Сталки. Зима

«Это да, — вздохнула разведчица. — Но по другой причине… Хотя кого я обманываю: до встречи с Матвеем я была как кремень в любых условиях — а теперь… Докатилась: «витаю» я, видите ли, где-то… Эх, неужели это?..»

До потепления она практически каждый день встречалась с экологом, гуляла с ним по лесу и по окраинам деревни, беседовала с ним, узнавая его всё лучше и постепенно влияя на него, давая ему моральные силы противиться давлению со стороны Астрид. А возвращаясь вечерами к себе, она испытывала какое-то странное, доселе ей незнакомое чувство, желание видеть Матвея всё чаще и дольше, слышать звук его голоса…

А теперь он с утра до вечера торчал в лесу, и видеться с ним, как раньше, не получалось. И Зелма часто ловила себя на том, что… скучает по нему. Да, скучает. Причём всё сильнее и сильнее.

— Ну да, — ответила она, посчитав, что эту информацию Нурс знать вправе. — Лидер группы. Высокий такой, мощный, моей национальности. Да, это он. Он…

— Ну понятно… — Велк вдруг помрачнел. — А помнишь, мы когда-то вредомер исследовали? Подумали, что его не мог сделать отец Ласа… Что ты об этом думаешь сейчас?

— Да ничего хорошего… Тогда планета ещё существовала отдельно от Федерации, и эта технология не могла проникнуть сюда… или могла? Если могла, то, значит, кто-то из остальной Галактики был здесь, в системе Сталкерры. Но при этом с жителями не контактировал. Только с отцом Ласа. Если такое вообще возможно. Но кто? Зачем? Какие у них были намерения? Передать одну утраченную технологию? И всё? Нет, это полный бред. Если это было так, то за этим явно стояло нечто большее. Но что? И это вновь возвращает нас к событиям тридцатилетней давности…

— К катастрофе «Би-202»?

— Да. Если эти события как-то связаны, то может быть, те, кто это устроил, могут быть ещё здесь. Но не проявлять себя. И в таком случае они могут быть лишь в одном месте…

— Спутник Сталкерры.

— Угу. Но подчёркиваю: это в том случае, если именно они передали отцу Ласа эту технологию. Во что, признаться, не сильно верится. Но такую возможность нельзя сбрасывать со счетов. Ведь всякое может быть в нашей странной Вселенной…

— Это я уже понял. Ладно, спасибо за информацию, Зелма… Будем думать, как оно всё было на самом деле…

Нурс вышел, не прощаясь. Впрочем, это было в его стиле.

Зелма посмотрела ему вслед, покачала головой и вернулась к изучению образовательной программы.

«И зачем приходил, спрашивается?.. — подумала разведчица. — Не знаю, как мне с ним быть… Может, стоит повнимательнее к нему приглядеться?..»

* * *

— Как же мне хорошо, — сказала Лина.

Они с Омелем гуляли по берегу Сталки. Река уже вскрылась ото льда, так что на «скользунах» было не покататься. А посидеть, как летом, на тёплой траве не было возможности: земля от впитавшейся воды раскисла, и садиться на неё означало гарантированно запачкать штаны. Вот подростки и гуляли: сапоги хотя бы менее неприятно замарать, чем одежду.

В последнее время, когда Плющ не мешал их дружбе, они много времени проводили вместе: утром — уроки у велка Ыйима, а весь остальной день свободен. И, естественно, отношения их всё теплели. Они сближались всё сильнее. Лучше понимали друг друга. Нравились друг другу. И, как начала подозревать Лина, они… «Нет, об этом пока рано думать, — мысленно оборвала себя сталочка. Вспомнила Плюща. — А хотя…»

— Да… — пробормотал Омель; в эту минуту он думал примерно о том же, но с другой точки зрения. Внутри него происходила борьба; он не знал, правильно ли будет то, что он собирался сказать. Он только недавно осознал, что же он испытывает в отношении Лины. И высказать это он одновременно хотел и не решался. Но потом подумал, что сказать должен. Это было не просто желание дружить. Это было… — Лина, я… давно хотел тебе сказать… ты понимаешь…

— Что?.. Кажется, понимаю, — вздохнула Лина. Подумала: «Что ж, можно попробовать…» — Омель, я тоже хотела тебе сказать… в общем…

— Я люблю тебя, — произнесли они синхронно.

Остановились, словно бы не веря в то, что только что сказали. Повернулись друг к другу, взглянули друг другу в глаза. Рты их приоткрылись, отчасти от неожиданности и удивления, а отчасти от невысказанных слов, которые вдруг стали не нужны. Они поняли друг друга, как ещё никто другой их не понимал.

Даже Плющ показался Лине каким-то… нестоящим, что ли, по отношению к Омелю. Всё то, что она пережила вместе со сталкером, показалось ей чем-то вроде ошибки, досадной случайности, неверного выбора. Плющ был слишком требователен к ней. А ей этого было не нужно. Она нуждалась в друге, который понимал бы её и принимал такой, какая она есть. И Омель в этом плане подходил ей гораздо лучше Плюща: он восхищался Линой, какой бы она ни была. И именно это в нём привлекало сталочку.

Она не позволила Плющу сблизиться с ней до предела. Она понимала, что вместе они счастливы в ближайшее время не будут. Но с Омелем были связаны её новые надежды на взаимное счастье. И теперь она допускала возможность, что позволит подростку то, что сталкер, по её мнению, не заслужил.

Но не сейчас. Ещё рано. Ей всего пятнадцать лет, и если кто-нибудь узнает, то ей, как Ксюне в начале осени, придётся метаться, скрываться, бояться… «Да кто узнает, — подумала Лина, глядя немного снизу вверх на Омеля, даже задержавшего дыхание в ожидании того, как она поступит. — Не стану же я следить за собой и доносить на себя… А Плющ… Да какое ему сейчас дело до меня? Он занят; он согласился с тем, что нам лучше на время расстаться. И я ничего ему не обещала. Он был нужен мне, но была ли я нужна ему? В том-то и дело. А Омель… он совсем другой… Хорошо. Я буду с ним. Хотя бы какое-то время. А Плющ пусть подумает, прежде чем возвращаться. Я-то знаю, как трудно быстро измениться. У меня-то хотя бы повод для этого был… А у Плюща?..»

— Омель… — прошептала Лина и, не в силах больше сдерживаться, поцеловала подростка в приоткрытые губы.

Он, казалось, не понял или не поверил сначала в то, что происходит. Просто стоял секунды три, пока Лина касалась его своими губами, затем понял, что это не сон и не бред, а реальность — и ответил на её поцелуй, сначала робко, но постепенно всё более жадно, отвергая все запреты, которые так долго выстраивал для себя, разрушая в своём сознании все барьеры, стоявшие между ним и Линой.

Оба думали, что обрели свободу — если не от рамок, которые ставила для них жизнь, то хотя бы от тех условностей, которые казались им незыблемыми И теперь желали воспользоваться обретённой свободой. Сполна. Чтобы на всю жизнь хватило и ещё осталось.

Они обняли друг друга, чтобы не потерять равновесие, когда от осознания собственной свободы у них закружилась голова, и не отрывались друг от друга, пока в их лёгких ещё оставался воздух. Потом оторвались и, глядя друг на друга с новым, мощным и неописуемым, ощущением, вдыхали полной грудью свежий не то зимний, не то уже весенний воздух, не зная, что сказать, но чувствуя, что говорить ничего не нужно. По крайней мере, какое-то время.

Когда их дыхание более-менее выровнялось, Лина сказала Омелю, всё ещё ошарашенному тем, что только что случилось, и не знавшему, что произойдёт дальше:

— Пошли в лес. У западной окраины деревни. Продолжим там.

— Продолжим?.. — переспросил Омель, но сталочка уже увлекала его в нужную сторону, туда, где их точно никто увидеть не мог.

Омель расслабился, закрыл глаза и отдался на волю событий. В конце концов, они ему очень даже нравились…

Часть 3. Воздействие: 2. Ксюня в лесу

Лес (3 километра к северо-северо-востоку от Сталочной), немного позже.

— Эй, ты чего такой грустный? — негромко спросил Лас у Плюща, хлопнув того по плечу и поравнявшись с ним; Ксюня осталась в паре сагней позади, под присмотром велка Круза и ещё пары сталкеров.

— А что, так заметно?