Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 67



Как же не уделить время родной матери, особенно, если у тебя есть возможность?

Она встретила меня на зимней веранде.

Накрытый к чаепитию стол и приличная случаю беседа, но сквозь всё это пробивалось ее настроение. Я знал матушку неплохо, до случая с Нисайем был уверен, что и вообще, отлично знаю,  сейчас мог однозначно сказать, что она напряжена и собрана, и готовится к неприятному разговору.

Тему я тоже мог угадать тему заранее, и злился.  На себя в основном: Меч, мать его, Предгорий. Герой! Гроза инородцев. С женскими склоками в собственном доме разобраться не может.

—  Милый, —  начала матушка, когда все обязательные ритуалы хорошего тона были соблюдены. —  Я хочу поговорить о… — она запнулась, но продолжила, — О твоей жене.

Жаль, я не азартен. Мог бы сделать ставку сам с собой.

—  Я понимаю, что в твоем представлении она кроткий агнец, —  продолжила матушка. — Невинное дитя, обиженное мной. Но прошу тебя, прислушайся. Она не такая, какой тебе кажется, сын мой. Твоя жена хитрая, очень умная, злопамятная др…

Она осеклась и примирительно подняла руку, увидев, что я собираюсь её одернуть. Встала, аккуратно расправив юбки —  ухоженная женщина в годах, несущая свой возраст с достоинством — и позвала меня:

—  Пойдем. Я покажу тебе кое-что.

Оранжерея в здесь была немногим хуже, чем в Страже —  собственно, это и стало одной из причин, почему матушкин выбор пал именно на этот особняк.

Правда, растений здесь пока находилось куда меньше, и, хотя матушка уже успела пополнить коллекцию,  те, что она пожелала забрать из замка, все же пока что составляли основную массу.

К стыду своему, узнал я их только по знакомым горшкам — к увлечению матери и сестры я относился без должного сыновнего и братского интереса, и, в отличии от них, не способен был различать их “питомцев” “в лицо”.

—  Полюбуйся, —  тихо и жестко сказала мать. —  Уверена, эта аласская змея отлично знала, что я готовлюсь к выставке. Что она проходит под патронажем принцессы, и что я возлагаю на эту выставку большие надежды. И позаботилась… позаботилась о том, чтобы уничтожить плоды моего многолетнего труда. Все мои достижения!

Я послушно полюбовался: зеленое буйство выглядело сочным, здоровым и вполне довольным жизнью.

Матушка же, напротив, пребывала в бешенстве —  просто изо всех сил старалась держать себя в руках.

—  Видишь? Видишь что она наделала? — она на секунду прикрыла глаза и стиснула зубы, а затем продолжила, —  О, вы, мужчины, видите лишь то, что женщина вам показывает, и верите тому, что видите, но… Подумай! Эта мерзавка избавилась от Сириль. Опозорила Мириам. Я же покинула Страж быстрее, чем она успела отомстить —  и у нее не дрогнула рука ударить по тем, кто не может за себя постоять.

Я стоял в некоторой растерянности. И, пожалуй, мог бы ответить, что Сириль сама от себя избавилась, да и Мириам опозорила, если уж быть честным, никак не моя жена, а я и она сама —  но, во-первых, матушка действительно искренне страдала, а во-вторых, я никак не мог взять в толк, почему.

—  Возможно, я действительно была к ней пристрастна, но они-то перед ней чем провинились? —  тихо, с болью выдохнула мама.

Шагнув ко мне, она  положила ладони мне на грудь и попросила:

—  Я понимаю, ты сейчас очарован... Но ты же видишь, на какую она способна подлость! Просто имей это  в виду, умоляю!

Я вздохнул,  накрыл ее руки сверху своими, и, чувствуя под ладонями привычное тепло, спросил:

—  Матушка. Объясни. Что случилось?

Оранжерея замка Страж была тиха и пустынна.

Я задумчиво изучал что-то вьющееся, похожее на обычный уличный плющ, но с бело-голубыми листьями: междоузлия на растущей части побегов длиннее, чем на старой, стебли утонечены, а сами листья, над изменением цвета которых явно поработала матушка или сестра, неправильной формы.

После того, как матушка указала, на что следует смотреть, стало казаться, что деформация бросается в глаза. Её светлость, правда, упомянула еще целый ворох последствий, но большая часть вылетела из моей головы еще до конца нашей беседы.

Матушка, поджимая, губы, признала:

— Я так и не смогла понять, как она это сделала: следов постороннего магического воздействия на растениях нет. Я было подумала, что это подкормка, но анализ грунта эту версию тоже не подтвердил…

—  То есть, у тебя нет никаких оснований утверждать, что это сделала Нисайем, —  постарался я вернуть матушку в реальность, но она будто воды в кипящее масло плеснул.

—  Кто еще это мог быть? Опомнись, милый! Она меня ненавидит! Кто еще в твоем замке мог невозбранно провести любого специалиста, чтобы изуродовать растения, а потом издевательски сделать щедрый жест, и вернуть их мне?!



Я тогда хмыкнул, пообещал матушке разобраться в произошедшем, и отбыл домой. Сорок минут пути от ее особняка до портала из столицы в Антр, еще двадцать —  из Антра в замок, и вот дома, созерцаю имеющую место аномалию.

Ну и что это такое, Бес его побери?

Я вызвал лакея, и когда бесшумная тень в зеленой ливрее возникла рядом, поинтересовался:

—  Родерик, ты не знаешь, где сейчас моя жена?

—  Её светлость прогуливается по портретной галерее, ваша светлость.

—  Будь любезен, пригласи ее в оранжерею, —  со вздохом попросил я.

Не думаю, что она имеет отношение к произошедшему, но, в конце концов, это ее зона ответственности. Не стоит прыгать через её голову с разбирательством.

А разобраться всё же придется: как бы я не относился к увлечению матери и Оленны, отнестись неуважительно к их труду было бы чересчур.

Как будто других неприятностей мало!

Нисайем явилась быстро, и я в очередной раз с удовлетворением отметил, что зеленый ей к лицу больше, чем алый. Как и улыбка, и выбившаяся из пучка рыжеватая прядь.

—  Вы желали меня видеть, ваша светлость?

—  Да, тэя. —  А вот если бы не присевшая в реверансе камеристка, приветствие можно было бы и углубить… Но придется сразу к делу. —  Вы знаете, что это?

Он с любопытством изучила путаницу ветвей перед нами, и легко призналась:

—  Знаю. —  И пока я молчал от неожиданности, продолжила. —  Это фиольский плющ, подвергнутый изменению Терлианы в авторской модификации.

И пояснила:

—  В базовой модификации цвет куда бледнее. Тэя Керолайн необычайно искусна, ваша светлость.

—  Благодарю вас, тэя Нисйем, уверен, матушке будет приятно узнать, сколь высоко вы цените её мастерство, —  не моргнув глазом заверил я жену, и по блеснувшим смешинкам, понял, что попытка не удалась. — Но я имел в виду не совсем это. Меня интересуют изменения, которым массово подверглись растения в оранжерее замка Страж. Как вы полагаете, маг-флорист из Антра достаточно квалифицированный специалист, чтобы установить причину, или стоит поискать кого-то толкового в столице?

Втягивая жену в это обсуждение, я вовсе не ожидал услышать:

—  Простите, ваша светлость. Это было сделано мной не намеренно.

Камеристка моей супруги мертвенно побледнела и судорожно сцепила руки, но голос ее, пусть и тихий, был тверд.

Я молчал. Жена смотрела на свою подругу перепуганно. А рихтим продолжила:

—  Я… я приношу свои глубочайшие извинения вам и тэе Керолайн, —  она не поднимала взгляда от пола, — Я не хотела… Не думала… В замке Лунь было достаточно не заходить в оранжерею, чтобы избежать подобного рода… казусов. Но я не учла, что я жила там с рождения, и, видимо, тамошние растения привыкли к моему фону, а здешние обитатели оказались гораздо чувствительнее…

—  Рихтим Дроут, поясните-ка, что вы имеете в виду?

“Пройдоха вас побери!” —  последнюю часть я добавил сугубо мысленно.

—  Я ведьма, ваша светлость, —  призналась Нита Дроут, камеристка моей жены.

“Да Пройдоха, собственно, и побрал”.

Первым порывом было перехватить где-нибудь подальше от королевского ока дорогого тестя, и от души начистить ему рыло. Бесов Аласс, даже родной дочери не пожалел, лишь бы подсунуть мне это! Его не остановило даже то, что Нисайем тоже будет рядом с ней, и случись что, может пострадать!