Пол Маккартни. Биография

В ноябре 1956 года Пол был среди публики, пришедшей на концерт, который Лонни Донеган давал в ливерпульском зале “Эмпайр тиэтр”. Перед началом он слонялся неподалеку от служебного входа в надежде мельком увидеть Донегана, когда тот приедет на репетицию. Несколько местных фабричных убежали с работы с тем же намерением; Донеган остановился перемолвиться с ними парой слов и, узнав о незаконной отлучке, написал записку их бригадиру с просьбой не наказывать парней из-за него. На Пола, ожидавшего, что звезды в переносном смысле так же холодны и далеки, как настоящие, приветливое и человеческое обхождение Донегана с поклонниками произвело глубокое впечатление.

К тому времени “король скиффла” расстался с последними внешними признаками бродяг тридцатых годов на своих концертах и исполнял голоштанный репертуар Ледбелли и Вуди Гатри, будучи при черном галстуке и в сопровождении трио в смокингах, среди которых был виртуоз электрогитары Денни Райт. Соприкоснувшись с этим изысканным шиком, Пол, подобно своему тезке на пути в Дамаск, пережил момент обращения; с этого момента он сам возжаждал петь и играть на гитаре – что было невозможно для человека с трубой. Поэтому после концерта Донегана он спросил своего отца, нельзя ли обменять его деньрожденный подарок на нечто более полезное. Джиму Маккартни, как и всем музыкантам его поколения, рок-н-ролл и скиффл представлялись сплошной нечленораздельной какофонией. Однако, вспомнив, как его собственный отец, тубист духового оркестра, когда-то смеялся над его любовью к джазу и свингу, он решил проявить терпимость. В итоге Пол вернул трубу в музыкальный магазин Рашуорта и Дрейпера и выбрал вместо нее акустическую гитару Zenith: с эфами, расцветка рыжий “санберст”, цена 15 фунтов.

Учителем он взял Иэна Джеймса, во владении которого тогда уже был более совершенный инструмент – Rex с вырезом в корпусе, который давал возможность доставать самые звонкие ноты на нижних ладах. Иэн показал ему первые базовые однопальцевые аккорды, G и G7, и как настроить “Зенит” – что с его природным музыкальным слухом не составляло проблемы. Поначалу Пол играл как Иэн, с грифом, смотрящим влево, но для него это оказалось крайне тяжело и неудобно. Потом он случайно увидел фото американской кантри-звезды Слима Уитмена – такого же, как он, левши – и понял, что должен держать гитару наоборот, прижимая лады правой рукой и играя левой. Разумеется, из-за этого нижняя струна оказалась на месте верхней, так что ему пришлось вынуть все шесть струн и натянуть их в обратном порядке. Белая накладка на деке – по которой играющая рука скользит после звукоизвлечения – оказалась слишком прочно привинченной, и ее пришлось оставить на месте, вверх ногами.

Все это случилось меньше чем через месяц после смерти Мэри. Для Пола в его упрятанном от чужих глаз горе “Зенит” оказался шестиструнным спасением. Он играл на нем в любую улученную секунду, даже сидя в туалете – и внутреннем, и том, что во дворе. “Это стало у него манией… подчинило себе всю его жизнь, – вспоминает Майк Маккартни. – Гитара попала ему в руки в самый нужный момент и стала его убежищем”.

Он быстро начал подпевать своей игре, уже не подражая Элвису или Литтл Ричарду, а своим настоящим голосом. Голос был высоким и чистым, как ни у кого из тогдашних героев хит-парадов или вообще в поп-музыке, за исключением, пожалуй, джазового вокалиста Мела Торме. Плюс выяснилось, что при необходимости он способен придать ему немного наждачного рок-н-ролльного тембра.

Вдобавок он успел написать – или, как бы сказал его отец, “придумать” – одну песню. Носившая название “I Lost My Little Girl”, она выглядела обычным сочинением на тему разбитого подросткового сердца, но на самом деле была способом выплеснуть горе по поводу смерти матери. Она строилась на выученных у Иэна Джеймса аккордах, G, G7 и C, и именно Иэн был среди первых, кому он ее сыграл, сидя в своей спальне на Фортлин-роуд. “Это было сильное впечатление, – вспоминает Джеймс. – Я-то думал, что все песни сочиняют взрослые дяди с Тин-Пэн-элли[11]. Самому за такое взяться никому из моих знакомых даже в голову бы не пришло”.

Он хоть и был одержим гитарой, но не потерял интереса и к пианино, теперь вдруг оказавшемуся самым непрестижным среди инструментов. Он часто просил отца научить его, однако Джим, неизменно скромный и самокритичный, убеждал его, что научиться “как следует” можно, только если найти преподавателя и пройти все подготовительные стадии, которыми Пол пренебрег в детстве. Вспоминая пропахших камфорой старушек-учительниц, когда-то так ему не полюбившихся, на этот раз Пол позаботился о том, чтобы брать уроки у мужчины, и начал заниматься “с азов”, твердо решив к концу курса научиться читать ноты. Однако теперь ему было ничуть не интересней, чем в восьмилетнем возрасте, притом параллельно ему в голову приходили песни, для которых он всегда по наитию мог подобрать фортепианные аккорды. “Что-то заставляло меня все это придумывать, – вспоминал он, – неважно, насколько у меня хватало или не хватало умения”.

В кинотеатрах Мерсисайда теперь время от времени показывали и рок-н-ролльные фильмы, которые приходили из Америки. Они относились к категории так называемого “эксплуатационного кино” – состряпанные на скорую руку, в надежде заработать на очередной мании, пока ее не постигла ожидаемая участь. Большинство представляли собой дешевые черно-белые поделки, с неубедительным сюжетом и штампованными персонажами, служившими лишь как витрина для задействованных в фильме музыкальных исполнителей. Однако “Эта девушка не может иначе” (The Girl Can’t Help It), снятый в цветном формате “Синемаскоп” и шедший неограниченным прокатом по всей Великобритании летом 1957 года, оказался эксплуатационным фильмом, не похожим ни на один другой.

Предназначенный в первую очередь для демонстрации внушительных ста́тей Джейн Мэнсфилд, фильм был сатирой на рок-н-ролл с вставными номерами Литтл Ричарда, Фэтса Домино, Platters и Freddie Bell and the Bell Boys. Сексуальность, за которую осуждали эту музыку, присутствовала здесь в полной мере, однако в упаковке лукавой двусмысленности, как словесной, так и визуальной, она совершенно ускользала от цензоров. В самой знаменитой сцене, под закадровое звучание заглавной вещи в исполнении Литтл Ричарда, покачивающая бедрами Мэнсфилд идет по улице, причем у мужчин при виде ее лопаются стекла в очках, а молоко бьет оргазмической струей из бутылок.

Из музыкальных номеров в фильме два стали мгновенной классикой рок-н-ролла. Во-первых, “Be-Bop-A-Lula” Джина Винсента и его Blue Caps, первой рок-группы, в которой остальные члены выглядели не менее молодо и круто в своих голубых кепках, чем сам солист. Во-вторых, “Twenty Flight Rock” Эдди Кокрана, двойника Элвиса, одетого в тот самый свободный белый пиджак, игравшего на красной гитаре и, что было непривычно, умевшего подшучивать над собой: его подружка живет на верхнем этаже, лифт сломался, ему пришлось пешком преодолеть двадцать пролетов, и теперь у него подкашиваются ноги.

Пол с Иэном Джеймсом были среди первых выстроившихся в очередь на просмотр “Этой девушки”. Сразу после этого Иэн купил сингл с “Twenty Flight Rock” в магазине “Керрис” на Эллиот-стрит и ставил его раз за разом, пока не разобрал все гитарные аккорды, а Полу не удалось расшифровать и записать все слова. “После пары прогонов его затянуло, – вспоминает Джеймс. – Теперь он был Эдди Кокраном”.

В начале июля 1957 года Лонни Донеган снова попал в чарты и снова с двойным хитом: “Gamblin’ Man” и “Puttin’ On the Style”. Скиффл-группы возникали по всему Ливерпулю, но пока никто из них не стремился завербовать Пола, и он, казалось, тоже не торопился к кому-то присоединяться.

Айвен Воэн и Лен Гэрри, два мальчика, которых он знал по Институту, делили между собой басовые партии на ящике из-под чая в группе, называвшейся Quarrymen. “Айви”, известный умник из потока A, занимал особое место среди его друзей: у них было общее чувство юмора и общий день рождения, 18 июня. По случаю дом Айвена на Вейл-роуд в Вултоне выходил задами на дом лидера Quarrymen Джона Леннона, с которым тот тоже близко дружил.

11

Тин-Пэн-элли (англ. Tin Pan Alley, “Переулок дребезжащей посуды”) – собирательное название популярной музыки как коммерческой отрасли, первоначально относилось к улице в Нью-Йорке, где в начале XX века размещались музыкальные издательства.