Страница 19 из 22
Итак, в США, России и Европе похоронные ритуалы, как гражданские, так и религиозные, становятся все более и более индивидуализированными, утрачивая бывшее традиционное единство: «В то время как профессионалы пока еще играют значительную роль [в определении формы конкретной похоронной церемонии], начиная с 1980‐х годов и далее все чаще решение относительно специфики определенного ритуала принимается самими скорбящими»236. Перемены в этом самом консервативном из ритуалов столь стремительны, что людям приходится быстро приобретать знания и навыки. «Поскольку наше современное общество утратило понимание того, как правильно провожать человека в последний путь, для многих скорбящих процесс усвоения новых знаний в этой области в период безутешного горя становится весьма мучительным»237.
Изобретение новых похоронных обрядов прямо на наших глазах ясно подтверждает наличие повышенного общественного интереса к тематике смерти, а также тот факт, что существовавшие прежде стандарты не соответствуют новому пониманию смерти и умирания238. По мнению антропологов, изменения в похоронных ритуалах могут быть связаны с парадигматическим сдвигом в понимании смысла смерти239. Археологи и историки, изучающие дописьменные цивилизации, считают, что изменения в погребальных обрядах часто являются главным показателем смены культур. Вполне возможно, что революционные перемены в погребальных обрядах свидетельствуют о том, что наше общество проходит через очень серьезные культурные преобразования, которые, как я показываю в этой книге, связаны с переменами в восприятии таких понятий, как «смерть», «человек» и «бессмертие».
Язык Смерти
Для того чтобы в полной мере оценить масштаб и многообразие проявлений танатопатии в Америке и России, надо понять, что же именно происходит в этой области помимо изменений в похоронных обрядах. На волне увлеченности темой смерти появился набор слов и терминов, используемых при обсуждении различных практик, связанных со смертью. Эта удивительная концептуальная продуктивность танатопатии особенно поражает потому, что для нашего времени характерно так называемое «молчание интеллектуалов»240.
Еще двадцать лет назад таких понятий, как танатофилия (особая тяга к могилам и кладбищам), танатотуризм, танатография, танатовосприимчивость, попросту не существовало. Все они – порождение современного интереса к смерти, ее притягательности. Обилие такого рода терминов говорит о наличии новых социальных и культурных практик и о том, где они оказались востребованными. В течение последних десятилетий появились новые области исследований и новые виды услуг, напрямую зависящие от все более возрастающего спроса на «смертельную» тематику.
Прежде вопросы, связанные со смертью и смертностью, находились в сфере изучения демографов. Социологи, психологи и философы традиционно занимались соответствующими аспектами тематики смерти. Однако за последние десятилетия исследования смерти (Death Studies), исследования смертности (Mortality Studies) и танатология (Thanatology) сформировали академическое поле241. (При этом исследователи отдают себе отчет, что смерть как особая область знания может «показаться странной непосвященным»242.) По этой тематике проводятся многочисленные коллоквиумы и симпозиумы; танатологические сообщества и сообщества исследователей смерти соперничают друг с другом за количество членов. Эти исследования прочно вошли в повестку дня филантропических организаций по всему миру243.
Влияние этого тренда на образование тоже весьма велико. К концу 2000‐х годов в обязательной программе средних школ в США появился такой предмет, как «обучение в области смерти» (Death education)244. Высшее образование предусматривает выдачу «танатологических дипломов». Выпускник может подыскать «танатологическую работу» и сделать «танатологическую карьеру». Среди недавних новшеств в образовательной сфере – танатотехнология (разновидность коммуникативной технологии, призванная обучить адекватному пониманию различных аспектов, связанных со смертью, а также способности справиться с горечью утраты)245.
Появился принципиально новый сегмент в туристической индустрии – танатотуризм (так называемый «черный туризм»)246. Путешественники посещают места, где в свое время происходили различные трагедии – убийства, массовые преступления против человечества и так далее. Среди популярных маршрутов – место гибели президента Кеннеди в Далласе, бывшие тюрьмы Европы, мемориальный парк и музей в Хиросиме, украинский Чернобыль, бывший концлагерь Аушвиц в Польше. В исследовании 2003 года Кейт Даркин говорит об этом термине как о новшестве: «Некоторые исследователи склонны использовать термин „черный туризм“, когда речь идет о коммерциализации тех точек земного шара, где происходили массовые убийства и катастрофы»247. Теперь же это одно из основных понятий – как в туристическом бизнесе, так и в исследованиях, связанных с тематикой смерти.
Еще одна совершенно новая, но быстро растущая отрасль – торговля сувенирами, коллекционными предметами, связанными с серийными убийствами или произведенными серийными убийцами («murderabilia»). По мнению Рикарды Видаль, покупатели такого рода продукции соучаствуют в процессе трансгрессии убийства248. Увлеченность смертью породила некоторые другие культурные феномены – например, танатографию (подробное описание предсмертных симптомов и мыслей умирающего), которая в последнее время превратилась в самостоятельный жанр249. Популярность темы «смерть» нашла отражение и в юморе. Если в России черный юмор давно был важной культурной составляющей, то в 1980‐е годы его волна захлестнула Америку250. В США и России тематика смерти проявляется в различных субкультурах. В частности, представители молодежных группировок готы и эмо фиксируют внимание на всем мрачном, ужасающем, самоубийственном и беспросветном. Уместно здесь также упомянуть субкультуру ролевых игр и современную рок-музыку (в особенности «готическую»). В песенном жанре тема смерти присутствовала всегда, так что в этом вряд ли можно увидеть доказательство распространения танатопатии. Вместе с тем такие направления, как готический рок, хеви-метал и рэп (их корни восходят к 1970‐м), буквально зациклены на смерти.
Возникновение новой терминологии, появление новых видов развлекательной индустрии и т. д. не противоречит отрицанию смерти, о котором говорилось выше. Хотя смерть отрицается как часть жизненного и социального опыта, это не является помехой для растущего интереса к ней. Смерть воспринимается как развлечение, своего рода потребительский товар. Итак, с одной стороны, налицо увлеченность этой темой во всем многообразии ее проявлений; с другой – полнейшее замешательство и смятение при попытке осмыслить, что такое смерть и что происходит после смерти. Колин Мюррей Паркс, известный британский ученый, специалист по психологическим травмам детства, связанным с тяжелыми утратами, говорит о категорическом отсутствии четкой системы, разъясняющей, что есть смерть:
Когда в поле нашего внимания оказывается реальная смерть, мы испытываем сильнейший стресс, ибо у нас отсутствует система верований и схема понимания этого события, которые помогли бы придать ей смысл. Поэтому опыт утраты оказывает сокрушительное воздействие на наше восприятие смысла жизни251.
236
Heessels M. Every Funeral Unique in (Y)our Way. P. 125.
237
Slocum J., Carlso L. Final Rights. P. 129.
238
О степени изменений в «смыслообразующих практиках» см.: The Social Construction of Death: Interdisciplinary Perspective / Ed. L. Van Brussel, N. Carpentier. London: Palgrave, 2014.
239
Об «экологических захоронениях» как обряде, идущем вразрез со всей западной похоронной традицией, см.: Davies D. A Brief History of Death. Hoboken, NJ: Wiley-Blackwell, 2005. P. 169. См. также: Davies D. Death, Ritual and Belief. London: Continuum International, 2002. В качестве примера того, как выглядит место естественного («зеленого») захоронения в США, см.: http://natural-burial.typepad.com/.a/6a00d83534a43169e2011168ff649f970c-pi; см. также красноречивый рекламный флаер «Утилизируй меня!» – http://environmental.lilithezine.com/Green-Burials.html.
240
За последние три десятилетия общественные и гуманитарные науки сбавили темпы генерирования идей и понятий, способных объяснить, что происходит в современном обществе, и увлечь как ученых, так и широкую публику. (О молчании интеллектуалов см.: Mongin O. Face au scepticisme.) Это выражается в использовании старых понятий с добавлением префиксов пост-, нео-, мета- и т. д. Наш интеллектуальный мир изобилует такими «подержанными» понятиями, как посткоммунизм, постмодернизм, постструктурализм, неолиберализм, неомедиевизм. См.: Khapaeva D. Break of Language: A Russian French Comparison // Journal of Russian Communications. 2011. 4, nos. 1/2. P. 94–113.
241
О формировании танатологии как академической науки и о первых танатологических журналах, появившихся в 1970‐е годы, см.: Leming M. R., Dickinson J. E. Understanding Dying. Р. 1. «Вопреки – а возможно и благодаря – существующей в Америке тенденции избегать разговоров о смерти или подготовке к ней, „американский образ смерти“, а также „смерть и умирание“ стали популярными темами, повышающими рейтинги книг, и нерестилищем университетских курсов» (Grimes R. L. Deeply into the Bone. P. 259).
242
«Если смерть часто воспринимается людьми как нечто странное, то и с чуть более абстрактным понятием смертности та же история, равно как и с развивающейся сферой „изучения смерти“» (Davies D., Park Chang-Won. Emotion, Identity, and Death: Mortality across Disciplines. P. 5).
243
В частности, Проект изучения смерти в Америке, программа Института «Открытое общество», основанного Джорджем Соросом, 2001–2003. C. 5 (www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/a_complete_7.pdf).
244
Understanding Dying, Death, and Bereavement. P. 12.
245
Об аккаунтах с поминальным статусом в Фейсбуке, о виртуальном наследовании и онлайновых образовательных ресурсах см.: Dying, Death, and Grief in an Online Universe: For Counselors and Educators / Ed. C. Sofka, K. Gilbert, I. C. Noppe. New York: Springer Publishing, 2012.
246
Stone Ph. R. Dark Tourism Experience: Mediating Between Life and Death // Tourist Experience: Contemporary Perspectives (Advances in Tourism) / Ed. R. Sharpley and Ph. R. Stone. Oxford: Routledge, 2010; The Darker Side of Travel: The Theory and Practice of Dark Tourism / Ed. R. Sharpley, Ph. R. Stone. Bristol: Cha
247
Durkin K. F. Death, Dying, and the Dead in Popular Culture. P. 46.
248
Vidal R. Death and Visual Culture // The Power of Death: Contemporary Reflections on Death in Western Society / Ed. M.-J. Blanco and R. Vidal. New York: Berghahn Books, 2014. P. 115–126.
249
Как, например, в Mitch Albom’s Tuesdays with Morrie. New York: Broadway Books, 2002.
250
О черном юморе в Америке см.: Durkin K. F. Death, Dying, and the Dead in Popular Culture. P. 46. См. также: Blank T. J. The Last Laugh: Folk Humor, Celebrity Culture, and Mass-Mediated Disasters in the Digital Age (Folklore Studies in a Multicultural World). Madison: University of Wisconsin Press, 2013. Неизменное присутствие черного юмора в Советской России может быть связано с циничным контрастом между оптимистичной нормативностью советской пропаганды, официально провозглашенной «веселой жизнью» («Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее», – объявил Сталин в выступлении на Первом всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 года), массовыми репрессиями и систематическим массовым разложением населения СССР советским режимом. Черный юмор находился в оппозиции к официальному советскому дискурсу, подчеркивая те аспекты советской жизни, которые противоречили образу «всенародного счастья» при советской власти.
251
Parkes C. M. Conclusions II: Attachments and Losses in Cross-Cultural Perspectives // Death and Bereavement Across Cultures / Ed. C. M. Parkes, P. Laungani, and W. Young. London: Routledge, 2003. P. 234.