Страница 30 из 39
В Италии сардинский король, союзник Бонапарта Витторио Эммануэле стал властителем всей Северной и почти всей (кроме Рима) Средней Италии. Плата за это — уступка покровителю из Тюильри Ниццы и Савойи. Но при этом французы никуда не ушли, их двухсотпятидесятитысячная армия остается в Венеции, Триенто, Триесте. Плюс десятитысячный корпус удерживает власть Папы в Риме и Лацио, т. е. в остатке Папской Области. Гарибальди, волонтеры которого очень шумно, но не особенно эффективно проявили себя в войне с австрийцами, планирует экспедицию в Королевство Обеих Сицилий. Армия Франческо II Бурбона смущает его не очень, но надо точно выяснить — как будут реагировать в Лондоне и Париже. Похоже — довольно благосклонно, но велят пока подождать. Остается Николай Романов, но этот властитель Восточной и Средней Европы отделен Адриатикой и флота у него нет. В общем — ждут разрешения на революцию.
Немцы — в восточной половине Пруссии, в Саксонии, в австрийских владениях потихоньку привыкают жить под русскими Натшальниками, в Рейнланде вспоминают, как двадцать лет были частью Единой и Неделимой Франции, в оставшихся неоокупированными королевствах и княжествах со страхом ждут прихода русских или французов. Ну, о венграх и славянах мы уже говорили в предыдущей главе. Шведы всеми силами стараются, чтобы грозный восточный сосед забыл бойкие заголовки прошлогодних газетных статей. Датское правительство и с самого начала симпатизировало Зимнему. И по нелюбви к британцам (за бомбардировку Нельсоном Копенгагена в 1801-м), и потому, что русский император не дал Пруссии отнять у датчан Шлезвиг и Гольштейн в 1850-м. Но, конечно, видеть далеких русских друзей у себя дома никто не хотел и в Дании.
На Балканском полуострове получалось так, что в Валахии, Молдове, Болгарии, большей части Фракии и в самом Константинополе более или менее прочно установилась русская военная и гражданская власть, в Сербии, Боснии, Черногории реально правили местные христианские военные предводители, официально и громогласно признавшие верховную власть Белого Царя, но никаким конкретным российским начальникам не подчинявшиеся. В Галлиполи, на островах и в бухте Пирея стояли английские военные гарнизоны, не позволявшие грекам быстро вырезать местных турок и тоже, возможно, признать себя приблизительно подданными далекого петербургского властителя. В Македонии, Эпире, Албании пока продолжали править турецкие паши от имени бедного пленника дворца Долмабахче Абдул Меджида. В общем-то, у русских просто не хватало рук и времени, чтобы до них дотянуться.
Бельгия, Голландия, Люксембург тихо ждали, когда император французов разберется с немецкими землями и окончательно поделит Европу с Николаем, чтобы на досуге закончить и с ихними призрачными суверенитетами. То есть, из Тюильри им по нескольку раз обещали, что никто их не тронет — но кто ж теперь поверит? Португальцы продолжали благоденствовать под присмотром британской эскадры, а испанцы, в эти дни, когда о них все забыли, увлеченно занимались всеобщей гражданской войной между карлистами, изабеллистами, либералами, прогрессистами и прочими. Вот так жила Европа в первые месяцы 1856 года.
Как же воспринимал свое продвижение в Европу сам русский император? Без большого восторга. Конечно, Николай Павлович, как Человек Миссии, предназначенный Богом для спасения народов и стран, не мог уклониться от выполнения своего долга. Тем более, что после Константинопольского Парада Победы у него окончательно закружилась голова. Тем не менее, скажем честно, что войска в Австрию, Пруссию и Саксонию он посылал не с легким сердцем. Послать-то легко… В отличие от Наполеона I, он совсем не собирался навеки присоединять эти земли, делать их своими губерниями. Вот утихомирит Гидру Революции, усмирит демагогов — и сразу вернет всё законным, легитимным монархам. Ну, вот разве что исконная отчина и дедина Галиция с Лембергом — это он все же согласится потом принять в дар от Габсбургов, благодарных за новое спасение.
Но пока что приходилось в эту осень и зиму двигать свои полки всё далее и далее. Да и в уже занятые земли посылать подкрепления. В Венгрию пошло еще сорок тысяч, куда деваться — бунтуют! В Царство Польское на место ушедших в Пруссию и Саксонию войск переведено пятьдесят тысяч пехоты и кавалерии из Центральной России — поляков без присмотра оставить нельзя никак. В Вену и Аграм нужно послать еще сто тысяч, чтобы быть уверенными на случай каких-то французских действий — но неоткуда взять. Придется сколько-то перевести из Балканской армии, отказаться пока от приведения в покорность македонских, арнаутских и эпирских пашей, наведения порядка на дорогах и в горах.
Но кроме чудо-богатырей нужна еще одна вещь — деньги! Неоткуда взять. Уже третий год вывоз русских произведений — хлеба, пеньки, сала, льна — практически прекратился. Но если до конца 1855-го зато резко увеличился экспорт этих продуктов из Пруссии, то есть тех же русских под псевдонимом, то теперь Кенигсберг и Данциг тоже попали под британскую блокаду. Вывоз прекратился совсем. Еще для пеньки возможен смешанный — по российской территории гужевой, дальше железнодорожный транспорт во Францию или Голландию, а для дешевого хлеба это дорого, нельзя конкурировать с египетской или американской пшеницей. Разоряются русские купцы и помещики, даже самые богатые в стране придворные вельможи. Заложенные имения уходят в казну, но деньгам это не замена.
А денег нужно все больше. Покойный Егор Францевич Канкрин сумел с колоссальными трудами как-то сбалансировать российское денежное хозяйство, шедшее вразнос со времен Екатерины Великой, устроить сожительство серебряной монеты с кредитными билетами. Но уже Венгерский поход вымел серебро и подорвал курс бумажного кредитного билета. А тут надо держать за границей более, чем полумилионную армию. И за всё платить!
Это горе властителя требует некоторого комментария. Он ведь собирался идти на Рейн разбираться с европейскими делами еще в 1830 году, после Июльской революции в Париже и Августовской в Брюсселе. Но не пошел. В перемене царских намерений, повидимому, очень большую роль сыграл князь М.П.Волконский, "каменный князь", создатель и первый начальник русского Главного Штаба, а в это время министр двора. Он, будто бы, указал императору на то, что такой поход требует больших денег, а их в казне нету. Когда же Николай Павлович вспомнил походы брата Александра против Наполеона, то ему напомнили, что те походы были оплачены английскими субсидиями. "А где они?" И царь смирился. На будущее он уже ограничивался остроумием насчет "посылки миллиона зрителей в серых шинелях" в Париж для освистывания не понравившейся ему пьесы. В реале — почти ничего. Даже после грозного манифеста"… разумейте языцы и покоряйтеся: Яко с нами Бог!". Ну, вот Венгрия. Но Францу Иосифу пришлось долго вымаливать русское вмешательство. Хоть и совсем рядом.
Венгерская кампания продолжалась с мая по август 1849-го, четыре месяца, участвовало в ней около ста восьмидесяти тысяч солдат и офицеров. Особо страшных сражений, вроде Плевны, Измаила, осады Севастополя в ней не было. За большим количественным преимуществом русских и австрийцев эта война более состоит из маневрирований, отступлений, маршей, чем из сражений. И все-таки наши экспедиционные войска положили в Венгрии и Трансильвании 708 убитых, 2447 раненых и 10 885 умерших от болезней. Дополнительные расходы составили 48 миллионов рублей — при том, что уже и так в то время дефицит российского бюджета из год в год был около 30–40 млн рублей, что царю приходилось скрывать даже от его собственного Государственного Совета. Прежде всего это привело к исчезновению из русского обращения серебряной монеты.
Был когда-то в Вильно начальник жандармского управления Василий Алексеевич фон Роткирх. Кроме обыкновенных жандармских дел было у него и хобби — литература. Переводил он Мицкевича, Дюма-пера, Крашевского, инсценировал для любительского театра Бестужева-Марлинского, писал статьи по литовской мифологии… Согласитесь, не совсем жандармский набор. Ну, кто молод не был?! А под старость написал он чрезвычайно интересные "Воспоминания Теобальда" о всяких курьезных происшествиях и издал их в малом количестве экземпляров не для продажи, а дарить друзьям. Среди прочих эпизодов один называется "Динабургская старина" и речь в нем о деньгах. Вот что он пишет среди прочего: