Страница 4 из 5
Своя мера
Так или иначе – человека делают книги. Или их отсутствие. Иначе никак. Человек лепится буквами и страницами, как лепится глина руками гончара. Вернее, не буквами и страницами, а смыслами, которые в них живут и через них дышат. Есть и другие пути. Есть Авраам, говоривший с Богом и не читавший книг, потому что ему не была дарована письменность. Есть Антоний Великий, спросивший философов: «Что раньше – книги или ум?» «Ум, – отвечали философы. – Ведь из ума – книги». «Следовательно, – сказал Антоний, – очистившему ум не нужны пергаменты». Философы умолкли, умолкнем на время и мы.
Помолчав, продолжим. Антоний был прав. Дело только в мере человеческой. Один – глубокий колодец, каков Антоний. О нем будут писать книги, и он станет причиной появления обширной литературы. Но много ли таких, как Антоний? Опять помолчим. Таковых единицы в истории, не только в эпохе. Нельзя норму великих вменять в обязанность малым. Малые под нормой великих согнутся и переломятся, отчаются и взбунтуются. Не только святости не достигнут, но и элементарной человечности рискуют лишиться.
Малым нужна книга. Хорошая. Правильная. И не одна. Пусть Авраам книг не читал. Зато Моисей при дворе фараона уже читал, и ни одна из них не была божественного происхождения. А потом и писал, и диктовал, и заповедовал не отпускать Книгу Закона от очей во все дни. Потому что у всех разная мера.
Нельзя норму великих вменять в обязанность малым. Малые под нормой великих согнутся и переломятся. Не только святости не достигнут, но и элементарной человечности рискуют лишиться.
И если вы соберетесь в театр (только проверенный, ибо там всякое бывает), а вам с упреком скажут, что святой Серафим или Сергий в театр не ходили, то будьте спокойны. Отвечайте, что вы со святыми себя не сравниваете; что отцы в пустынях ели твердую пищу, а мы в городах едва молочную перевариваем. Говорите, что мы еще не в гору идем, а едва на ногах стоять учимся. Нам разжиженная эстетикой нравственная пища куда полезнее неподъемной подчас аскетики. На время, конечно. Не навсегда. Такова же и литература.
Надо читать!
Книга должна быть везде: в кармане плаща, на ночном столике, в бардачке автомобиля. И везде нужна Библия, но не всегда целиком. То, что «Библия» – это множественное число от слова «книга», то, что это не одна книга, а большое собрание различных книг, мы не всегда помним. Виной тому – дешевизна бумаги и ее тонкость, позволившая соединить под одной обложкой слова и Моисея, и Давида, и Сладчайшего Иисуса. Только Псалтирь как отдельную книгу мы воспринимаем привычно. Несправедливо. У меня есть карманное издание Соломоновых книг: Притчи, Песнь Песней, Проповедник. Ее удобно читать в транспорте или в парке на лавочке. Но этого мало. Хочется иметь небольшое по размеру издание Апокалипсиса. Именно эту книгу лучше всего читать вне дома. Однажды в Москве, на пути между Покровским монастырем и Афонским подворьем, я подумал, что по этому городу хорошо бы ходить с акафистником. Однажды в Риме, на развалинах форума, я подумал, что здесь нужно сидеть или бродить с томиком стихов. Однажды в Питере, в водовороте мостов и театров, среди хоровода статуй, я пожалел, что нет под рукой хорошего путеводителя. Но потом в Киеве, как-то раз под вечер, когда зажглись огни и пересох поток автомобилей, захотелось читать именно Апокалипсис. По Киеву тоже можно ходить и с Часословом, и с акафистником, и со стихами, и с путеводителем. Но и в Киеве, и в Риме, и в Амстердаме, и в Москве необходимейшая книга – Апокалипсис.
Суть не в гаданиях о том, выполз ли уже на берег из моря «зверь». И не в том, какие слова относятся к нашей эпохе, точнее: сказания Ангелу Филадельфийской Церкви. Суть не в страхе от того, что пророчества сбываются, а в том, что большие города – это широкие полотна вспомогательной информации для ощущения апокалиптических картин. Живи сейчас кто-то из великих отцов, его интерпретация Откровения пестрила бы окружающими фактами так, как сверкает и искрится от драгоценностей ювелирный магазин. Краткий слоган на рекламном щите, названия банков, выражение лица красотки на витрине стали бы расшифрованными знаками того, что видел когда-то Иоанн на Патмосе. Ходить по улицам большого города нужно, содержа в уме образы Откровения. Читать Откровение нужно, параллельно вникая в колонки ежедневных газет.
Жизнь нельзя отделить от книги, и книгу нельзя вырывать из жизни.
Я очень нуждаюсь в отдельном карманном издании Апокалипсиса. Иллюстраций не надо. Глаза людей в метро будут лучшими сопровождающими картинками. Пусть Псалтирь поется и Евангелие читается в храме, пусть Бытие читается у реки или в лесу, пусть в классе разбирается Книга Деяний. Апокалипсис пусть читается в час пик у окна в троллейбусе. Жизнь нельзя отделить от книги, и книгу нельзя вырывать из жизни. Хочешь или нет, нравится или не нравится, но серпантин истории разворачивается и, зацепившись за уличные фонари и ограды, повисает, как карнавальное украшение. Совершенно не скучно жить, если тебя везде окружают книги и особенно если прочитанное совпадает с увиденным.
Как читаешь и читаешь ли вообще?
Евангельскую притчу о милосердном самарянине предваряет диалог Христа с неким законником. Тот спросил: «Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Христос «же сказал ему: в законе что написано? как читаешь?» А тот в свою очередь «сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя» (Лк 10:25–27).
Для нас важен двойной вопрос Христа. Не просто «что написано в законе?», но еще и «как читаешь?» Закон ведь написан хитро. Он дан не как кодекс, а как ребус. И его необходимо правильно читать. В противном случае можно вывести из него, что душе угодно, и подкрепить цитатой. Но это будет не тот образ чтения.
Привычная для христианского уха и глаза двойная заповедь о любви к Богу и ближнему человеку не прописана в законе черным по белому. Ее предстояло найти, открыть в процессе многолетнего труда всей общины, всего народа.
Вот слова о любви к Богу есть во Второзаконии: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими» (Втор 6:4–5). Но там нет нигде рядом слов о любви к ближним. Их предстояло найти.
Слова о любви к ближнему находим в Книге Левит (сложнейшей, полной обрядовых предписаний, невозможных ныне по причине отсутствия ветхозаветного храма). «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя. Я Господь» (Лев 19:18).
Совершенно разные отрывки в море Писаний. Никакой непосредственной, изначально данной связи. Но вот они кем-то найдены и соединены воедино. Затем находка превращена в учение, и учение широко преподается. Оно правильное. Очевидно, были иные, неправильные находки и ошибочные доктрины. Отсюда вопрос: как читаешь?
То, что мы легко и просто соединяем, нашли и соединили до нас. Нам многое разжевано и в рот положено. Чтобы славословие Единосущной и Нераздельной Троице произносилось всюду легко и привычно, нужно было столетиями бороться за чистоту молящегося и славословящего ума таким гигантам, как Василий Великий и Григорий Богослов. Также и привычное понимание заповедей выношено древними и подарено нам. Изобретать все заново не нужно, но отдать должное труду предшественников необходимо.
Христос хвалил веру фарисеев, но не велел поступать по их делам. По сути, упрекал их за лицемерие. В то же время саддукеев вообще не хвалил. У тех и вера была крива, и жизнь – соответственно. Нужно серьезно разбираться в вопросе, чья вера хороша при недостатках в образе жизни, а у кого-то – и то прогнило. Если в этом не разбираться, нарушится заповедь о лжесвидетельстве.