Warrior

— Эмма? — голос её дрогает, когда она подходит к прутьям, вглядываясь в напуганное и настороженное лицо некогда лучшей подруги. — Ты что здесь делаешь?!

И хоть взгляд Скотт полон беспокойства и крайнего удивления, Эмма в объятия подруги бросаться не спешит. Недоверие и страх плещется в её груди, актриса делает шаг назад и обхватывает себя руками.

— Ты в порядке? Господи, да расскажи же, что произошло! Кто это сделал?

— Я не… — блондинка собирается с мыслями и вздыхает. — Я не знаю.

Наконец, она сдаётся самой же себе, громко выдыхает и усмехается, не в силах поверить собственной паранойе. Как она могла допустить мысль о том, что Джина способна на такое? Даже если и способна, — откуда, откуда ей знать про их с Джеффом связь?! Нет, Эмма точно сошла с ума. Она сама себя ненавидит за эту оплошность, когда подходит к прутьям и заглядывает в глаза обеспокоенной Джине.

— Джи, Дейв написал мне сообщение, что ждёт меня здесь. Я примчала, как только смогла, а один из ваших придурков закрыл меня в камере, — отчаянно шепчет Эмма.

Подруга ужасается, накрывая рот ладонью.

— Боже, какой ужас… но зачем ему это?

— Я не знаю. Если честно, мне не верится, что Дейв на такое способен.

— Конечно, учитывая, что вы вместе! Может, решил поиграть с тобой в ролевые игры?

Эмма приоткрывает рот, отпрянув от решётки. Чувство вины вонзается ей в глотку, и она на секунду забывает как дышать, утонув и захлебнувшись в своём вранье. Заметив панику лучшей подруги, Джина спешит оправдаться:

— А что? Обычно самая безумная версия — самая правильная.

— Так ты вызволишь меня отсюда?

— О, боже! Конечно!

Когда паника и страх сменяются облегчением, Эмма широко улыбается и выдыхает, прильнув к прутьям и уставившись на Джину, что уже копошится возле стенда с ключами напротив камер. Она тянется к самой верхней связке ключей, пока актриса в нетерпении и предвкушении ждёт. Кто бы это ни сделал, стоит Эмме выйти отсюда — она прикончит этого урода, который решил с играть с ней в такую идиотскую игру. И Дейв, к сожалению, первый претендент.

— Ну, что ты там? — блондинка закусывает губу, вглядываясь в полумрак.

Джина стоит к ней спиной, но Эмма отчётливо видит, как детектив, потянувшись к ключам, резко одергивает руку. Блондинка хмурится, ничего не понимая и терпеливо ожидая, но Скотт вдруг поворачивается к ней с невинной, а оттого и пугающей улыбкой.

— А ключей нет, — медленно говорит она и пожимает плечами.

— Что значит нет?

— Я не смогу их достать, Эмма. Боюсь, ты останешься здесь.

Последние слова звучат бредово и неправдоподобно, так, словно они наспех отрепетированы несколько раз. Улыбка Джины придаёт этому ещё больше натянутой фальши, и Эмма даёт себе несколько секунд на то, чтобы всё осознать. Взгляд её в панике скользит по улыбающемуся лицу подруги, девушка делает шаг назад и приоткрывает рот. Все тело вдруг немеет в охватившем его холоде.

— Джина, ты…

Не может быть.

— Ты… это ты подстроила?

Она всё знает!

— Нет, это невозможно, зачем?

Она догадалась, она обо всем догадалась!

— Для чего?

Неужели это Дейв ей сказал? Они заодно! Черт, они точно заодно!

— Скажи уже что-нибудь!

Джина пожимает плечами и улыбается. Она подходит к клетке, берётся за прутья и заглядывает в темноту, в ту самую пугающую темноту, в которой сейчас тонет Эмма. Взгляд её угрожающий, улыбка — как у маньяков, как у самых пришибленных, как у самой смерти. Актриса нервно сглатывает и пятится назад.

— Я просто наслаждаюсь твоей реакцией. Бедная. Ты доверилась мне. Обрадовалась моему приходу, понадеялась на помощь и на поддержку. И в самый последний момент, в тот момент, когда тебе было плохо и страшно, когда ты ждала помощи от самого близкого — к тебе повернулись спиной, так и не достав ключи от камеры.

Голос её едкий в самое нутро проникает. Эмма ёжится от чувства надвигающейся опасности и понимает, что, в действительности, её подруга — не тот человек, кто спасёт её от беды. Она и есть — беда. Её личное горе. Страх, с которым она столкнулась лицом к лицу.

— Джина, что ты несёшь?

— Я просто хотела показать тебе, что я чувствовала, когда узнала, что ты трахаешься с моим парнем.

Ноги Эммы подкашиваются.

Страх, забившийся где-то на самой подкорке мозга, разрастается с каждой секундой, посылая по всему телу могильный холод и дрожь. Сырость камеры, угрожающий взгляд глаз напротив, раскрывшаяся правда и изолированность от этого мира — всё это вдруг обретает очертания истинных коршунов, что парят над её головой и всё ждут, когда смогут склевать свою добычу. Она делает несколько прерывистых вдохов и выдохов, даёт себе пару секунд на слабость, а затем даёт себе мощнейшую пощёчину, вырывая себя из объятий жертвы, возвращая себе внутренний стержень, заставляя себя вспомнить всё, что привело Эмму в эту точку.

Она распрямляет плечи и натягивает на лицо улыбку. Её ничто и никто не сломает. Не после всего, что она пережила.

Джина в замешательстве следит за её реакцией. Она ждёт слезы раскаяния, желательно, у её ног, желательно, с мольбой и клятвами. Этот поступок не имеет оправданий, это самое низкое, что можно ждать от лучшей, мать его, подруги.

— Ты закрыла меня здесь, потому что боишься меня? Боишься поговорить с глазу на глаз, чувствуешь себя так увереннее? — давит Эмма.

Слегка оторопев от тона актрисы, Скотт пытается собраться с мыслями. Она вздергивает подбородок и складывает руки на груди, в то время как Эмма подходит совсем близко к ней — лицом к лицу, глаза в глаза.

— Я сказала, зачем я сделала это. Здесь не я та, кто должна оправдываться.

— Я не буду оправдываться. Я последняя дрянь, которая влюбилась в твоего парня, это правда. Он изменил тебе со мной, это тоже правда.

Резкость Эммы не оставляет после себя ничего живого. Джина чувствует, как тяжело становится дышать, она хмурится, краснеет, слезы подступают к глазам, но те три дня, проведённые в полном одиночестве и истерике, дают о себе знать, и детектив затаскивает эмоции куда подальше, уступая место гневу и всепоглощающей обиде. Вопросы из рода «как ты могла?» и «мы же дружим всю жизнь» беспокоят её в последнюю очередь. В конце концов, они риторические.

— Влюбилась? — Скотт усмехается и наклоняется к просвету между прутьями, заглядывая в бессовестные глаза Эммы. — Да ты и слова такого не знаешь. На что повелась, только честно? На экзотику? Надоело скакать по членам первого класса, решила перейти на простеньких, таких, как мой Джефф?

— Замолчи, ты не отвечаешь за свои слова.

— А ты не отвечаешь за свои поступки. Думала, это никогда не раскроется? Тебя не насторожило, что мы перестали общаться? Ты не подозревала, что в этот момент я, например, наводила справки, стараясь найти ту шлюху, что окрутила моего парня? Ах, а как я удивилась, узнав, что эта шлюха — моя лучшая подруга!

Эмма нервно сглатывает, поднимая взгляд к потолку. Здесь даже нет лампы, что освещала бы этот мрак. Всё кажется ещё более ужасающим с приглушенным голосом обезумевшей от боли предательства Джины.

— Что ты молчишь? Не хочешь узнать, как лихо я вас раскусила? О, все началось с того момента в больнице! Я подумала: какого черта тебе здесь делать, если ты Джеффа ненавидишь? — Джина помолчала, собралась с мыслями, а затем продолжила. — Но все это очень долгая история, она не сравнится с твоим будущим шоком, когда ты узнаешь, что для того, чтобы тебя раскусить, мне понадобилась твоя же невнимательность. О, дорогая, ты с детства не смотрела по сторонам! Я вышла за кофе в тот день, когда Джефф получил пулю. В больнице, в том холле, где стоял автомат, скопилась небольшая очередь, и мне пришлось пойти и искать другой, когда я случайно увидела тебя у входа в запасной выход, сующей деньги доку. Я не поверила своим глазам, ушла, а случай этот стерся из памяти. Но в тот день, когда Джефф порвал со мной, перед тем, как уйти, я решила найти этого врача и хорошенько его допросить. Тогда-то он и раскололся в том, что ты заплатила ему за то, чтобы он никого к Джеффу не впускал, кроме тебя, разумеется. Забавно, правда? И так странно. Я уже говорила, что самая безумная версия — обычно самая правдивая. Так оказалось и с тобой. Ты прокололась на такой ерунде, подруга. Я не могла поверить, что самый близкий человек мог совершить такое за моей спиной. Но ты же у нас, черт подери, всемогущая!