Страница 7 из 24
Ольмстед, чью избирательную кампанию вел Брэд Джонс, сражался как лев. Но Остерберг точно знал, чем взять таппанскую публику. «Я сказал речь, – говорит Ольмстед, – и в конце, отходя от подиума, сделал такое движение бровями – смешное, из рекламы. Джим был просто в ярости. Он отвел меня в сторону и говорит: ты положил Билла на лопатки, твоя речь была лучше, программа лучше, а теперь из-за этой дурацкой гримасы проиграешь выборы!» Предчувствие не подвело Остерберга: он с легкостью прошел в вице-президенты, настоящий подвиг, учитывая его основной лозунг – «обуздать зло большого бизнеса», а Ольмстед проиграл Вуду. К тому времени Джим уже убедил одноклассников, что мог бы стать президентом Соединенных Штатов.
К девятому классу проявился интерес Джима к музыке. Подобно многим сверстникам, он обожал Сэнди Нельсона и The Ventures, и в 1962 с приятелем из хора Джимом Маклафлином образовал дуэт The Megaton Two, где играл на барабанах. Маклафлин, милый, скромный мальчик, неплохой гитарист, некоторое время был ближайшим другом Остерберга, заменив Кенни Миллера, который перешел в частную школу. Вскоре музыка станет главной страстью Остерберга, но в Таппане это было просто хобби. Сегодня однокашники вспоминают скорее его политические таланты, чем музыкальные амбиции: он поддерживал Джона Кеннеди и предсказывал, что он окажется в Белом доме прежде, чем достигнет сорока пяти лет. («Это было бы гораздо лучше, чем то, что мы имеем сейчас», – смеется его одноклассник Дэн Кетт).
В 1962 году, последнем в Таппан джуниор-хай, одноклассники проголосовали за Джима Остерберга как за парня, который, «скорее всего, добьется успеха». Его подписи на их выпускных альбомах чаще всего шуточные, но Теду Фосдику он подписал серьезно: «От 43-го президента Соединенных Штатов: Джим Остерберг».
К моменту перехода Джима и его одноклассников из десятого класса в соседнюю Анн-Арбор хай-скул его уже хорошо знали в этой огромной новой школе напротив Мичиганского стадиона. Благодаря беби-буму Анн-Арбор-Хай (впоследствии переименованная в Анн-Арбор-Пионер) была переполнена до краев, поступило сразу 800 учеников, но даже в этой огромной толпе Джим был заметен. О том, что интерес к политике сменился интересом к музыке, знали немногие. Рок-н-ролл скоро станет новым двигателем для амбиций Джима, но пока, сталкиваясь с ним в гладких, чистых коридорах Анн-Арбор-Хай – элегантного, модернового здания, настолько современного, что там был даже свой планетарий, – школьники все еще принимали его за столп истеблишмента. «Цивильный», как сказал о нем младший соученик по Анн-Арбор-Хай, Рон Эштон.
За первый год Остерберг обеспечил себе желанное место участника программы Американского легиона «Государство мальчишек». Интенсивный летний курс на базе Мичиганского государственного университета в Лэнсинге принимал по пять-шесть учеников из лучших мичиганских школ, выбранных «за выдающиеся качества в лидерстве, характере, учебе, лояльности и поведении в школе и обществе». Многие школы тренировали участников для этого мероприятия, устроенного как модель политической структуры государства; всех мальчиков распределяли по комнатам в общежитии, каждая из которых выполняла роль города, а ее обитатели формировали структуру управления. Майк Уолл, с которым Джим учился в Анн-Арбор-Хай, баллотировался в вице-губернаторы; он прошел два-три раунда, а кампания Джима продолжалась. «Он посмотрел на это, – говорит Уолл, – и сказал мне: “Слушай, я понял, как эта штука работает. Я хочу баллотироваться в губернаторы штата Мичиган!”»
Соревнуясь с ребятами, которые приехали со своими партиями и старательно написанными манифестами, Остерберг опрокидывал оппонентов с обескураживающей легкостью. У него были великолепные задатки оратора, но в данном случае успех требовал гораздо более сложных способностей: «Требовалось хитроумие, изощренность, – говорит Уолл. – В политической жизни нужны коалиции, люди, которые готовы отдать за тебя свои голоса. Он был очень проницательный, очень хитрый, умел извлечь выгоду из момента».
Именно на конференции «Государства мальчишек» в Литтл-Роке всего годом раньше, в 1963 году, парнишка из Арканзаса по имени Билл Клинтон совершил первый шаг в политической карьере, став делегатом от штата на «Национальную конференцию мальчишек» в Вашингтоне. Похоже, та же судьба ожидала Остерберга: он проходил раунд за раундом и наконец дошел до последнего. «Это был невероятный успех, – говорит Уолл. – Он со своими маневрами прошел почти до конца. Губернатором, правда, так и не стал, победила другая партия, но все равно достижение потрясающее. А что Джим? Да ничего. Типа, идите нафиг, я развлекаюсь. Все равно я в оппозиции, и вы по-любому проголосуете за меня».
Может быть, благодаря ощущению, что доступ к школьной верхушке уже обеспечен, Джиму стало легче повернуться к ней спиной: последние пару лет парень, который, «скорее всего, добьется успеха», уже перестал так болезненно добиваться одобрения товарищей, и снобизм, процветавший в средней школе, похоже, улетучился. Рикки Ходжес был одним из немногих черных учеников Анн-Арбор-Хай. В первый же школьный день его поразил тамошний уровень благосостояния: «В те времена в хай-скул было две парковки: одна для студентов, другая для преподавателей. Заедешь на студенческую и думаешь: перепутал, что ли? У студентов машины были лучше!» Ходжес предполагал, что Остерберг – «Окс», как он его называл, – из числа «богатеньких» деток, и с удивлением обнаружил, что в школе, где между черными и белыми общения практически не было, Джим часто подходит поболтать, «и это было очень необычно. Без сомнения».
Джим стал проявлять физическое бесстрашие, мог заступиться за кого-то. В конце первого года обучения на конкурсе талантов одна девочка пела а капелла, и тут старший студент стал выкрикивать из публики: «дескать, песня фиговая, сопливая, – говорит Рон Айдсон, который сидел рядом с Остербергом. – Джим обернулся и несколько раз со всей силы врезал ему кулаком, сердито говоря: “Заткнись!” За себя он не боялся, заступился за девушку на сцене, причем вряд ли знакомую».
Бывшие таппанцы заметили, что Джим переменился и уже не так рвется влиться в истеблишмент. В 1965 году он еще раз пытался попасть в студенческое правление, на этот раз в президенты. В резюме перечислялись все его достижения, спортивные, учебные и политические. Для этих выборов он, однако, подчеркивал новое направление: игру на барабанах в «профессиональном рок-н-ролльном ансамбле» под названием The Iguanas, расширенной версии The Megaton Two. То ли слишком высоко метил, то ли сочли слишком левым, но на этот раз его политические таланты не достигли цели, и он проиграл выборы высокому красавцу, футболисту и отличнику Дэвиду Ри.
В тот период конфликтующих влияний – давление родителей, увлечение политикой и восхищение появившимися в 1963 году The Beatles – стремление Джима чего-то достичь было очевидно, но еще не сфокусировалось. Дженни Денсмор, тогдашная подружка Джима, смутно припоминает, что «в семье у него дела шли так себе. А он был очень амбициозен, помню, как он увлекался своей музыкой, да и политикой, – прирожденный лидер. Я всегда считала, что ему суждено нечто большее, чем просто вырасти, жениться, жить и умереть в Анн-Арборе».
За те месяцы, что они встречались с Джимом, прежде чем уехать с мамой в Новый Орлеан к ее новому мужу, Дженни ни разу больше не была приглашена к Джиму в трейлер. То же самое касалось и других девочек. Перед первым свиданием Джим нервничал, выбрал в конфиденты Клэренса «Расти» Элдриджа, и они забрались в семейный бар Элдриджей: «Мы взяли пустую банку из-под соуса “Miracle Whip”, отлили понемножку из каждой бутылки, долили апельсиновым соком, пошли к Дженни и там нафигачились», – вспоминает Расти.
Однажды вечером, сказав родителям, что идет с друзьями в боулинг Колониал-Лэйнс, Джим отправился на романтическое свидание к Дженни. Он начал изучать содержимое бара, но был застигнут ее рано вернувшейся мамашей. Полупьяный Остерберг с подружкой побежали в боулинг, где встретились со своим алиби, Джимом Маклафлином: «Он был совершенно пьян, и ему все нравилось. Улыбался, хихикал, находился в каком-то своем мирке. А она даже смотреть не могла ни на него, ни на меня – сидеть спокойно не могла, так разозлилась!»