California

Но Джефф и не спит. Он думает. Поворачиваясь с одного бока на другой, растягиваясь по всей кровати, выбрасывая к черту одеяло и с рыком раздражения возвращая его обратно, мужчина бесконечно думает. С таким сумасшедшим и беспощадным графиком, с изнуряющей работой, он засыпал, как убитый, и эта бессонница раздражала его ещё больше, чем Эмма. Эмма. Она поселилась в его голове на эту ночь, её образ стоял у него перед глазами, не прерывался накрыванием лица подушкой и крепким зажмуриванием, после которого ещё долго летали эти серебристые звёздочки. Последний раз он так думал о женщине в школе, когда был неразумным подростком, влюбившимся в первую красавицу класса — Эмили. Но сейчас, когда ему почти стукнуло тридцать пять, он не узнавал своего мальчишеского поведения. Он вёл себя, как идиот, рядом с ней. То отталкивал, раздражённый её глупостями, то целовал, считая Эмму своей незаконной собственностью. Ему нужно было раз и навсегда определиться со своими хаотичными чувствами. Или он раскрывает это дело с Вудом и обеспечивает ей обещанную свободу (когда он и не думал сажать её за решётку даже в случае неповиновения). Или он… что? Что ему с ней делать?

— Твою мать, — со вздохом раздражения Джефф встаёт с кровати.

Когда он спускается на первый этаж, на кухне уже горит свет. Эмма стоит спиной к нему, наливая в чашку кипяток из чайника. Полицейский складывает руки на груди, довольный этой минутной возможностью полюбоваться ей. Всё-таки, это потрясающая картина — такая желанная женщина на его кухне. Здесь никто и не хозяйничал, кроме его мамы. Мужчина улыбается и прокашливается. Эмма мгновенно оборачивается, испуганно вздрогнув.

— Не спится? — мягко спрашивает он.

— Нет.

— Вот и мне.

Эмма ставит чашку на стол.

— Хочешь чай?

Джефф смотрит на время. Три часа ночи. Почему бы и нет?

— Можно.

Улыбка расцветает на её губах. Эмма порхает по его кухне, открывая шкафчик и доставая оттуда коробку с чаем. Она бросает пакетик в его чашку, заливает кипятком и ставит её на стол. Мужчина с улыбкой наблюдает за каждым её действием, садится на стул и берет чашку в руки. Эмма садится рядом.

— Я удивилась, когда увидела у тебя в запасах засушенную мяту.

— Это мама, — небрежно бросает он и делает глоток крепкого чёрного чая.

Он любит кофе. Двойной эспрессо. Но ради того, чтобы сидеть в три часа ночи на кухне с красивой девушкой, можно и потерпеть.

— Мама?

— Да, она иногда приходит и заваривает себе мятный чай. Любишь мяту?

— У меня на неё аллергия, — девушка открывает сахарницу и кладёт одну за другой ложку сахара в чай. Джефф ни капли не удивлён её любви к сладкому. — Твоя мама живёт здесь?

— Да.

Откровенничать ему вовсе не хочется. Вернее, он вовсе не привык. Но любопытный взгляд огромных голубых глаз способен вытащить из него любую информацию.

— А твой отец?

Чашка с грохотом возвращается на стол. Эмма вздрагивает от резкого звука и от перемены в его лице. Джефф бледнеет, багровеет, сжимает кулаки и челюсти. А потом думает: почему бы и нет? Почему бы и не рассказать ей? Он не ранимая девчонка с плохим прошлым, что делает из этого трагедию. Если даже Эмма восприняла уход матери как должное, то и он обязан держаться молодцом.

— Отец остался в Эдинбурге.

— Почему?

Она совсем не осознает, что переходит грань. Ей интересно. Ей интересно всё, что с ним связано. Каждая мелочь, каждая деталь. То, каким он был. То, почему он переехал из Шотландии в Лос-Анджелес. То, почему он стал таким безжалостным копом, борцом за справедливость. И Эмма даже не могла себе представить, что всё это окажется связано между собой.

— Мой отец был последним отморозком, в мой последний день в Шотландии мы с ним сцепились. Мать собрала деньги, документы, пару вещей, и в тот же вечер мы прилетели сюда. Здесь жила моя бабушка.

Эмма в удивлении приоткрывает рот, ошеломленная его откровением. Ещё несколько часов назад он с каменным лицом терпел все её нападки, а сейчас сидит и делится своим прошлым за чашкой чая. Не зря говорят, ночь — лучшее время для откровений. Она забирает в свою тьму все тайны, она оставляет их в себе, она наполняет их правдой.

— Как это произошло? — казалось бы, вопрос Эммы совершенно бестактный и бесцеремонный. Но её это не волнует. Она хочет знать. Она хочет знать о нём все.

Секунда недоверия во взгляде сменяется теплотой. Джефф откидывается на спинку стула и неотрывно смотрит на Эмму, ведя внутреннюю борьбу с самим собой. Пусть будет так. Пусть она будет первой, кто узнает правду. Пусть она будет единственной, кто будет знать правду.

— Сначала всё было хорошо, наверное. Он работал в какой-то конторе штатным юристом, а потом ему подкинули аферу. Отец даже не мог представить, в какое дерьмо вляпался. Дело шло о транспортировке какого-то немыслимого количества наркоты через материк, ему нужно было подделать документы, что проходили через таможню. Он согласился, потому что денег никогда не хватало, мама работала в школе, а там, знаешь, далеко не гонорары за пляски перед камерами. Отец был настоящим лопухом, и ему заплатили. Целым килограммом. Так он и подсел на это дерьмо. Сначала из дома пропадал он, потом деньги, потом вещи — стандартный сценарий. На мой шестнадцатый день рождения я пришёл домой и увидел разбитое лицо матери. Я слетел с катушек. Она плакала, умоляла его не трогать, но… да, неплохо я ему навалял в тот день. Избил собственного отца до потери сознания, черт подери, — боль в глазах Джеффа отражается в душе Эммы. Он сжимает челюсти и продолжает: — Мама испугалась, что это дойдёт до полиции. Собрала все самое необходимое, и в этот же вечер мы прилетели сюда. Здесь жила бабушка. Уже устроившись в участок, я поднял то дело о транспортировке наркотиков… по заслугам получили все. Полиция США в Шотландии бессильна, но мне помогли связи, сослуживцы. Никто не ушёл от ответственности.

Джефф отводит взгляд, чувствуя себя опустошенным. Но это больше похоже на освобождение. От огромного груза, что жил с ним всё это время. Эмма чувствует, как в уголках глаз скапливаются слёзы, но не может даже пошевелиться, ошеломленная его рассказом. Всё детали пазла складываются в одну картинку: вот, почему он так холоден и так суров, ведь детство с таким отцом наложило свой шрам на его душу; вот, почему он так яростно борется за справедливость — его родной отец был наркоманом, он на себе почувствовал ужасы такой жизни; и, наконец, вот, почему он всегда держится от Эммы на расстоянии — он ей не доверяет. Ему нужна семья, ему нужна уверенность, которую она не может дать, пока сама варится в этом котле, где всем заправляют наркоторговцы и наркоманы. Ему нужно то, чего у него никогда не было.

Эмма встаёт из-за стола и подходит к недоуменному мужчине, без лишних вопросов садится к нему на колени и обхватывает его лицо ладонями. А затем целует. Джефф удивлён, подавлен, ошеломлен, он, черт возьми, рад. Он кладёт руки на её талию, не углубляя поцелуй и не делая из него выход похоти и страсти. Это скорее выход чувств и эмоций, что он так упорно закапывал в себе всё это время. Эмма отрывается от его губ и проводит пальчиками по его грубой щетине, в наслаждении прикрывая глаза. Она хочет слиться с ним, хочет врасти в него, стать с ним одним целым. Но он её не принимает.

— Ты всё правильно сделал, — шепчет она.

Джефф кивает, не сводя глаз с красивой женщины на его коленях. Он не может и не хочет ей сопротивляться. Это больше не в его силах.

— Пойдём уже спать, — говорит он, проводя ладонью по её волосам. — Снова ложимся на рассвете, пора кончать с этой привычкой.

***

Утро в полицейском участке начинается со своего типичного сценария: протоколы, отчёты, галдёж полицейских, жалобы, звонки и обжигающий двойной эспрессо. Джефф доделывает вчерашние брошенные из-за одной истерички отчёты и мысленно возвращается в их на удивление мирное утро. Он с улыбкой вспоминает Эмму за плитой, пытающуюся в своей американской манере воспроизвести настоящий шотландский завтрак (что с треском проваливает, и о чем он ей, конечно же, обязательно сообщает), вспоминает, как она в спешке собирается, на ходу теряя серёжки и ругаясь с Алекс по телефону, вспоминает эту утреннюю суматоху и скуренные сигареты за ожиданием её у своей машины, вспоминает, как они шутили и ругались, выбирая радиоволну, как она, смеясь, показывала ему свои разодранные коленки, и как прямо в авто он мазал их каким-то сомнительным кремом из своей аптечки. Джефф поднимает взгляд и усмехается самому себе. Ведь так мог бы начинаться каждый их день. Если бы Эмма всегда была такой настоящей, и если бы Джефф был таким… не копом. Но обстоятельства вновь разбросали их по разные стороны баррикад.