Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 105 из 131

— Как я поеду в «ТодПикчерс»? — она обречённо вздыхает. — Я ещё обещала твоей маме заехать в школу. Я должна увидеться с ребятами перед туром.

— О школе можешь забыть, а насчёт этих твоих гоблинов… они что, не могут по телефону все сообщить?

— Джефф, мне нужно будет подписать контракт.

— Ну, пусть вышлют его по почте.

— Это ведь не счёт из банка или подписка на журнал. Объявят список городов, будет небольшая промо-фотосессия и ещё придётся подписать несколько десятков футболок из мерча для розыгрыша. Я должна быть там.

Капитан устало вздыхает. Он трёт виски, закрывает ноутбук и поглаживает грубую шерстку Лаки, очевидно, погрузившись в свои мысли. Из размышлений его вырывает очередное чихание.

— Ладно, там завтрак остывает. Поешь, а потом будем решать, что с тобой делать.

Девушка открывает один глаз, с недоверием уставившись на капитана. И пусть завтракать ей сейчас совсем не хочется — перечить полузлому капитану опасно для жизни. Она приподнимается в кровати, чувствуя слабость по всему телу, и снова смотрит на часы.

— Но ты ведь опаздываешь на работу.

Джефф разводит руки в стороны.

— Что поделать? Взял отгул. Впервые за десять, мать его, лет.

Благодарная улыбка украшает бледное лицо Эммы, и это всё, на что она способна в данный момент. Ей трудно говорить о том, как она восхищается своим мужчиной, и как его поступки перекрывают всю внешнюю суровость и непоколебимость. Капитан полиции не вышел на работу, потому что его девушка заболела! А может быть, всё потому, что завтра она будет расставаться с ним в аэропорту на две беспощадных недели?

Так или иначе, после небольшой перепалки за завтраком, Эмме удалось уговорить Джеффа отвезти её в школу. «Я не могу вот так уехать, не попрощавшись», — говорит она, пока капитан с силой хлопает дверью и яростно сжимает руль. Он снова заставил её выпить эту отвратительную на вкус и на запах жидкость, парируя: «У нас в Шотландии так лечатся. Для тебя и водка — сироп, а это вообще безобидная водичка». Но не помогло ни чудодейственное шотландское лекарство, ни таблетки, ни душ — вкупе с похмельем всё это делало из Эммы если не зомби, то хилую пародию на мертвеца. Только в таком виде фотосессии и устраивать.

«Тарино три шкуры с меня сдерет», — думает блондинка, уставившись безжизненным взглядом в окно.

Иллюзия рождества пестрила в глазах: сети гирлянд украшали фасад каждого здания, расположились на пальмах и фонарях, и всё это дополнялось неоновыми вывесками, ёлочными базарами, рождественской музыкой и палящим солнцем. Всё это больше походило на декорации к фильму — несомненно, это красиво, но это всё искусственное, всё это не пропитано настоящим духом грядущих праздников. Эмма закрывает глаза, которые уже болят от такой нагрузки, и вздыхает. В тех городах, что они посетят в рамках тура, будет снег. В Нью-Йорке будет снег. В Чикаго, в Вашингтоне, в Атланте. Там будет снег.

А Джеффа там не будет.

— Как бы я хотела провести этот крайний день перед отъездом с тобой в постели. Просто лежать и ничего не делать, — с трудом проговаривает она, переводя взгляд на сильные руки своего мужчины, сжимающего руль.

Капитан смотрит на неё краем глаза, а затем усмехается.

— Ты сама находишь приключения на свою задницу. Я удивлён, что Сэм не заболела. Вас обеих было не вытащить из воды.

— Надо ей позвонить. Где мой телефон?

— Бросил назад, — говорит Джефф и тянется к заднему сиденью, чтобы взять мобильник.

В ту же секунду он вибрирует в руках капитана. Мужчина бросает взгляд на экран и в недоумении сводит брови, вчитываясь в только пришедшее сообщение.

Ты ведь не уедешь, не попрощавшись? Я буду скучать и должен сказать тебе кое-что о своих чувствах. Пожалуйста, приезжай в школу.

Ноа.

— Это что ещё за хрен?!

— Что там? — Эмма тянет руку, чтобы забрать телефон.

Джефф отдаёт девушке мобильник. Она несколько раз перечитывает сообщение, а затем взрывается хохотом. Только капитану не до смеха. Он сжимает руль так, что костяшки мгновенно белеют, а на лбу уже проступила вена.

— Что ты смеёшься? Кто это и какого хрена он тебе написывает?





Девушка откашливается.

— Боже мой, это выпускник миссис Баттс, — Эмма продолжает смеяться, качая головой. — Кошмар, я не ожидала от него такого! Ноа…

— Ноа?! Сейчас мы приедем, и этому Ноа будет очень хреноа.

Эмма перестаёт хохотать, испуганно уставившись на капитана. По всем законам подлости, вывеска старшей школы уже виднеется на горизонте.

— Джефф, только не говори, что ты собрался выяснять отношения со школьниками.

Мужчина сворачивает на парковку.

— А какого хрена он тебе написывает?

— Может, я его первая любовь. Ты что, никогда не влюблялся в училку?

— Нет, к сожалению, у нас не работали голливудские фифы.

— Я не ослышалась, ты назвал меня голливудской фифой?

— Это и комплимент, и оскорбление одновременно, да? Я научился этому за время отношений с тобой.

— Да иди ты, — Эмма смеётся и открывает дверь авто. — Не приезжай за мной. Я себя нормально чувствую. Попрощаюсь с ребятами и сразу поеду в студию. Езжай на работу, там без тебя хаос.

Взяв с Эммы обещание отзваниваться каждый час и говорить о своём самочувствии, Джефф-таки уезжает на работу. Отгул превращается в опоздание на несколько часов — в этом вся суть капитана. Проводив взглядом его автомобиль, девушка направляется в школу. Айрис, как обычно, встречает её в холле.

— О, милая — женщина заключает актрису в объятия.

Миссис Баттс касается ладонью пылающего лба девушки и сочувственно поджимает губы.

— Не стоило тебе приезжать, дорогая, у тебя температура. Джефф лечит тебя?

— Да, по-шотландски, — девушка пытается повторить его акцент и смеётся.

Вместе они следуют по заполненному школьниками коридору, сворачивая к знакомой двери. Айрис рассказывает, что за все тридцать четыре года Джефф ни разу не притронулся к этому сиропу, хотя благодаря крепкому организму и вовсе не болел. Они продолжают болтать, проходя в небольшое закулисье, где их уже ждут выпускники. Эмма сталкивается взглядом с Ноа и едва ли сдерживает смешок, в то время как он смущённо отворачивается. Беседа их длится недолго, и скорее походит на монолог, где актриса рассказывает, что её ждёт в туре и сколько интересных секретов расскажет им, когда вернётся в Лос-Анджелес. Наконец, через двадцать минут восторженные выпускники отпускают девушку, а Эмма с Айрис садятся на стулья в актовом зале.

— Мне нужно с вами поговорить, — хриплым голосом бормочет блондинка.

Её знобит, и лучшим вариантом было бы отправиться в студию, чтобы поскорее покончить со всеми делами на сегодня. Но есть что-то, что поедает её изнутри, что-то, о чём она может поговорить только с Айрис, ведь лишь она видела две стороны стороны медали.

— Конечно, дорогая, я слушаю.

Эмма окидывает взглядом пустой актовый зал и сцену, чувствуя, как по всему телу разливается тепло. Она полюбила это место всей душой.

— Есть что-то, в чём я ужасно запуталась… это связано с туром. Не верится, что отправляемся уже завтра.

— Ты боишься?

С приоткрытых губ слетает нервный вздох. Нет, нет, это не страх. Или все же он? Ведь каждый раз, когда Эмма думает о грядущих переменах в её жизни, через все её напряжённое тело проходит неприятная дрожь. Как в детстве перед уколом. Это неизбежно, это повлечёт за собой последствия. И эти последствия могут быть в виде совершенно новой жизни, к которой она не готова.

— Я не знаю, как это назвать… но я словно балансирую между двух миров. Один — к которому я стремилась всю свою жизнь, без которого не представляла себя, ради которого терпела ужасные вещи, унижения, оскорбления, зависть и крики. И теперь мои труды дают свои плоды в виде, возможно, будущей известности.

Руки девушки беспомощно дрожат. Она пытается собрать мысли в общую кучу, но это выходит слабо — болезнь вкупе с нервозностью делают свое дело. Айрис накрывает её ледяную ладонь своей — тёплой, и Эмма облегчённо вздыхает, одарив женщину благодарной улыбкой. Как же она счастлива, что однажды ей довелось познакомиться с миссис Баттс! Прежде Эмма никогда не жаловалась, но всегда остро чувствовала нехватку матери в её жизни — как бы Райан ни старался, тёплые разговоры с мамой по душам он просто не мог заменить. Но Айрис… она словно заполнила эту зияющую долгие годы пустоту.