Он придет

– Ну, можешь по крайней мере просто посмотреть на девчонку? Может, не такая уж она и обдолбанная…

Дверь на противоположной стороне террасы, ведущая в квартиру Хэндлера, была уже открыта. Внутри некогда элегантного гнездышка царил полный кавардак: восточные ковры, всякий антиквариат, прозрачная акриловая мебель – все сдвинуто со своих мест, повалено или поломано; белые стены заляпаны кровью. Среди всего этого бардака тихо, как кроты, копошились криминалисты.

– Она только что приняла вторую таблетку, Майло.

– Блин! – Он врезал кулаком в ладонь. – Просто поговори с ней! Скажи, что про нее думаешь. Может, она нормально соображает.

Куда там! Мать проводила ее в гостиную и тут же вышла за дверь вместе с Майло. Мелоди неотрывно смотрела на меня издалека, посасывая большой палец. Совсем малышка. Если б я не знал ее возраст, с ходу дал бы лет пять, от силы пять с половиной. У нее было длинное серьезное личико с огромными карими глазищами. Прямые светлые волосы спадали на плечи, защепленные на голове двумя пластмассовыми заколками. Голубые джинсики, футболочка в сине-зелено-белую полоску. Ноги босые и грязные.

Я подвел ее к складному стульчику и уселся напротив на диван.

– Привет, Мелоди. Меня зовут доктор Делавэр. Я психолог. Знаешь, что это такое?

Никакого отклика.

– Я такой доктор, который не делает уколов. Я просто разговариваю и играю с детьми. Пытаюсь помочь тем деткам, которым грустно или страшно.

При слове «страшно» она на секунду подняла взгляд. Потом опять уставилась куда-то в сторону, посасывая палец.

– Ты знаешь, почему я с тобой разговариваю?

Ее глазенки заметались по комнате, старательно избегая меня.

– Я пришел, потому что вчера ночью ты могла увидеть что-то очень важное. Когда не могла уснуть и смотрела в окно.

Она не ответила. Я продолжал:

– Мелоди, а что ты вообще любишь делать?

Молчание.

– Любишь играть?

Она кивнула.

– Я тоже люблю играть. А еще кататься на роликах. Ты тоже катаешься?

– Угу.

Как же, держи карман шире. От роликов слишком много шума.

– А еще я люблю смотреть кино. Смотришь кино?

Она что-то неразборчиво буркнула. Я наклонился ближе.

– Так как, зайчик?

– По телику. – Голос у нее был тоненький и дрожащий, с придыханием – словно ветерок шевелил сухие листья.

– Так-так. По телику. Я тоже смотрю телик. И какие передачи тебе больше нравятся?

– Про Скуби-Ду.

– Скуби-Ду. Классный сериал. А еще какие?

– Мама смотрит про любовь.

– А ты любишь сериалы про любовь?

Она помотала головенкой.

– Скучно?

Некий намек на улыбку вокруг засунутого в рот пальца.

– У тебя есть игрушки, Мелоди?

– В комнате.

– Можешь показать?

Комната, которую она делила с матерью, по своему характеру оказалась ни детской, ни взрослой. Размерами максимум десять на десять футов, с низеньким потолком и высоко расположенным единственным оконцем, она больше напоминала тюремную камеру. Мелоди с Бонитой спали вдвоем на одной двуспальной кровати – фактически матрасе, даже без спинки в изголовье. Кровать была не заправлена – откинутое к ногам тоненькое ворсистое одеяло открывало смятые простыни. С одного боку к ней пристроился ночной столик с кремами, лосьоном для рук, расческами, гребнями и кусочком картона с пришпиленными к нему заколками для волос. С другого привалился огромный, поеденный молью плюшевый морж кислотно-бирюзового цвета. Единственным украшением на стене оказалась младенческая фотография Мелоди. Если не считать кровати, из меблировки здесь имелись только покосившийся комод из голой сосны, накрытый вязаной салфеткой, и телевизор.

В углу лежала небольшая кучка игрушек.

Мелоди нерешительно повела меня к ней. Подобрала из кучи грязную пластмассовую куклу-голыша.

– Аманда, – сообщила мне.

– Красивая.

Малышка крепко прижала страшноватую куклу к груди и принялась укачивать.

– Наверное, ты хорошо о ней заботишься.

– Да, хорошо. – Сказано это было оборонительным тоном. Ребенок явно не привык к похвалам.

– Нисколько не сомневаюсь, – мягко произнес я. Оглядел моржа. – А это у нас кто?

– Жиртрест. Это папа мне подарил.

– Какой симпатичный!

Девочка подошла к плюшевому зверю, который был ростом почти с нее, и старательно его погладила.

– Мама хочет его выбросить, потому что он слишком большой, но я ей не разрешаю.

– Жиртреста нельзя выбрасывать.

– Угу.

– Тебе ведь папа его подарил.

Она твердо кивнула и улыбнулась. По-моему, я прошел испытание.

Следующие двадцать пять минут мы сидели с ней на кровати и играли.

Когда мы с Мелоди вернулись к Майло с Бонитой, то были уже с ней неразлейвода. Успели построить и разрушить несколько воображаемых миров.

– Глазенки-то блестят, – заметила Бонита.

– Мы отлично провели время, миссис Куинн. Мелоди просто замечательная девочка.

– Это хорошо. – Она подошла к дочери и положила ей ладонь на макушку. – Вот и молодец, лапа.

Глаза ее светились неожиданной теплотой, которая быстро исчезла. Повернувшись ко мне, Бонита спросила:

– Ну и как ваш гипноз?

– Я пока так, без гипноза. Мы с Мелоди просто познакомились поближе.

Я отвел ее в сторонку.

– Миссис Куинн, гипноз требует полного доверия со стороны ребенка. Обычно перед сеансом я провожу с детьми какое-то время. Мелоди отлично идет на контакт.

– Так она вам ничего не рассказала?

Женщина полезла в нагрудный карман рубашки и вытащила очередную сигарету. Я дал ей прикурить, и этот жест ее явно изумил.

– Ничего особо важного. С вашего разрешения, я загляну завтра в это же самое время и еще немного побуду с Мелоди.

Она подозрительно оглядела меня с ног до головы, пожевала сигарету и наконец пожала плечами:

– Вы же доктор.

Мы опять вернулись к Майло и малышке. Тот, присев на колено, показывал ей свой полицейский значок. Она завороженно изучала его широко распахнутыми глазами.

– Мелоди, если ты не против, завтра я тоже приду, и мы еще поиграем.

Она вопросительно посмотрела на свою мать, опять принявшись сосать большой палец.

– Меня это устраивает, – коротко бросила Бонита Куинн. – А теперь давай, беги.

Мелоди метнулась обратно в свою нору. Приостановившись на пороге, робко оглянулась на меня. Я помахал ей, она помахала мне в ответ и скрылась за дверью. Через секунду оттуда опять забубнил телевизор.

– И вот что еще, миссис Куинн. Перед тем как подвергать Мелоди гипнозу, мне нужно обязательно поговорить с доктором Тоулом.

– Ну хорошо…

– Мне нужно ваше разрешение поговорить с доктором Тоулом по поводу схемы лечения. Вы, наверное, понимаете, что он связан обязательством сохранять конфиденциальность – точно так же, как и я.

– Ладно. Я доверяю доктору Тоулу.

– И можно попросить его отменить ее таблетки на пару дней?

– Ой, да хорошо, хорошо! – Она только раздраженно отмахнулась.

– Благодарю вас, миссис Куинн.

Мы оставили ее посреди гостиной, окутанную клубами табачного дыма. Неистово затягиваясь, она сорвала с головы полотенце, и разлетевшиеся по плечам волосы сверкнули в лучах полуденного солнца.

Усевшись за руль, я медленно покатил в сторону Сансет.

– И нечего так лыбиться, Майло.

– А чё? – Он высунулся в пассажирское окно, и волосы хлопали у него вокруг головы, словно утиные крылья.

– Возомнил, будто подцепил меня на крючок? Ну как же – такое дитя, глазищи как на картинах Кин[14]…

– Если ты прямо сейчас решил соскочить, это меня не обрадует. Но помешать я тебе не могу. Обещанные ньокки по-любому за мной.

– К черту ньокки. Давай-ка лучше пообщаемся с доктором Тоулом.

«Севиль» пожирал бензин ведрами. Пришлось зарулить на шевроновскую заправку самообслуживания на Бонди. Пока Майло наполнял бак, я узнал по справочной номер Тоула и набрал его. После того как перечислил все свои медицинские звания, с доктором меня соединили буквально через полминуты. Я коротко объяснил, почему хочу с ним побеседовать, и предложил обсудить все прямо по телефону.

14

  Главные персонажи картин американской художницы Маргарет Кин – дети с огромными трогательными глазами. Одно время за автора этих работ выдавал себя ее муж Уолтер Кин, и скандал с его разоблачением тоже оказался весьма трогательной историей.