Погружение

Есть за мной грешок: заскочив в книжный, я физически не могу оттуда выйти. Засасывает как в черную дыру, назад не вытянуть – ну никак, даже клещами. И, само собой, нельзя выйти без покупок. Так и в этот раз.

Прекрасно, просто прекрасно. Сама прогулка по городу с новыми книгами греет сердце, как практически ничто иное. Да-а, ты, быть может, отдаешь себе отчет в том, что за чтение примешься очень нескоро, однако все равно получаешь удовольствие от самого факта.

В этот раз моему настроению подыграла еще и погода. Хотя прямо над головой застыло огромное, почти черное облако поразительной плотности, достаточно было устремить взгляд вдаль – и в небольшой прорези между высотками виднелся проблеск. К нему медленно двигалось рыжее заходящее солнце. Небо там было еще голубым и так прекрасно контрастировало со сгустившейся надо мной грязно-серой массой, что не оставалось сомнений: «Ночь пройдет, наступит утро… ясное». А если приплюсовать сюда радость от книжных покупок, то на моем лице наверняка играла улыбка. Не удивлюсь, если прохожие принимали меня за «деревенского дурачка»: идет себе, лыбу давит. Весь мир ему нипочем, и ни одна проблема не может его покоробить.

Похоже, родители уже вернулись с работы… Хм, странно. Обычно они приходят позже. Разуваюсь, кладу книги на столик в прихожей и слышу из кухни неясные перешептывания. Вдруг разговор резко прерывается – тишина, как будто я спугнул собственных родителей. Прохожу в кухню.

– Мам, пап, о чем общались?

– Ой, да так, ни о чем особенном. Ужинать будешь? Я котлеток нажарила…

Как бы велик ни был голод, понимаю, что надо докопаться до истины – уж больно заговорщически они переглядываются, но, кажется, по-доброму. И даже улыбаются… Поинтересуюсь, пожалуй. И спровоцирую их на исповедь:

– Да ладно, признавайтесь уже. А то вдруг переживать начну…

– Ох, Марк, все тебе надо знать. – Мама, стоящая у плиты, опять переглядывается с папой. Глаза у того блестят. – В общем, дело такое: мы ЕДЕМ В ОТПУСК!

Мама еле сдерживает радость и бросается обнять отца. Тот, слегка подавшись в ее сторону, получает чмок в щеку и еще один – прямо в пышные усищи. За этот moustache я иногда зову его «Фридрих Аркадьевич».

– Да-а, сынок. Решили вот отдохнуть. Билеты взяли. В Европу. Надо же и мир посмотреть, – будто бы извиняясь объясняет отец.

В конце концов, мне удается выяснить следующее: родители отбывают уже завтра и до последнего ждали – хотели сделать мне сюрприз. Ну и плюс было непонятно с визой, удастся им в этот автобусный тур по Европе попасть или нет. К счастью, визу дали, и поедут они как раз на неделю.

– Пап, мам, ну отлично же! Очень за вас рад. – А про себя думаю: а раньше не могли бы сказать? Мне бы жуть, как хотелось вырваться из города. Попутешествовать. Поболтать с местными – ученики, часто выезжающие за границу, рассказывают, что в Европе чуть ли не каждый второй сносно балакает на инглише. Обидно, что не попадаю… Но виду не подаю. – Очень, очень рад. А пойдемте к компьютеру – посмотрим в интернете, что стоит посмотреть в городах, которые вы будете проезжать…

Незаметно подкралось время ложиться спать. Я по-прежнему во всем следую статье. Не забыл и про дневник – по указке автора еще утром я старательно перенес туда все детали сна о корабле. И про то, чтобы держать в руках свой «Артефакт» – эта штука должна помочь мне в сновидениях. Кошелек всегда при мне, а в нем среди монет есть особенно ценная – ее привез из Нью-Йорка один мой ученик. Смешно вспоминать, но я чуть не расцеловал его за магнитик, пару газет и вот эту монетку.

Монета – четвертак. Двадцать пять центов прямиком из Штатов, в которые я так силюсь и жажду попасть, да все никак.

Четвертаки бывают разные. Аж пятьдесят вариантов – по числу штатов. Мой ученик честно признался, что особо не выискивал монету со, скажем, Статуей Свободы (из штата Нью-Йорк) или с техасской звездой. Мне достался четвертак из малоизвестного штата Мэриленд, расположенного на правом берегу – немногим ниже Нью-Йорка.

На монетке – ветки белого дуба, надпись «The Old Line State» и купол парламента Мэриленда. Именно ее я буду использовать, чтобы проверить, нахожусь я в реальности или все-таки брожу по глубинам осознанных сновидений.

Только что осознал: я ведь давно не связывался с Катей! Звоню, в этот раз – по скайпу. У них интернет там, в общежитии, с перебоями, поэтому не всегда удается урвать нормальную связь, чтобы пообщаться по-нормальному. На той стороне подняли трубку, но без видео: и в итоге я лишь смотрел на свое уставшее лицо. Как вдруг:

– Привет, Марк! Как ты там? – интересуется Катя. На фоне какой-то шум, но я не могу понять, какой.

– Привет, солнце. Слушай, нормально. А ты не включишь видео? Хочу на тебя посмотреть.

– Ой, ты знаешь, у нас здесь связь такая себе… Давай лучше голосом?

– Окей. – Пока он говорила, шум прояснился: кажется, я различаю отзвуки баса и разговоры людей. Но они где-то далеко, будто их и нет вовсе. – Ка-ать?

– Аюшки?

– А что это у тебя за разговоры на фоне?

– Разгов… А-а, ты об этом. Это Люда, моя одногруппница. Опять кучу народа у себя собрала. И ты прикинь: она не в соседней комнате, а через одну – и все равно слышно! Представляешь?

– М-да уж, даст она вам поспать сегодня…

– И не говори. – Катя делает паузу и, будто делая над собой усилие, спрашивает: – Как ты там, Марк?

– Да нормально вроде все. Сегодня вот вспоминал наш с тобой поход в тот бар, как его, с морским таким названием…

– Ты про «BARенцев»?

– Точно, он.

– Я помню. – В ее речи зазвучали нотки меланхолии. – Ты повел меня туда на нашем первом свидании.

– Тоже вспоминаешь? То-то же. А знаешь, я ведь от того вечера не ждал ничего особенного: ну привел девушку в бар. Думал, посидим, выпьем по бокалу пива, перекусим бургерами и разойдемся. А в итоге…

– … в итоге мы ушли глубоко за полночь. И ты пешком проводил меня до дома через весь город.

– Так и было. И не зря: какое в ту ночь было небо! Мы шли, а у нас над головами купол черный, как нефть – и весь в звездах. Помню, я еще удивился: вроде не за городом, а световое загрязнение совсем не мешает.

– Да. Я тоже это помню. Ты еще показывал мне созвездия: обеих Медведиц, Пояс Ориона и Кассиопею.

– Ну да, просто это все, которые я помнил из детства – вдобавок их очень просто найти. – Мои губы сами по себе растягиваются в улыбке. – А потом мы стояли у твоего подъезда. И целовались, долго-долго. Наконец, тебе надо было идти. Я еще немного постоял под окнами, помахал тебе в окно, когда ты выглянула, и двинул домой – как раз начало светать. Ты помнишь?

– Помню, Марк. Конечно, помню. Классный был вечер. – Катя держит паузу. Паузу длиной в вечность. Но вот она заговаривает вновь, ее тон неуловимо меняется и на фоне будто снова включились бэкграунд-басы и притушенная речь. – Знаешь, мне нужно идти. Ты там поосторожней со своими сновидениями! Обнимаю, крепко-крепко.

– И я тебя, Катя. – Говорю я белому чату, что появляется по окончанию звонка. – И я тебя.

Разговор завершен, и я со спокойной душой выполняю все задания из статьи. Еще несколько раз озвучиваю аффирмацию «я не сплю» перед самым сном.

Постелив кровать, забираюсь под одеяло. Телефон вместе с монеткой Мэриленда – рядом, на подоконнике.

Обновляю будильник, чтобы тот меня разбудил ровно через пять часов. Надеюсь, все получится.

Удачи мне. Осознанной сновиденческой удачи.

Глава 4

Вторник, ночь

Он пялится на меня.

Несмотря на потертости, глаза-провалы и косой силуэт, для своих лет он выглядит сносно, даже более-менее дружелюбно. Но вместе с тем – он пялится на меня. Он, этот грузный серый особняк.

Я внимательней всматриваюсь в двухэтажного незнакомца. Строгие очертания, аккуратные угловые башенки, широкая лестница, ведущая к массивной входной двери, и два огромных окна по бокам – как раз они и создали жутковатый эффект слежки.