Сталки. Лес

— Иди ко мне, — сказал Лас, протягивая руки, и сталочка скользнула к нему, прижавшись так сильно, чтобы его тепла хватило и для неё.

— Лас, — сказала она, — мне страшно. Что будет дальше? Дойдём мы до Трубы — а потом? Мы так и останемся в лесу?

— Нет, — подумав, ответил Лас. — Мы обязательно вернёмся обратно в деревню — пусть даже всего на полдня, дождаться возможного приговора об изгнании. Преодолимо всё, кроме смерти. Я уверен, что мы в любых условиях сможем быть вместе — хоть в деревне, хоть в лесу…

— Как на нас будут смотреть, когда мы придём назад? Что нам скажут? Как будут относиться?..

— Всё будет зависеть от того, что мы найдём и узнаем у Трубы. Если эта штука… если я не ошибся и в ней действительно что-то такое есть… то наказание, скорее всего, смягчат. Может быть, даже вовсе отменят. В любом случае, мы должны вернуться — хотя бы для того, чтобы рассказать, как всё было, — скрывать, а тем более — терять нам уже нечего.

— Лас, а как всё будет у нас? Позволят ли нам встречаться и дальше, если мы вернёмся? Сможем ли мы жить там — после всего, что произошло? Как на нас будут смотреть там — не велки, которые, скорее всего, нас осудят, а простые сталки и… сталкеры?

— Я буду с тобой — всегда, когда только попросишь, — Лас особенно крепко прижал к себе подругу и поцеловал её, — или пожелаешь. Всегда. А на остальных плевать. Пусть думают, что хотят; мы прорвёмся, как прорвались ночью. Никто нас не остановит.

— Хотелось бы верить… Лас, ты по-настоящему любишь меня?

— Да, милая. Сильно-сильно… — Ещё один поцелуй — более крепкий и страстный.

— Тогда… — Ксюня помедлила. — Лас, я хочу тебя. Прямо сейчас. Как вчера… и тогда — несколько дней назад…

— У тебя же сейчас с собой нет этого твоего питья… — растерялся Лас.

— Сейчас и в ближайшие дни оно не понадобится. В той рукописи, кроме состава отвара, были указаны ещё и дни, когда ничего не будет и так. И сейчас настаёт как раз такой день.

— Только Плюща давай не станем будить, хорошо? Он вымотался вчера, а я, наверное, сейчас так взбодрюсь — до вечера хватит…

* * *

Деревня Сталочная, примерно в это же время.

Велк Круз проснулся не в самом хорошем расположении духа. Оно и понятно: на вчерашней охоте, которой он руководил, многое пошло наперекосяк, его послал куда подальше недавний подсталкр, даже не сумевший сам выкарабкаться из-под напавшего на него мута, а другой недавний подсталкр стал защищать первого, причём не только на словах — глаз велка всё ещё побаливал от его удара. Но главное, что задача по обеспечению деревни мясом всё-таки была выполнена.

«А на этих юнцов я управу найду», — подумал Круз (нет, не со злорадством, упаси Первосталк, он же не полный урод, в конце-то концов, — а просто с осознанием того, что так надо — поставить наглецов на место) и поднялся с лавки, на котором лежал. Сделал небольшую разминку: даже в сорок пять — а именно столько лет было Крузу — охотник не должен терять форму, — быстро позавтракал тем, что нашлось в доме, и направился к выходу, намереваясь сначала сходить по нужде, а потом отправиться к «мятежным юным сталкерам» и серьёзно потолковать с ними, а если это не поможет, то — обратиться к Зору, чьими учениками до недавнего времени были эти двое…

Уже снаружи что-то заставило его обернуться, когда он закрывал дверь толчком ноги назад. Велк взглянул на дверь — и окаменел от изумления.

На гладкоё древесине чем-то чёрным — Круз мимолётно определил, что это сажа, — были коряво написан несколько строк весьма оскорбительного содержания. Буквы были искривлены, а некоторые — изменены до неузнаваемости, а тот, кто это сделал, был слегка — или даже не слегка — пьян. Тем не менее, внизу, под каракулями, стояла вполне разборчивая подпись: «Плiuщ». Именно так на языке сталков записывалось это имя.

— Вот же мутова отрыжка!.. — вырвалось у велка. — Да как он посмел?!.. Ну, я ему!..

И, решив, что «природные потребности» могут и подождать, Круз быстрым шагом пошёл к дому автора возмутительной надписи. Ему с Плющом было о чём поговорить.

Он ещё не знал… он ничего не знал…

* * *

Лина проснулась с улыбкой на лице, радуясь, что её противостояние с Ксюней наконец-то начало подходить к концу. Вчера она уличила-таки её в распутстве и выложила всё Старику. Сегодня, значит, соберутся велки — и судьба Ксюни и Ласа будет решена. «Вот и расквитаемся», — подумала сталочка и, быстро позавтракав и сделав свои обычные дела, направилась к дому бывшей подруги — в последний раз победоносно посмотреть ей в глаза, а потом забыть — крепко и надолго.

Лина не спешила, захотев растянуть предвкушение этого сладкого мига подольше, поэтому шла медленно; к тому же, так она откладывала время, когда придётся приступить к повседневным делам, которые могли, как обычно, затянуться аж до заката…

Мимо чуть ли не пробежал велк Круз с мрачным и решительным видом, погружённый в свои мысли, — Лина поняла это по тому, как он не ответил на её вежливое приветствие и вслед за этим споткнулся, так как не смотрел себе под ноги и, судя по всему, не замечал дороги. Велк явно торопился, а выражение его лица явно не оставляло сомнений в цели этой спешки. «М-да, кому-то сейчас достанется…» — усмехнулась Лина и, махнув рукой на предвкушение, ускорила шаг: до нужного дома оставался какой-то десяток сагней…

Вскоре сталочка стояла у порога перед закрытой дверью. Из дома не доносилось ни звука, но она не обратила на это внимания: обычно у Ксюни было ненамного более шумно.

Лина подняла руку и постучала в дверь, при этом весёлым голосом сказав:

— Эй, Ксюня, ты дома? Как вчера с Ласом повеселились, а?..

Ответа не последовало. Строение оставалось таким же безмолвным, как и прежде.

— Спит, что ли?.. — в лёгком недоумении пробормотала Лина и обошла дом, ища окно.

Окно было приоткрыто, но всё же створки не позволяли разглядеть, что происходит внутри. Лина вздохнула, подцепила края створок пальцами, раздвинула их и заглянула в дом.

Там было пусто: ни Ксюни, ни Старика. Лишь валялся на полу пустой горшок, да витал в воздухе запах каких-то трав.

— Куда они подевались?.. — удивлённо сказала Лина и закрыла окно. — Не повёл же Старик её в лес, чтобы там прикончить, а потом умереть самому…

Планы на утро нарушались. Не застав Ксюню дома, Лина захотела во что бы то ни стало отыскать её, чтобы исполнить задуманное, а заодно и выяснить, что же случилось. Теперь это был вопрос принципа.

«Лас! — подумала сталочка. — Вот у кого Ксюня может прятаться! А Лас же такой, весь из себя правильный, он обязательно придёт на помощь подружке… Кстати, а это у них вчера в первый раз было, или же раньше они как-то делали это, когда я не могла увидеть?.. Тоже надо будет узнать…»

И, гордо вскинув голову, Лина отправилась на восточную окраину селения, к дому Ласа, своей первой несостоявшейся любви.

К её удивлению, там тоже было очень тихо: Лина не услышала оттуда ни звука, пока подходила к строению. «Прячутся они там, что ли?..» — подумала сталочка, заметила распахнутую дверь и поспешила туда, по пути начиная испытывать необоснованное нехорошее предчувствие, которое оправдалось, стоило её только шагнуть внутрь дома.

Там находился всего один человек; если точнее, то — лежал на полу, прижимая ладонь к сердцу. Но это был не Лас и уж тем более не Ксюня.

Нет — на неровных досках пола мешком с костями валялся Старик. Без движения и каких бы то ни было признаков жизни. На луб слева у него темнел синяк — по всей видимости, след от удара. Но вряд ли этот удар был настолько сильным, чтобы лишить Старика жизни.

Но Лине в тот момент не было дела до мелких деталей и возможных причин того, что первый человек, исключённый из Совета велков, наконец-то отправился к Горесталкам. На сталочку нахлынули потрясение и ужас, и она выскочила наружу, крича во всё горло: