественная мобилизация в поддержку той или иной политической платформы через теории заговора, как эти теории помогают создать национальную идентичность, а также как они способствуют общественному сплочению.
На страницах книги я попытаюсь дать ответы на следующие вопросы:
● Какую роль играют публичные интеллектуалы в процессе создания и распространения теорий заговора?
● Какие ключевые события прошлого и настоящего способствовали популярности теорий заговора на постсоветском пространстве?
● Как политические и интеллектуальные элиты постсоветской России используют конспирологические концепты, появившиеся в имперский и советский период?
● Как теории заговора становятся инструментом электоральных процессов?
● Как теории заговора помогают сохранить и преумножить власть правящих элит и как они используются оппозиционными Кремлю движениями?
● Какова роль теорий заговора в эскалации кризиса в Украине в 2014–2016 гг.?
Процесс демократизации, запущенный Михаилом Горбачевым в конце 1980-х, помог создать в России ключевые институты демократического общества, которые, впрочем, позднее, в 2000-х, были сильно изменены и дискредитированы правящими политическими элитами. Транзиту российского государства к авторитарному режиму способствовали, в частности, теории заговора, подрывающие репутации политических оппонентов и легитимирующие авторитарное законодательство. Тем не менее эти идеи до сих пор рассматриваются как неотъемлемая часть маргинальных идеологий – как эксцентрические и параноидальные. В этой книге я пытаюсь «нормализовать» теории заговора, найти другой способ описания этих идей, показав их центральное место в политическом дискурсе любого политического режима. А для этого необходимо обратиться к истории исследования явления и взглянуть на то, какие способы изучения теорий заговора в последние несколько десятилетий используют западные коллеги.
Глава 1
Как изучать теории заговора?
Это, пожалуй, один из ключевых вопросов книги: как можно изучать нечто настолько странное, как теории заговора? Тем более в России, где не было проведено ни одного количественного и качественного исследования этого явления. Тем не менее задел уже есть: за последние 20 лет в зарубежной славистике был опубликован ряд работ о разных аспектах культуры заговора в России. Кит Ливерс[27], Элиот Боренстайн[28] и Тигран Амирян[29] исследовали теории заговора в современной постсоветской литературе, а Ольга Сконечная изучила русский параноидальный роман ХХ в.[30] Юлия Федор проследила эволюцию теорий заговора, связанных со спецслужбами[31]. Анна Разувалова[32] проанализировала современные российские документальные фильмы, а Александр Панченко[33], Анастасия Астапова[34], Александра Архипова и Анна Кирзюк[35] исследовали конспирологическую компоненту в современных российских фольклорных практиках. Сергей Голунов проанализировал, как теории заговора проникают в российское образование через учебники[36], а Марлен Ларюэль[37] и Константин Шейко[38] – как эти теории становятся ключевой интерпретативной рамкой исторического прошлого. Были также предприняты попытки рассмотреть теории заговора в качестве элемента внешней политики[39] и международных отношений[40], а также взглянуть на то, как обстоит дело с ними в бывших советских республиках[41].
На русском языке было напечатано несколько работ, освещающих теории заговора на постсоветском пространстве. В 1999 г. Вардан Багдасарян выпустил монографию о развитии конспирологических идей в новое и новейшее время. Он рассмотрел огромное количество текстов, содержащих теории заговора и появившихся в русской интеллектуальной мысли за период с XVIII до начала XXI в.[42] Похожий подход избрал и Михаил Хлебников, изучивший эволюцию конспирологического сознания от позднего Средневековья к настоящему времени через историю тайных обществ[43]. Виктор Шнирельман сфокусировался на специфических теориях заговора антисемитского характера, проследив связь между антисемитизмом и эсхатологическими концепциями, популярными в постсоветской России[44]. К сожалению, все три перечисленные работы обладают общим недостатком: отсутствием четкого методологического аппарата, позволяющего детально проанализировать не только структуру теорий заговора, распространенных в российском обществе, но и причины их успеха. Учитывая популярность теорий заговора в политическом мейнстриме путинской России, требуется новый, более концептуальный подход к их изучению.
25
Abalakina Paap M., Stephan W., Craig T., & Gregory W. L. (1999). Beliefs in conspiracies. Political Psychology, 20, 637–647. DOI: 10.1111/0162–895X.00160; Imhoff R., & Bruder M. (2014). Speaking (un)truth to power: Conspiracy mentality as a generalized political attitude. European Journal of Personality, 28, 25–43. DOI: 10.1002/per.1930.
26
Соколов-Митрич Д. Закон Цапка // Русский репортер. 2010. 1 дек. http://rusrep.ru/article/2010/12/01/kuschevskaya/ (дата обращения: 23.12.2019).
27
Livers, K. (2010). The Tower or the Labyrinth: Conspiracy, Occult, and Empire-Nostalgia in the Work of Viktor Pelevin and Aleksandr Prokhanov. Russian Review, 69(3), 477–503.
28
Borenstein, E. (2019). Plots against Russia: Conspiracy and Fantasy After Socialism. Ithaca: Cornell University Press.
29
Амирян Т. Они написали заговор: Конспирологический детектив от Дэна Брауна до Юлии Кристевой. – М.: Фаланстер, 2013.
30
Сконечная О. Русский параноидальный роман. – М.: НЛО, 2015.
31
Fedor, J. (2011). Chekists Look Back on the Cold War: The Polemical Literature. Intelligence and National Security, 26 (6), 842–863.
32
Разувалова А. Конспирологический сюжет в фильмах «Лермонтов» и «Дневнике режиссера» Н. Бурляева: к вопросу об «этнографии эмоций» национально-консервативного общества // Антропологический форум. 2015. № 25. – С. 95–121.
33
Панченко А. Компьютер по имени Зверь: эсхатология и конспирология в современных религиозных культах // Антропологический форум. 2–15. № 25. – С. 122–141.
34
Astapova, A. (2015). Negotiating Belarusia
35
Архипова А., Кирзюк А. Опасные советские вещи. – М.: НЛО, 2020.
36
Golunov, S. (2015). What Should Students Know about Russia’s Enemies? Conspiracy Theories in Russian Geopolitical Textbooks // PONARS Eurasia. http://www.ponarseurasia.org/memo/conspiracy-theories-russian-geopolitical (дата обращения: 24.12.2019).
37
Laruelle, M. (2012). Conspiracy and Alternate History in Russia: A Nationalist Equation for Success? Russian Review, 71 (4), 565–580.
38
Sheiko, K. and Brown, S. (2014). History as Therapy: Alternative History and Nationalist Imaginings in Russia. Stutgart: Ibidem Press.
39
Yablokov, I. (2015). Conspiracy Theories as Russia’s Public Diplomacy Tool: The Case of ‘Russia Today’ (RT)’. Politics, 35 (3–4), 301–315.
40
Sakwa, R. (2012). Conspiracy Narratives as a Mode of Engagement in International Politics: The Case of the 2008 Russo-Georgian War. Russian Review, 71 (4), 581–609.
41
Radnitz, S. (2016). Paranoia with a purpose: conspiracy theory and political coalitions in Kyrgyzstan. Post-Soviet Affairs, 32 (5), 474–489; Kuzio, T. (2011). Soviet Conspiracy Theories and Political Culture in Ukraine. Understanding Viktor Yanukovych and the Party of Regions. Communist and Post-Communist Studies 44 (3), 221–232; Heathershaw, J. (2012). Of National Fathers and Russian Elder Brothers: Conspiracy Theories and Political Ideas in post-Soviet Central Asia. The Russian Review, 71 (4), 610–629.
42
Багдасарян В. Э. Теория заговора в отечественной историографии второй половины XIX–XX вв. – М.: Сигнал, 1999.
43
Хлебников М. «Теория заговора»: опыт социокультурного исследования. – M.: Кучково поле, 2012.
44
Шнирельман В. Хазарский миф: идеология политического радикализма в России и ее истоки. – М.: Мосты культуры, 2012; Шнирельман В. Колено Даново. Эсхатология и антисемитизм в современной России. – М.: Издательство ВВI, 2017; Шнирельман В. А. Три мифа о заговоре: антисемитская пропаганда в современной России. – М.: Московское бюро по правам человека, Academia, 2017.