Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 47

– Это куда? – не понял Збандуто.

– В спортклуб. Приходи в пятницу к шести.

Остающиеся до назначенного срока дни Збандуто перепродавал у кинотеатра билеты. В пятницу переступил порог зала, где тренировались на турнике, спортивных снарядах ровесники, среди них Дима, который отрабатывал «мостик». Дима подмигнул Сашке, послал в раздевалку надеть спортивную форму. В тот день Збандуто занимался до седьмого пота. Новый знакомый учил становиться на голову, крутить «колесо», поднимал на вытянутых руках. После тренировки пригласил к себе в рабочее общежитие, где на стенах висели грамоты, вымпелы, медали, полученные на различных соревнованиях.

– Не надоело черт знает чем заниматься: «подвиги» приведут в тюрьму, завязывай с криминалом, – посоветовал Дима и отвел Збандуто на завод. Не имеющего профессии оформили учеником, потом подручным. Со временем новый рабочий получил вкус к слесарному делу и с нетерпением ожидал занятий в секции.

Однажды, когда шла шлифовка кульбита, к парням подошел импозантный человек, представился режиссером цирка, предложил сменить профессию:

– После доработки, шлифовки может получиться классный номер, украшение программы.

Началась работа по утрам в манеже, вечерами номер показывали на концертах в клубах, дворцах культуры. Юношей аттестовали, приняли в штат цирка, отправили в первые гастроли. О будущем, когда сдадут мышцы, мускулы, неизбежная старость и придется уйти из циркового искусства, «братья» не думали. Цирк с его огнями, музыкой, овациями публики захлестнул. Сашка с Димой уже не представляли себе иную жизнь. Казалось, в блистательном мире риска, храбрости, ловкости они живут давным-давно. А то, что рядом с волшебством уживается невидимая посторонним адская шлифовка каждого трюка, было даже интересно. «Братья Федотовы» полюбили утренний класс-разминку, когда укрепляли лонжу[5], выдавали «арабское колесо» в таком бешеном темпе, что у товарищей за манежем рябило в глазах…

…Дима разминался – подпрыгивал, массировал икры ног, то же стал делать Сашка.

– У Люськи снова глаза на мокром месте, – пожаловался Дима.

Збандуто мрачно изрек:

– Давно пора набить Али морду, чтобы не мучил жену ревностью.

Дима хотел предложить иной способ утихомирить ревнивца, поговорить с ним по-мужски, потребовать не играть на нервах у жены перед работой, но не успел: за форгангом раздался хорошо поставленный голос инспектора манежа, объявлявший выступление парных акробатов.

– Пошли! – приказал Дима.

Бархатный занавес пополз в стороны. Оркестр заиграл русскую плясовую, и «Братья Федотовы» выбежали навстречу ослепительным лучам прожекторов.

Виталий Малышев

Стоило акробатам отработать финальную композицию, раскланяться, отступить к форгангу, как в манеж, срывая на ходу с головы клетчатую фуражку с громадным козырьком, выбежал коверный.

– А вот и я, всем здрасьте! – выкрикнул Виталий Сергеевич и стал работать антре[6], старое, «с бородой» классическое, во все времена отлично принимаемое публикой, вызывающее дружный смех и тот настрой, с каким артистам легче работать.

Первый выход длился три минуты – клоун веселил публику, пока униформисты готовили манеж для следующего номера. За считанные минуты Малышев показывал погоню за инспектором, ставил подножку униформисту, выдавал струи «слез», жонглировал фуражкой и башмаками и, ставя точку в антре, терял штаны, вдевал ноги в одну штанину, бегал за гусем, который уносил в клюве фуражку.

– Классно работает, любо-дорого смотреть! – восторгались артисты. – Одно слово – мастер высшей пробы, дважды заслуженный!





Первое почетное звание клоун получил на свое пятидесятилетие, второе, к неописуемому удивлению, свалилось как снег на голову во время гастролей в столице автономной республики. На одно представление в директорской ложе появилось весьма важное лицо: глава местного правительства с заместителями. Гастроли приурочивались к годовщине вхождения республики в Россию, представление так понравилось гостям, что на следующий день первый человек предложил удостоить клоуна почетным званием:

– Смеялся так, как никогда прежде, это большой мастер, замечательный артист. Все мы получили громадное удовольствие. Пусть носит звание нашей республики, что укрепит ее авторитет.

Сказано – сделано, Малышев получил второе звание на радость друзьям, назло завистникам, которых с избытком в любом творческом коллективе. Главным завистником оказался дрессировщик группы экзотических животных, чьи страусы, павлины, пеликаны работали из рук вон скверно, часто выходили из повиновения во время выступления – вытворяли в манеже что им вздумается; приходилось исключать номер из программы, ставить его на репетиционный период, к концу которого упрямые страусы, пеликаны, павлины работали не лучше. Тем не менее дрессировщик не забывал в каждом новом городе рассылать приглашения в цирк влиятельным личностям. Начальники разных рангов вместо себя, как правило, посылали на представление родственников или секретаршу, которые на следующий день больше хвалили экзотических животных, нежели артиста. Дрессировщик взял за правило приглашать в ресторан журналистов, щедро угощал, и газетчики расплачивались рецензиями, превозносили талант повелителя птиц, зверей из африканских и азиатских стран. Когда статей собралось достаточно, дрессировщик отнес их в главк начальнику, и тот сдался, представил артиста к званию…

Как первое, так и второе звание Малышев отметил в служебном буфете. Выпито и наговорено было достаточно много. Разошлись поздно и утром явились на репетицию вялыми, сонными, директор принял соломоново решение – закрыл глаза на нарушение режима.

Малышев работал все первое отделение, заполняя паузы. Вначале давал антре, затем репризы, показывал буффонаду. В совершенстве владея комедийной техникой, гротесковым гримом, используя различные аксессуары – громадную булавку, стреляющий конфетти башмак, извергающий струю воды фотоаппарат, работал с полной отдачей.

Приезжая в новый в цирковом конвейере город, просил администратора поселять его рядом с Будушевской.

– Вам номер на двоих? – уточнял администратор, но в ответ слышал:

– Нет.

Ни Ирина Казимировна, ни Виталий Сергеевич не делали тайны из своей дружбы, не обращая внимания на смешки за спиной: некоторых артистов удивляло ухаживание клоуна за «собачницей». Со стороны два немолодых человека выглядели трогательно и чуть-чуть смешно, особенно, когда при посторонних называли друг друга Ирочкой и Виталиком.

– Чего, спрашивается, тянут волынку? – удивлялись вокруг. – Давно бы поженились и дело с концом. Свадьбу бы им закатили такую, что цирк закачался, а они ведут себя, как дети, которые боятся мамы.

Чтобы прекратить разговоры о старых артистах, руководитель номера жонглеров на свободной проволоке Илияс Мамедович Арзуманов переводил разговор на другую тему, например, сердился, что никто не контролирует работу городских касс:

– Иду мимо сквера, где одна из касс цирка, а в окошке листок «Буду через 20 минут». Для интереса стал ждать, спустя полчаса терпение иссякло и ушел. А потом жалуемся, что люди охладели к нашему искусству!

Арзуманов, знакомый с Будушевской и Малышевым еще с довоенных лет, был в курсе их отношений, уважал бывшую акробатку и клоуна.

Они встретились будучи молодыми, полными сил, желания удивить мастерством мир. Как все дебютанты, пугались зрителей, пьянели от бродивших за кулисами стойких запахов конюшни. Стесняющийся высказать свои чувства, Малышев робко оказывал внимание элегантной, безукоризненно сложенной акробатке, та принимала все как само собой разумеющееся, привыкнув быть в центре внимания, иметь поклонников. Ухаживал Малышев довольно странно, не признавался в любви (впрочем, Будушевская знала это без слов), не водил в ресторан, не засыпал цветами, но в отличие от других влюбленных делал куда более важное. Клоун придумал репризу, в результате которой воздушная гимнастка получала необходимый короткий отдых после головокружительных трюков под куполом, лез по веревочной лестнице, путался ногами, повисал вниз головой, что приводило в восторг зрителей.

5

Лонжа – приспособление, обеспечивающее безопасность артиста, страхующее при исполнении опасного трюка.

6

Антре – выход клоуна с самостоятельным номером, разговорной или пантомимической сценкой, вид цирковой драматургии.