Он придет

– Нет, – ответил он. – У меня полная приемная детишек.

Голос у него мягкий и успокаивающий – тот самый голос, который родители жаждут услышать в два часа ночи, когда ребенок уже весь посинел.

– Когда будет удобно вам позвонить?

Тоул не ответил. Я слышал на заднем плане только какую-то возню, потом приглушенные голоса. Потом его голос опять вернулся в трубку.

– Может, заскочите в половине пятого? У меня как раз намечается «окошечко».

– Премного благодарен, доктор. Я вас надолго не займу.

– Не стоит.

И он повесил трубку.

Я вышел из телефонной кабинки. Майло как раз вытаскивал заправочный пистолет из горловины «Севиля», держа его на отлете, чтобы не закапать бензином костюм.

Я опять устроился на водительском месте и высунул голову в окно.

– Протри-ка заодно лобовуху, сынок.

Он скорчил рожу, как у горгульи – особых усилий ему для этого не требуется, – и показал мне средний палец. А потом все-таки принялся елозить по стеклу бумажными полотенцами.

Времени – двадцать минут третьего, а до офиса доктора от силы минут пятнадцать езды. Надо было как-то убить целый час. Заморачиваться с «высокой кухней» мы оба оказались не в настроении, так что поехали обратно в Западный район и в итоге оказались все там же, «У Анжелы».

Майло заказал себе нечто под названием «Делюкс-омлет Сан-Франциско», оказавшееся ярко-желтым кошмаром с начинкой из шпината, помидоров, рубленого мяса, чили, лука и маринованных баклажанов. Накинулся на него, только за ушами трещало. Я же ограничился сэндвичем с говядиной и бутылочкой пива «Курз». Прерываясь, чтобы заглотить очередной здоровенный кусок «делюкса», детектив посвятил меня в подробности убийства Хэндлера.

– Ни хрена не понятно, Алекс. Вроде бы все признаки чисто психопатического убийства – оба лежали спеленатые в спальне, словно скот, приготовленный для забоя. Больше полусотни ножевых ранений. Девица выглядела так, будто ее Джек-потрошитель…

– Избавь меня от таких подробностей. – Я показал на свою тарелку.

– Прости. Забыл, что разговариваю с гражданским. Когда сто лет в таком дерьме барахтаешься, ко всему привыкаешь. Жить-то надо – вот и приучаешься есть, пить и срать на все это дело. – Майло утер физиономию салфеткой и надолго приник к стакану с пивом. – И при всем при том, несмотря на всю эту дикость, никаких следов взлома. Входная дверь открыта. Обычно это уже само по себе странно. Правда, в данном случае вполне может быть объяснимо: ведь убитый – психиатр по профессии, он мог знать преступника и сам его впустить.

– Думаешь, это кто-то из его пациентов?

– Ничуть не исключено. Психиатры ведь и имеют дело с психами?

– Я буду очень удивлен, если это так, Майло. Десять к одному, что у Хэндлера была типичная для Вест-Сайда практика – бесящиеся с жиру тетки бальзаковского возраста, надорвавшиеся на работе топ-менеджеры да для полного фарша пара-тройка случаев подросткового кризиса идентичности.

– Не слышу ли я в твоих речах нотки профессионального цинизма?

Я пожал плечами:

– Просто в большинстве случаев так оно и есть. Не хочу сказать, что все так уж тихо и гладко, но на деле большинство из нас – что психологов, что психиатров – крайне редко сталкиваются с тем, что можно отнести к категории душевных заболеваний. Настоящих сумасшедших – тех, кто действительно не в себе, – обычно госпитализируют.

– А Хэндлер как раз и работал в психбольнице перед тем, как уйти на вольные хлеба. В Энсино-Оукс.

– Может, чего-нибудь там и накопаешь, – с сомнением в голосе произнес я. Не люблю выступать в роли обломщика, а то еще просветил бы его, что больница в Энсино-Оукс – это на самом деле нечто вроде закрытого санатория для склонных к суициду отпрысков местных богатеев. Сексуальных психопатов там тоже держат, но их буквально единицы.

Отодвинув пустую тарелку, Майло поманил официантку:

– Беттиджейн, еще хороший кусочек вон того пирога с зеленым яблоком, будь добра.

– С мороженым, Майло?

Он похлопал себя по животу и задумался:

– Да какого черта, почему бы и нет? С ванильным.

– А вам, сэр?

– Просто кофе, пожалуйста.

Когда она отошла, детектив продолжил, больше размышляя вслух, чем обращаясь ко мне:

– Во всяком случае, очень похоже на то, что доктор Хэндлер все-таки сам впустил к себе кого-то где-то между двенадцатью и часом ночи, за что в итоге и поплатился.

– Ну, а эта Гутиэрес здесь каким боком?

– Типичный случайный свидетель. Оказалась не в том месте не в то время.

– У нее с Хэндлером что-то было?

Он кивнул:

– Около шести месяцев. Из той малости, что пока удалось выяснить, выходит, что начинала она как пациентка, а потом перелезла с кушетки в постель.

Вполне обычная история.

– Вся ирония в том, что почикали ее гораздо хуже, чем его. Хэндлеру перерезали горло, так что умер он сравнительно быстро. Есть в нем еще пара-тройка дырок, но в общем и целом ничего серьезного. Больше похоже на то, что наибольшее внимание убийца уделил именно ей. Вполне объяснимо, если это действительно какой-то сексуальный маньяк.

Я начал чувствовать, что пищеварительный процесс в любой момент грозит остановиться, так что решил сменить тему.

– Кто твоя новая любовь?

Принесли пирог. Майло улыбнулся официантке и набросился на выпечку. Я заметил, что начинка действительно зеленая, прямо-таки люминесцентно-зеленая. Кто-то в кухне явно баловался с пищевыми красителями. Я содрогнулся при мысли, что там могут натворить с чем-нибудь действительно требующим творческих усилий, вроде пиццы. Наверняка в итоге должно получиться что-нибудь больше похожее на палитру безумного художника.

– Доктор. Чудесный еврейский доктор. – Он мечтательно вздохнул. – Таки мечта каждой мамы на свете.

– А что случилось с Ларри?

– Уехал искать счастья в Сан-Франциско.

Ларри – это чернокожий помощник режиссера, с которым Майло целых два года поддерживал вялотекущие отношения: сошлись, разошлись. Последние полгода – исключительно на платонической основе.

– Его подрядили на какое-то шоу, которое спонсирует анонимная компания. Что-то такое бодрое для образовательного телеканала, в том же ключе, что «Наше сельскохозяйственное наследие: ваш друг плуг». Круто, как вареные яйца.

– Ой, врешь!

– Не, на самом-то деле я желаю этому парню только добра. За всем этим невротическим экстерьером действительно скрывается недюжинный талант.

– И где же ты откопал этого своего доктора?

– Он работает в отделении экстренной помощи, в «Кедрах». Хирург, ни больше ни меньше. Меня привела туда пьяная драка, которую в итоге пришлось переквалифицировать на убийство. А он пришел вытаскивать из моего клиента все эти свои катетеры, чтоб добро не пропало, и наши взгляды встретились. Больше рассказывать нечего.

Я так расхохотался, что кофе попал мне в нос.

– Он только года два как открылся, что из наших. Женился еще студентом, потом скандальный развод, отлучение от семьи… Весь компот. Просто фантастический парень, я вас обязательно познакомлю.

– Было бы неплохо.

– Дай мне несколько дней, чтобы разобраться с историей этого Мортона Хэндлера, и тогда сползаем куда-нибудь вместе.

– Заметано.

Было уже пять минут пятого. Я позволил лос-анджелесскому департаменту полиции расплатиться за свой обед. В лучших традициях полицейских всего мира Майло оставил совершенно несусветные чаевые. На выходе одобрительно похлопал Беттиджейн по попке, и под ее веселый смех мы выкатились на улицу.

На бульваре Санта-Моника уже понемногу скапливались обычные для этого времени пробки, в воздухе витали ароматы выхлопных газов. Я поднял в «Севиле» все окна и включил кондиционер. Вставил в магнитолу кассету Джо Пасса и Стефана Граппелли, и салон наполнился звуками «Бумажной луны» в духе горячих сороковых. Майло без лишних слов погрузился в дремоту, громко посапывая. Выбрав просвет среди машин, я влился в общий поток и двинулся обратно в сторону Брентвуда.