Страница 24 из 29
– Инга, привет.
Она остановилась, быстро стрельнула на него насмешливыми глазами и улыбнулась, узнав. Подошла ближе, и он почувствовал цитрусовый аромат ее парфюма.
– Костя? Печальный демон со свадьбы? Какими судьбами?
Лицо Инги было умиротворенным, словно она все утро занималась йогой.
– На пароме приплыл. А ты?
– Я тоже с парома! С «Принцессы Марии»! – засмеялась Инга. – Мир тесен! Ты чего хрипишь? Простыл?
– Нет, просто все утро молчал, горло заржавело… Это у тебя пластинки? – кивнул Троцкий на пакет в ее руках.
– Да, заказала через интернет две недели назад, сейчас заскочила выкупить. Жизнь была бы приятнее, если бы все, за что надо платить деньги, было бы таким же офигенным, как этот винил… У нас в Петербурге совсем с джаз-дилерами плохо. Те, что остались, ломят такие ценники…
– Слушаешь джаз?
– Не только, – пожала плечами Инга. – Я много чего слушаю… Да это и не джаз. «Jaga Jazzist» называются. Современные норвежские ребята, никакой архаики вроде Армстронга, прости, если святотатствую.
– Все нормально, я джаз слушаю, только когда сосед «Эрмитаж» включает. У нас в «панельке» такая слышимость… Все боюсь, что он своего сына учиться играть на трубе отдаст.
Инга провела ладонью по лицу, вытирая со лба и щек капли дождя.
– Прекрасная погодка, не правда ли?
– Ну да. Хотя нас везде на автобусе возят, – ответил Костас, – так что мне не страшно.
– Ты на этой экскурсии? – девушка прищурилась и показала рукой за спину Троцкого. – Которая у церкви? – она засмеялась, одновременно прикусывая нижнюю губу.
Троцкий, с трудом вырвавшись из капканов ее голубых глаз, поежился от показавшегося ему обидным смеха:
– Да. А что, не надо было?
– Как тебе сказать?.. – она пожала плечами и вдруг предложила. – Хочешь, я сама покажу тебе город? Была уже тут, наверное, тысячу раз. Здесь есть интересные места, но не из тех, что для туристов. И атмосферу из автобуса не почувствуешь.
– Ты сейчас даешь мне понять, что я лох?
– Ну… – смеясь, протянула Инга и дотронулась рукой до его руки. – Во всяком случае, у тебя еще есть шанс все исправить. Так что?.. Если у меня не будет причины гулять под дождем, весь день проведу в магазинах, а у меня денег мало… Спасай меня и мой кошелек! Тебе что-то нужно из автобуса забрать?
– Нет, я налегке, документы с собой.
– Тогда идем мокнуть, да?
Посеревший от затяжного дождя Хельсинки оживал лишь от ярких курток афрофиннов на привокзальной площади и у торговых центров, и в парке, где стволы деревьев были обмотаны разноцветными связанными из шерсти муфтами, застегивающимися на гигантские, с ладонь, пуговицы. Инга назвала это непонятным словом «ярнбомбинг». Спрятавшись на время в газетном киоске у парка, они обсыхали и пили из картонных стаканов купленный тут же вкусный кофе.
– Куда теперь? – спросил Троцкий.
– Я думала сделать кружок мимо Эроттая по Эспланаде – и в Хаканиеми. Там отдохнуть.
– Эроттая – это что? Звучит, во всяком случае, эротично…
Инга хитро улыбнулась.
– Ничего такого, о чем ты подумал. Просто небольшая площадь, «нулевой километр» Хельсинки.
Неся пакет с пластинками по очереди, они, окончательно промокнув и замерзнув, догуляли до Хаканиеми, района на отшибе без особых достопримечательностей. Безлюдными улочками Инга вывела их к небольшому бару, спрятавшемуся в полуподвале жилого дома.
Они спустились по ступенькам, в дверях им в нос ударил плотный пивной запах, но внутри было чисто и тепло. Публика, в час дня уже заседавшая с пивом или вином, выглядела немного потрепанной, но приличной. Молодой бармен с «тоннелями» в обоих ушах дружелюбным «хэй!» поприветствовал новых посетителей из-за стойки и одобрительно кивнул, разглядев в руках Инги пакет с пластинками.
– Еще кофе? С молоком? – спросила девушка у Троцкого. – Я возьму, пока присаживайся.
Троцкий сел за столик в самом углу слабо освещенного бара. Повесив мокрую куртку на без всяких затей прибитый к стене крючок, он наблюдал, как Инга о чем-то договаривается с барменом. К столику она подошла с рюмкой напитка черного цвета и большой домашней чашкой кофе с молоком.
– Это что у тебя?
– «Коскенкорва», салмиачный ликер, чтобы согреться.
– А мне всего лишь кофе?
– Ты же сам захотел. Его здесь наливают бесплатно. Такие порядки в этой рякяля заведены.
– Рякяля?
– Ага, по-фински «сопля». Не знал? Так финны называют кабаки, в которых пьяные клиенты сидят до самого закрытия, роняя сопли в пивную кружку.
– Когда кофе допью, возьмешь мне тоже этого ликера? – спросил Костас. – Гляжу, ты хорошо финский знаешь.
– Без проблем. И себе повторю… Только не финский, а английский. Его тут все понимают.
– Не все, – помотал головой Костас. – Я в школе немецкий учил.
Через два столика от них, с шумом отодвинув домашние стулья, поднялась компания из трех человек и, прихватив с собой бокалы и сигареты, но не накидывая верхнюю одежду, вышла на улицу, где дождь только усилился. «Викинги», – подумал Троцкий, допивая свой кофе.
Инга принесла еще две рюмки ликера. Чокнулись. Костас попробовал, скривился.
– Это пока рецепторы не привыкли. Третью уже сам побежишь по-немецки просить, – засмеялась Инга.
Попав из вестибюля сразу в полутемный и сырой как погреб подземный переход станции «Московская», Троцкий почувствовал, как теплый воздух метрополитена с каждым шагом превращается в холодную уличную атмосферу февраля. Поднявшись на поверхность, он увидел небрежно брошенный у тротуара, чуть дальше остановки, немолодой черный «мерседес», мигающий аварийкой. Под колесами автомобиля растеклась жидкая солевая грязь, будто под лежащим животным от тепла его тела оттаяла мерзлая земля. Разглядев, что спереди в салоне машины сидят двое, Костас потянул ручку задней двери и, постучав друг о друга подошвами ботинок, забрался в иномарку. Инга и расположившийся за рулем не то певец в жанре «русский шансон», не то запорожский казак с обритым чубом обернулись к нему. Он улыбнулся Инге и кивнул «шансонье».
– Привет, Костя.
– Привет.
– Сотрудник отдела угонов – и без машины? Я худею…
Троцкий решил, что не стоит объяснять «шансонье» свою позицию в отношении личного автомобиля, цен на бензин, дорогих запчастей и сервиса, прочих скрытых затрат, про которые умалчивают продавцы в автосалонах, тромбозного городского трафика и более предсказуемого расписания движения поездов метрополитена. Он просто сказал:
– У пехоты здоровье здоровее, и жопа не растет.
«Шансонье» хмыкнул и отвернулся.
– Костас предпочитает общественный транспорт, – пояснила ему Инга. – Он нервничает, стоя в пробках.
– Хорошо бы все так нервничали, – заметил «шансонье». – Тогда и пробок бы не было.
Инга молча, не говоря ни слова, вышла из машины, а потом задняя дверь «мерседеса» открылась, и девушка села рядом с отодвинувшимся Троцким. Он посмотрел на нее, надеясь, что за время, пока они не общались, Инга подурнела, потолстела или даже состарилась. Но нет, она была в порядке, только немного на взводе, да левая скула чуть припухла и была окрашена в желтый цвет недозревшего синяка, ну и лицо покрывали мелкие темные точки, будто Инга долго не могла перейти улицу, стоя перед потоком несущихся автомобилей.
– Что случилось? – спросил Костас.
– Машину у меня угнали, – ответила Инга. – Полтора часа назад.
Теперь настала его очередь хмыкать.
– И что? В полицию обратились?
– Нет, – покачала головой Инга.
– А чего время зря теряете? – пожал плечами Троцкий.
– Не могу заявить об угоне. Машина не моя.
– А чья?.. Да пофиг. В любом случае пусть хозяин заявляет.
– Тут долгая история… Один клиент задолжал нашему боссу и отписал свой кабриолет в оплату долга. Мы… Я должна была перегнать ее в гараж, но машину угнали. Ударили в мордас, – Инга повернулась так, чтобы Костасу была лучше видна желтизна на ее лице, но он смотрел мимо ее губ и скул, – забрали ключи и… – она замолчала.