Пол Маккартни. Биография

Душевный упадок Джима Маккартни продлился недолго. Похоронив Мэри – по католическому обряду, согласно ее предсмертной воле, – Джим вытер слезы и решительно приступил к своим новым обязанностям. После смерти матери Пол с Майклом какое-то время оставались в Хайтоне, у тети Джин и дяди Харри. Когда они вернулись на Фортлин-роуд, отец снова выглядел самим собой, тем же сдержанным джентльменом, что и прежде.

Учитывая его скромный заработок, не было и речи о том, чтоб нанять домработницу. Поэтому в пятьдесят пять лет ему пришлось самому научиться готовить и делать остальные домашние дела, которые мужчины его поколения, особенно на севере Англии, всегда считали “женской работой”. Сыновья, как настоящие бойскауты, помогали чем могли – Пол теперь был гордым обладателем “бивачной нашивки” за мастерство в разжигании костра и приготовлении на нем пищи. Многочисленные дяди и тети образовали единый фронт, поднимая дух осиротевшей семьи частыми визитами и приглашениями на трапезы. Каждый вторник Джин и Милли делали в доме генеральную уборку и готовили, чтобы по возвращении из школы Пола с Майком ждал горячий ужин.

Обстановке, которую создал Джим, может быть, не хватало уюта, но она никогда не была унылой. “У нас дома всегда смеялись, – говорит Майк Маккартни. – Всегда звучала музыка – либо папины пластинки, либо он сам за пианино, либо собирались родственники и распевали песни. На папу иногда находили мысли [о Мэри], но тут же была тетя Джин или кто-нибудь еще, и скоро все приходило в норму”.

В теперь уже исключительно мужской атмосфере Джим продолжал придерживаться многих гигиенических и медицинских правил, установленных Мэри под влиянием ее больничного опыта, – например, допускались только белые скатерти и полотенца, потому что цветные могли запачкаться незаметно для глаз. Он тоже заботился о питании сыновей, настаивая на здоровой диете с высоким содержанием клетчатки и ежедневно интересуясь, хорошо ли работает их кишечник. Также, в отличие от большинства холостяцких жилищ, в доме всегда пахло лавандой, которую Джим выращивал в своем садике и растирал пальцами, чтобы та дала аромат.

Осиротевшие семьи часто утешаются тем, что заводят собаку, однако Полу с Майком этого было не нужно: лай с территории соседнего полицейского училища не умолкал почти круглые сутки. На широком лугу позади их дома постоянно разыгрывалось какое-нибудь представление, будь то натаскивание собак или выездка осанистых полицейских лошадей. Там у всех на виду регулярно проводились конные занятия или проверка собак на исполнение команд, которая всегда заканчивалась упражнением, увиденным мальчиками в их первое утро, – преследованием беглеца, палящего из пистолета, которого немецкая овчарка догоняла, хватала за огромную рукавицу и валила на траву. Пол с Майком выставляли стулья на плоскую крышу бетонного сарая в садике и наслаждались бесплатным спектаклем. Пол особенно любил статных рыжих полицейских кобыл, функция которых в ту безмятежную пору в Ливерпуле была чисто церемониальной. Глядя, как они гордо переходят с одного аллюра на другой, он едва ли предполагал, что когда-нибудь сам заведет породистых лошадей и будет на них ездить.

Доучившись только до четырнадцати лет и почти всю жизнь проработав скромным торговцем хлопком, Джим Маккартни, человек широкого ума и богатой памяти, всегда стремился передать сыновьям свою тягу к знаниям. Он гордился своим словарным запасом и неукоснительно решал каждый кроссворд, приходящий с утренней Daily Express или вечерней Liverpool Echo. Когда попадалось незнакомое слово, он посылал мальчиков справиться о его написании в несколькотомной “Семейной энциклопедии Ньюнеса”, которая для него воплощала собой вместилище всей и всяческой учености. Как следствие, в Инни Пол был единственным среди одноклассников, кто знал, как пишется слово “phlegm”. Его двоюродный брат Берт Данер настолько заразился от Джима страстью к кроссвордам, что впоследствии сам стал их составителем.

Кроме того, Джим был кладезем пословиц и поговорок, которые в Ливерпуле иногда приобретают сюрреалистический налет: “Нет волос на груди у чайки”, “Это невозмороженно…”, “Давай руку, если тянет” (при пожатии руки), “От тебя толку, как от одноногого на чемпионате по пинанию задниц”. Если Пол или Майк не спешили с выполнением какого-нибудь скучного дела, их отец всегда отвечал: “С. С.” (“Сделай сразу”); если они ссорились из-за чего-то, он говорил им: “Бог с ним” (то есть “Не заводитесь”). Еще одна часто повторяемая фраза Джима сжато выражала его интеллигентный взгляд на вещи: “Две самые важные «-ости» в жизни – это «терпим-» и «умерен-»”.

“Папа навсегда вложил в нас, что в жизни необходимо чего-то добиться, – говорит Майк Маккартни. – Это была его мантра – вселить в нас уверенность, чтобы мы стремились вперед, сделали из себя что-то в этом большом мире”.

Но даже для такого неординарного мальчика, как Пол, мир в ту пору мог предложить мало что обнадеживающего или увлекательного. Британия середины пятидесятых, возможно, отличалась стабильностью, которой будут завидовать будущие поколения, однако обратной стороной была удушающая серость и предсказуемость. Англичане испытали достаточно сильных эмоций во время Второй мировой войны и теперь не желали ничего, кроме перспективы мирной жизни, в которой есть все удовольствия, недавно снятые с нормирования: яйца, масло, сахар.

Юное поколение и отдаленно не имело той власти, которую оно приобретет позже, – почти никто не считал юность каким-то особенным возрастом. Примерно в шестнадцать мальчики превращались в мужчин, а девочки в женщин: они одевались и говорили, как их родители, они усваивали те же ценности и искали тех же увеселений, а в скором времени приходил их черед завести семью и “остепениться”. Только студентам университетов и колледжей, крохотному меньшинству, позволялось растянуть переход от детства к зрелости, хотя и им по примеру взрослых приходилось носить твидовые пиджаки и старомодные платья.

В войну популярная музыка стала неотъемлемой частью повседневной жизни, однако она по-прежнему не была специально ориентирована на молодежь. Вещание Light Programme (“Легкой программы”) ВВС обеспечивало работой десятки танцевальных оркестров, звучавших исключительно в живом эфире, в программах с названиями, немного напоминавшими военное время: Calling All Forces (“Позывной всем войскам”), Workers’ Playtime (“Рабочий досуг”), Music While You Work (“Музыка в рабочий час”). Продажа пластинок уже превратилась в большой бизнес: в 1952 году New Musical Express начал публиковать “Первую дюжину”, а в 1954-м расширил ее до “Первой двадцатки”. Каждая новая песня одновременно издавалась в виде нот, чтобы ее, как в викторианские времена, можно было исполнять на пианино в гостиной.

Самыми популярными были хиты американских звезд эстрады – Гая Митчелла, Фрэнки Лэйна и Дорис Дэй, хотя английские подражатели Синатры Деннис Лотис и Дикки Валентайн тоже вдохновляли массы поклонниц. Круг самих песен – написанных теми самыми загадочными “профессионалами”, к которым Джим Маккартни питал такое уважение, – как правило, ограничивался псевдоитальянскими или псевдоирландскими балладами, темами из последних диснеевских фильмов и номерами-курьезами вроде “How Much Is That Doggie in the Window?”.

Несколько известных голосов были родом из Ливерпуля, в первую очередь Фрэнки Воэн, Майкл Холлидей и Лита Роза. Но, как и комикам, которыми город был более известен, – Роббу Уилтону, Томми Хэндли, Артуру Эски, – им советовали забыть ливерпульский акцент и никогда не упоминать на сцене о родном городе. Шоу-бизнес суеверно полагал, что любое яркое или востребованное явление должно иметь – или делать вид, что имеет – лондонское происхождение. Во всяком случае, оно никак не могло родиться в закопченном морском порту на берегах мутной реки, где-то далеко на северо-западе.

Подарком от отца на тринадцатый день рождения Пола стала труба. Инструмент, на котором Джим солировал до войны во главе собственного танцевального оркестрика, по-прежнему пользовался самым большим престижем на эстраде благодаря американцу Гарри Джеймсу и британцу Эдди Кэлверту, известному как “Человек с золотой трубой”. В 1955 году его инструментальная версия “Cherry Pink and Apple Blossom White” из фильма “Под водой!” продержалась четыре недели на верхней позиции только что рожденной британской “Первой двадцатки”.